Анри Гийоме, товарищ мой,
тебе посвящаю эту книгу
Земля помогает нам понять самих себя, как не помогут никакие книги. Ибо
земля нам сопротивляется. Человек познает себя вборьбе с препятствиями. Но
для этойборьбыемунужны орудия.Нужен рубанокилиплуг.Крестьянин,
возделывая свое поле, мало-помалу вырывает у природы разгадку иных ее тайн и
добываетвсеобщую истину. Так исамолет-орудие,котороепрокладывает
воздушные пути, - приобщает человека к вечным вопросам.
Никогда незабуду мой первый ночнойполет -это было над Аргентиной,
ночь настала темная,лишьмерцали,точнозвезды,рассеянные поравнине
редкие огоньки.
В этом море тьмы каждый огонек возвещал о чудечеловеческого духа. При
свете вон тойлампыкто-то читает,или погружен враздумье, или поверяет
другусамое сокровенное.Аздесь,быть может,кто-топытается охватить
просторыВселеннойилибьетсянадвычислениями,измеряятуманность
Андромеды. А там любят. Разбросаны в полях одинокие огоньки, и каждому нужна
пища. Даже самым скромным - тем, что светят поэту,учителю, плотнику. Горят
живыезвезды,асколькоеще тамзакрытых окон,сколько погасших звезд,
сколько уснувших людей...
Податьбы другдругу весть.Позвать бы вас, огоньки, разбросанныев
полях, - быть может, иные и отзовутся.
I. ЛИНИЯ
Это былов 1926 году.Я поступил тогда пилотом на авиалиниюкомпании
"Латекоэр", которая, еще прежде, чем "Аэропосталь" и"Эр-Франс", установила
сообщениемеждуТулузой и Дакаром.Здесь я училсянашемуремеслу. Как и
другие мои товарищи, я проходил стажировку, без которойновичку недоверят
почту.Пробныевылеты,перегоныТулуза-Перпиньян,нудныеуроки
метеорологиивангаре, гдезубназубнепопадал. Мыстрашилисьеще
неведомых нам гор Испании и с почтением смотрели на "стариков".
"Стариков"мы встречали в ресторане - они были хмурые,даже, пожалуй,
замкнутые, снисходительнооделяли нассоветами. Бывало, кто-нибудь из них,
возвратясь из Касабланкиили Аликанте, приходилпозже всех, в кожанке, еще
мокройот дождя,и кто-нибудь из нас робко спрашивал, как прошел рейс, - и
закраткими,скупыми ответаминамвиделсянеобычайный мир,где повсюду
подстерегают ловушки изападни, где перед тобою внезапно вырастает отвесная
скала или налетает вихрь, способный вырвать скорнями могучие кедры. Черные
драконы преграждают вход в долины, горные хребтыувенчаныснопамимолний.
"Старики"умело поддерживали в наспочтительный трепет. А потом кто-нибудь
из них не возвращался, и живым оставалось вечно чтить его память.
Помню,каквернулсяизодноготакогорейсаБюри,старыйпилот,
разбившийся позднее в Корбьерах. Онподсел к нашему столу и медленно ел, не
говоря ни слова; на плечи его все еще давила тяжесть непомерного напряжения.
Это былопод вечер,в один из техмерзкихдней, когда на всей трассе, из
концавконец,небословно гнилое и пилотукажется, чтогорные вершины
перекатываютсяв грязи, - так на старинныхпарусникахсрывалисьсцепей
пушки и бороздили палубу, грозя гибелью. Ядолго смотрел на Бюри и наконец,
сглотнув, осмелился спросить,тяжел либылрейс. Бюри хмуро склонялся над
тарелкой,он неслышал. Всамолетесоткрытойкабиной пилот в непогоду
высовывается из-заветрового стекла, чтобы лучше видеть,и воздушный поток
еще долго хлещет по лицу и свистит в ушах. Наконец Бюри словнобы очнулся и
услышал меня, поднял голову - и рассмеялся. Это было чудесно - Бюрисмеялся
не часто,этотвнезапныйсмехсловноозарил его усталость. Оннестал
толковатьосвоейпобедеиснова молча принялсязаеду. Новохмелю
ресторана,среди мелкихчиновников,которыеутешалисьздесь после своих
жалких будничных хлопот, в облике товарища, чьиплечи придавилаусталость,
мне вдруг открылось необыкновенноеблагородство: из грубой оболочкина миг
просквозил ангел, победивший дракона.
Наконецоднажды вечером вызвали и меня в кабинет начальника. Он сказал
коротко:
- Завтра вы летите.
Я стоял и ждал, что сейчас он меня отпустит. Но он, помолчав, прибавил:
- Инструкции хорошо знаете?
Вте времена моторы былиненадежны,не то что нынешние. Нередко ни с
того ни ссего онинас подводили: внезапнооглушал грохотизвон, будто
разбиваласьвдребезги посуда,- и приходилось идти на посадку, а навстречу
щерилиськолючие скалы Испании."В этих местах, если моторупришел конец,
пишипропало-конеци самолету!"-говорилимы. Но самолетможнои
заменить.Самое главное- неврезаться в скалу.Поэтому нам, под страхом
самогосурового взыскания, запрещалосьидти над облаками, есливнизу были
горы. В случае аварии пилот, снижаясь, мог разбиться о какую-нибудь вершину,
скрытую под белой ватой облаков.
Вотпочемувтотвечернапрощаньемедлительныйголосещераз
настойчиво внушал мне:
-Конечно,этонедурно-идтинадИспанией по компасу, над морем
облаков, это даже красиво, но...
И еще медлительнее, с расстановкой:
- ...но помните, под морем облаков - вечность...
Ивотмирная, безмятежнаягладь,которая открываетсявзору,когда
выходишь из облаков, сразу предстала передо мной в новом свете.Это кроткое
спокойствие-западня.Мнеужечудиласьогромнаябелаязападня,
подстерегающая далеко внизу. Казалось бы, поднею кипит людская суета, шум,
неугомонная жизньгородов,-но нет,тамтишина еще болееполная,чем
наверху, покой нерушимый ивечный. Белое вязкое месиво становилось для меня
границей,отделяющей бытие от небытия, известное от непостижимого.