Вбумагахкняжны
говорится о яде, обегствеизСибиривПерсию,потомвГерманиюи
Францию... Шуйские наших дней повторили старую трагедию; охраняя будтобы
государыню, они готовили, между тем, появление, на всякий случай,нового,
ими же спасенного выходца с того света.
Екатерине вспомнился в одном из писем Орлова намек о русском вояжире, а
именно об Иване Шувалове, который в то время еще находился в чужих краях.
- С вами не наговоришься, - сказала, вставая, Екатерина, - вашапамять
тот же неоцененный архив; а русская история, неправдали,какисама
Россия, любопытная и непочатая страна. Хороши наши нивы,бедатолькоот
множества сорных трав. Кстати... я все любуюсь вашими цветамииптицами.
Приезжайте в Царицыно. Гримм мне прислал семью прехорошеньких какаду. Один
все кричит: "Oui est verite?" [Где правда? (фр.)]
Отменно милостивопоблагодаривМиллера,императрицавозвратиласьв
Царицыно. Вскоре туда явился победитель при Чесме, Орлов.
Алексей Григорьевич не узнал двора. С новыми лицами были новые порядки.
Граф не сразу удостоился видеть государыню. Ему сказали, что ее величество
слегка недомогает.
Орлов смутился. Опытный в дворских нравах человек, он почуял немилость,
беду. Надобылопоправитьдело.АлексейГригорьевичнебезробости
обратился к некоторым из приближенных и решился искать аудиенции унового
светила, Потемкина. Их свидание было вежливо, но не радушно.Далекобыло
до прежней дружеской близости и простоты. Проговорили за полночь, но гость
чувствовал, что ему было сказано немного.
- Нынче все без меры, через край!-произнес,поповодучего-тои
мимоходом, Потемкин.
Задумался об этих словах Орлов: "Через край! Ведьионхватилнев
меру".
Наутро он былприглашенкгосударыне,которуюзасталзакупаньем
собачек. Мистер Том Андерсон уже был вынут из ванночки, вытерт и грелся, в
чепчике, под одеялом. Миссис Мими, его супруга, ещенаходиласьвванне.
Екатерина сидела, держа наготове другой чепчик и одеяло.Перекусихина,в
переднике, с засученными за локти рукавами, усердно терла собачку губкой с
мылом. Намоченная и вся белая от пены, Мими, завидя огромного, глазастого,
не знакомого ей гостя, неистово разлаялась из-под руки камер-юнгферы.
- С воды и к воде, - шутливо произнесла Екатерина, - добропожаловать.
Сейчас будем готовы.
Одев в чепчик и уложиввпостельМими,государынявытерларукии
произнесла:
- Как видите, о друзьях первая забота! - села и,указавОрловустул,
начала его расспрашивать о вояже, об Италии и о турецких делах.
- А вы, батюшка Алексей Григорьевич, пересолили, - сказала она,достав
табакерку и медленно нюхая из нее.
- В чем, ваше величество?
- А в препорученном, - улыбнулась, шутливо грозя, Екатерина.
Орлов видел улыбку, но всамойшуткегосударыниприметилнедобрую,
знакомуюемучерту:круглыйиплотныйподбородокЕкатериныслегка
вздрагивал.
- Что же, матушка государыня, чем я прогневил? - спросил он, заикаясь.
- Да как же, сударь... ужправо,чересчур,-продолжалаЕкатерина,
нюхая из полураскрытой табакерки.
Орлов ребячески растерялся. Его глаза трусливо забегали.
- Ведь пленница-то наша, - произнеслагосударыня,-слышалиливы?
Скоро сам-друг...
Богатырь и силач Орлов не знал, куда деться от замешательства.
"Пропал, окончательно погиб! - думал он, мысленно уже видя свое падение
и позор. - Помяни, господи, царя Давида..."
- Дело, впрочем, можно еще поправить, - проговорила Екатерина, - вам бы
ехать в Питер да свидеться с пленницей, к торжеству миравозвратилисьбы
женихом.
Орлов, сморщившись, опустился на колено, поцеловал протянутую емуруку
и молча вышел. За порогом он оправился.
- Ну, что, как государыня? Чтоизволилаговорить?-спрашивалиего
ближние из придворных.
- Удостоен особого приглашения на торжество мира, - ответил граф, - еду
пока в Петербург, устроить дела брата.
Алексей Григорьевич старался смотреть самоуверенно и гордо...
Орлов понял, что ему нечегобыломедлить,государыня,очевидно,не
шутила.
Под предлогом свидания с удаленным братом, он собрался и вскоревыехал
в Петербург.
22
Изнуренная долгим морскимпутемизаключением,пленницавлачилав
крепости тяжелые дни. Острый, с кровохарканьем и лихорадкой кашель перешел
в быстротечную чахотку.
Частые появления и допросы фельдмаршалаГолицынаприводиликняжнув
неописанный гнев.
- Какое право имеют так поступать со мной?-повелительноспрашивала
она. - Какой повод я подала к такому обращению?
- Предписание свыше, монарший приказ!-отвечал,пыхтяиперевирая
французские слова, секретарь Ушаков.
В качестве письмоводителя наряженнойкомиссии,онзаведовалособыми
суммами, назначенными для этой цели, и потому, жалуясь на утомление,кучу
дела и даже на боль в пояснице, сумысломтянулсправки,плодилновые
доказательные статьи и переписку о нейивообщеводилзаносдобряка
Голицына, - собираясь на сбереженияотсодержанияарестанткиприкупить
новый домик к бывшему у него на Гороховой собственному двору.
Таракановой, между прочим, былипредъявленынайденныевеебумагах
подложные завещания.
- Что вы скажете о них? - спросил ее Голицын.
- Клянусь всемогущим богом и вечною мукой, - отвечала арестантка, -не
я составляла эти несчастные бумаги, мне их сообщили.
- Но вы их собственноручно списали?
- Может быть, это меня занимало.
- Так вы не хотите признаваться, объявить истины?
- Мне не в чем признаваться. Я жила на свободе, никому не вредила: меня
предали, схватили обманом.
Голицын терял терпение. "Вот бесом наделили) - мыслилон.-Открывай
тайны с таким камнем!"
Князь вздыхал и почесывал себе переносицу.
- Да вы, ваше сиятельство,упомнили,-шепнулоднаждыпридопросе
услужливый Ушаков, - вам рукиразвязаны-последний-тоуказ.