..внем
говорится о высшей строгости, о розыске с пристрастием.
- Айв самом деле! - смекнул растерявшийся князь, вообще неохотникдо
крутых и жестоких мер. - Попробовать разве? Хуже не будет!
- Именем ее величества,-строгообъявилфельдмаршалкомендантув
присутствии пленницы, - ввиду ее запирательства-отобратьунеевсе,
кроме необходимой одежды и постели, слышите ли, все... книги,прочиетам
вещи, - а если и тут не одумается - держать ее на пище прочих арестантов.
Распоряжениекнязябылоисполнено.Привыкшейкнегеироскоши,
избалованной, хворой женщине стали носить черный хлеб, солдатскиекашуи
щи.Она,голодная,почасампросиживаланаддеревянноюмиской,не
притрагиваясь к ней и обливаясь слезами.НапутивРоссию,уберегов
Голландии, где эскадра запасалась провизией, арестантка случайно узнала из
попавшегокнейвкаютугазетноголисткавсепрошлоеОрловаис
содроганием, с бешенством кляла себязато,какмоглаонадовериться
такому человеку. Ноявилосьещехудшеегоре.Вкомнаткуарестантки,
сменяясь по очереди, с некоторого времени деньиночьстановилисьдвое
часовых. Это приводило арестантку в неистовство.
- Покайтесь, - убеждал, навещая ее, Голицын, - мне жаль вас, иначевам
не ждать помилования.
- Всякие мучения, самое смерть, господин фельдмаршал, всеяприму,-
ответила пленница, - но вы ошибаетесь... ничто не принудитменяотречься
от моих показаний.
- Подумайте...
- Бог свидетель, мои страдания падут на головы мучителей.
- Одумается, ваше сиятельство! - шептал,роясьприэтомвбумагах,
Ушаков. - Еще опыт, и изволите увидеть...
Опыт был произведен. Он состоял в грубой сермяге, сменившейнаплечах
княжны ее ночной, венецианский шелковый пеньюар.
- Великий боже! Ты свидетель моих помыслов! -молиласьарестантка.-
Что мне делать, как быть? Я прежде слепо верила в своепрошлое;ономне
казалось таким обычным, я привыкла к нему, к мыслям о нем. Ни изменатого
изверга, ни арест не изменили моихубеждений.Ихнепоколеблетиэта
страшная, железная, добивающая меня тюрьма. Смерть близится. Матерь божия,
младенец Иисус! Кто подкрепит, вразумит и спасет меня... отэтогоужаса,
от этой тюрьмы?
В конце июня, в холодный и дождливый вечер, в Петропавловскуюкрепость
подъехаланаемнаякаретасопущеннымизанавесками.Изнее,у
комендантскогокрыльца,вышелграфАлексейГригорьевичОрлов.Через
полчасаониобер-коменданткрепостиАндрейГавриловичЧернышев
направились в Алексеевский равелин.
- Плоха, - сказал по пути обер-комендант, - уж так-то плоха; особенно с
этою сыростью; вчера, ваше сиятельство, молила дать ей собственнуюодежду
и книги - уважили...
Часовых из комнаты княжны вызвали. Туда, без провожатых,вошелОрлов.
..
Часовых из комнаты княжны вызвали. Туда, без провожатых,вошелОрлов.
Чернышев остался за дверью.
В вечернем полумраке граф струдомразгляделневысокую,сдвумяв
углублении окнами, комнату.Врамахбылитемныежелезныерешетки.У
простенка, между двумя окнами, стояли два стула и небольшой стол, на столе
лежали книги, кое-какие вещи и прикрытаяполотенцеммискаснетронутою
едой. Вправо была расположена ширма, за ширмою стоялистоликсграфином
воды, стаканом и чашкой и под ситцевым пологом железная кровать.
На кровати, в белом капоте и белом чепце,лежала,прикрытаяголубою,
поношенного бархата, шубкой, бледная, казалось, мертвая женщина.
Орловбылпораженстрашноюхудобойэтой,ещенедавнопышной,
обворожительнойкрасавицы.ЕмувспомнилисьИталия,нежныеписьма,
страстные ухаживания, поездка в Ливорно, пир накораблеипереодетыев
старенькие церковные ризы Рибас и Христенек.
"И зачем я тогда разыграл эту комедию с венцом? - думал он. - Онаведь
уже была на корабле, в моих руках!"
В его мыслях живо изобразился устроенный им арест княжны.Онвспомнил
ее крики на палубе и через день посылку кнейчерезКонцоваписьмана
немецком языке с жалобою на свое собственное мнимое горе исклятвамив
преданности до гроба и любви.
"Ах, в каком мы несчастье, -писалонейтогда,подбираяльстивые
слова. - Оба мы арестованы, в цепях; но всемогущийбогнеоставитнас.
Вверимся ему. Как только получу свободу, буду вас искать по всему светуи
найду, чтобы вас охранять и вам вечно служить..."
"И я ее нашел, вот она!" - мыслил в невольном содрогании Орлов, стояу
порога. Он тихо ступил к ширме.
Пленница на шорох открыла глаза, вгляделась в вошедшего и приподнялась.
Прядь светло-русых, некогда пышных волос выбилась из-под чепца, полузакрыв
искаженное болезнью и гневом лицо.
- Вы?.. вы?.. в этой комнате... уменя!-вскрикнулакняжна,узнав
вошедшегоипростираяпередсобойруки,точноотгоняястрашный,
безобразный призрак.
Орлов стоял неподвижно.
23
Слова рвались с языка пленницы и бессильно замирали.
Отшатнувшись на кроватикстене,онасверкающимиглазамипожирала
Орлова, с испугом глядевшего на нее.
- Мы обвенчаны, не правда ли? ха-ха! ведь мы жена и муж?-заговорила
она, страшным кашлем поборов презрительное негодование. - Где жевыбыли
столько времени? Вы клялись, я вас ждала.
- Послушайте, - тихо сказал Орлов,-небудемвспоминатьпрошлого,
продолжать комедию. Вы давно, без сомнения, поняли, что я верный рабмоей
государыни и что я только исполнял ее повеления.
- Злодейство, обман! - вскрикнула арестантка. -Никогданеповерю...
Слышите ли, никогда могучая русскаяимператрицанеприбегнетктакому
вероломству.
- Клянусь, это был ее приказ.