Отыскал двух-трех из бывших своих деревенских приятелей,
теперьужебородатыхизаматерелыхмужиков,давно женатых и наделенных
кучеюдетей.Походил он опять по саду, побродил возле опустелой после зимы
барскойвинокурнив конце села, оттуда слышалась музыка, скрипки, кларнеты
идажебарабан! там обучался оркестр; видел издали Илья выход на громадный
хлебныйток,такназываемойбарщины,толпыработниковиработницс
очереднойполовинысела.Подвечер он разыскал место былого двора и хаты
отца,кудаон,вовремяоно,забитымиголоднымребенкомбегалс
господскогодвора.ОннашелэтоместонаОкнине, на окраине небольшой
луговины,углухогоконцасела.Окнинойона называлась от просветов на
землемножествастуденыхключей, бивших сквозь траву у скатов того самого
косогора,покоторому было раскинуто село и где стоял особняком господский
дворисад. Вода здесь была необыкновенно холодна, чиста, вкусна и полезна
длярастительности.Стаиптицпостояннороились над бархатною, густою и
яркоюзеленьюлуговины,-водилисьвнейивсякими стонами и криками
наполнялиздесьсвежийвоздух."Эх,батюшка!вотбыгденамгнездо
постоянноесвить, на старом-то бы месте, а не под барским домом!" - подумал
Илья,рассматриваябылоесвое пепелище, где торчала только груда кирпичей
бывшейпечки, валялось несколько черепков да росли три-четыре обломанные, а
некогда развесистые вербы.
Окнинабыласейчасзаканавойсада,стойстороны,гдев саду
начиналасьужедичьиглушь и где росли одни ольхи да лозы, вечно полные
стаями крикливых ворон и задорных кобчиков.
ПозднопришелИлья в отцовское помещение. Конторский чай он пропустил
иедвазахватилсамыйужин. К старику Роману приходили опять озабоченные
лицаза приказом. Видно было, что приказчик строго вел себя с подчиненными.
"Игдеотецэтойважностинабрался?Каков!Точносудьякакойили
заседатель!"-думалИлья.Мать скоро легла спать. Роман ушел в комнату,
соседнююстою, где жил, и долго сидел там один, вздыхая и тихо пощелкивая
костяшкамисчетов.Власик, набегавшись за день, как упал в свой тулупчик у
печки, так там и заснул. Скоро заснул и Илья.
Надругойдень Илья проснулся рано. Это было воскресенье. Отец ушел в
церковь;матери тоже не было. Власик чистил какой-то таз, пыхтел и возился,
опять весь взъерошенный, веселый и проворный, как мышонок.
-ДядяИлья!вастам в саду, возле мостка, человек один дожидает! -
сказалВласик,шевелябольшимисквознымиушами, подмигивая и добродушно
посмеиваясь.
- Кто такой?
-Не знаю! - Власик смеялся и оттого, что в конторе было новое лицо, и
оттого, что на дворе было светло и его манило самого туда.
Ильяумылся,оделсяивышелвсад.
Вконцекленовойдороги
прогуливалсяхудощавыйчеловеквпальтоив картузе, держа одну руку в
кармане,адругую- за лацканом. Подойдя к нему, Илья не знал, снимать ли
перед ним шапку или нет.
- Илья Романыч? - спросил тот.
- Точно так-с...
-Кирюшка-с!Япервая флейта в тутошнем оркестре-с!.. Вашу руку!.. Я
КирюшкаБезуглый.Позвольтемне-сотвсегоусердия взять вас за руку и
поблагодарить-с!
- За что же? Я не знаю вовсе вас...
-Вы спаситель моей Фроси... Как же-с! Из голубятника, от этого поляка
кровопийцы-с...Явсезнаюипо гроб моей жизни этого не забуду-с; нет,
нет-с, я вас обниму и того во веки веков не забуду!
Кириллокрепкообнял Илью. Серые, ленивые и тусклые его глаза глядели
добродушно, ласково.
-Вы,ИльяРоманыч,можносказать,спаслиотсущейгибелии
посрамленияменяиФросю.Неосвободивыее,утром бы ей барыня косу
отрезала-с,это беспременно! А не то послала бы в стан... Нас, так сказать,
этотобходзасталнаместе...Помняее девичий стыд и честь, я кинулся
бежать-не от трусости, но чтоб ее спасти. Мне что? А теперь все спасено,
и утром, на переборке, девушки сами Фроси не выдали.
-Ах,братец,ясамнедумал,- возразил Илья, польщенный такими
благодарностями господина, одетого в пальто.
-Нет! Уж вы меня извините, а я привел сюда и моего друга, Саввушку-с,
тоженашегомузыканта.Мы из здешнего оркестра. Савка, а Савка! Саввушка!
Выходи сюда!
Изкустовцветущегодревесногожасминаподнялсядругой, еще более
сухощавыйичахлыйчеловек,тожевпальто и в фуражке. Этот был на вид
совершенночахоточный.Бледныевпалыеего щеки и мертвенно тусклые глаза
резко оттенялись черными густыми бровями и маленькими шелковистыми усиками.
-Саввушка,благодариих. Вот Илья Романыч спас мою Фросю. Кланяйся,
да ну же, кланяйся! Этого вовеки я не забуду.
Саввушка и Кирилло снова поклонились Илье.
- Ах, братцы! да что вы! Да я сам...
-Нет,нет!Инесмейтевспоминатьи беспокоиться. Мы ваши слуги
отныне. Папироски курите?
- Нет... курил, да бросил.
- Ну, мы сами покурим. Позволяете?
- Ах, помилуйте. Почему ж?
-Мы отойдем сюда к сторонке, к канавам-то. Понимаете? Чтоб из дому не
было видно - от вашего батюшки-с...
Новыезнакомцыотошликконцусада, к вербам. Кирилло достал из-за
пазухипотертуюсигарочницу.Онвообщевелсебяразвязно,к Саввушке
относилсяшутя,ак новому приятелю весьма дружелюбно. На обеих руках его
былиперстни. Саввушка шел молча, тоскливо вздыхая и грустно посматривая по
сторонам.
-Высотцомсвоимкак?-спросилКирилло,с важностью умелого
закуривая сделанную им самим папироску.