Словно услышав его слова, у нашего стола вырос официант в полной униформе со счетом в руке. Осецкий взял счет, долго в него вглядывался,
несколько раз вслух пересчитывал, а затем заявил официанту, что хотел бы поговорить с управляющим.
– Идите за мной, – с невозмутимым видом проговорил официант.
– Я скоро вернусь, – сказал Осецкий, помахивая счетом, словно важным донесением с фронта.
Скоро или через час – какое это имеет значение? Я соучастник преступления. Выхода нет. Игра окончена.
Я пытался подсчитать, на сколько нас могли выставить. Но как бы то ни было, ясно одно: этой суммы у Осецкого нет. Я сидел за столом, как
трусливый мышонок, ожидая с минуты на минуту, что мышеловка захлопнется. Мне захотелось пить. Я потянулся за шампанским, но тут как назло
подошел еще один официант и стал убирать со стола. Первым делом он прихватил бутылку. Затем убрал остатки еды. До последней крошки. В конце
концов унес и скатерть.
На секунду я подумал, что сейчас из под меня выдернут стул или, на худой конец, всучат метлу и прикажут убирать.
Единственное, что еще было доступно, это туалет. Неплохая мысль, подумал я. Возможно, по пути встречу Осецкого.
Туалет я обнаружил в конце коридора, за лифтом. Звезды уже погасли. И синего неба надо мной больше не было. Все возвращалось на круги своя – к
обычной повседневной жизни. Выходя из туалета, я обратил внимание на четырех или пятерых парней, теснившихся в углу. Они выглядели насмерть
перепуганными. Над ними возвышался громила в униформе. Вид у него был устрашающий.
Осецкого нигде не было видно.
Я снова сел за наш столик. Мучительно хотелось пить. Меня устроил бы стакан простой воды из под крана, но я не осмеливался и рта раскрыть.
Ночная синева понемногу рассеивалась. Теперь я лучше различал предметы. Конец красивому празднику.
«Что он там делает? – спрашивал я себя. – Надеется заговорить их до смерти? Может, тогда его отпустят?»
При мысли, что нам придется присоединиться к тем несчастным, которых стерегло чудовище в униформе, у меня мурашки по спине забегали.
Осецкий отсутствовал добрых полчаса. А когда вернулся, ничто в его облике не говорило, что он подвергся суровому обращению. Он даже лукаво
улыбался и тихо посмеивался.
– Пойдем, – сказал он. – Все улажено.
Я быстро вскочил на ноги.
– Сколько? – спросил я на пути к гардеробу.
– Догадайся!
– Не могу.
– Почти сотня, – ответил он.
– Не может быть!
– Подожди, – сказал Осецкий. – Давай сначала выберемся отсюда.
Сейчас, на рассвете, это заведение напоминало фабрику по изготовлению гробов. По углам скользили привидения. Думаю, при солнечном свете оно
выглядело еще хуже. Я вспомнил сгрудившихся в углу парией. Как то они будут выглядеть после наказания?
На улице было довольно светло. Вокруг ни души. В поле зрения только контейнеры, набитые до отказа мусором. Даже кошек не видно. Мы поспешили к
ближайшей станции метро.
– А теперь поведай мне наконец, как тебе удалось выкрутиться? – в нетерпении спросил я.
Осецкий довольно хохотнул. Потом сказал:
– Все удовольствие не стоило нам ни цента.
И он рассказал, что произошло в кабинете управляющего. «Для психа ты показал себя изрядным бойцом», – подумал я.
Вот как все было… Выудив из карманов то, что было при нем – двадцать или тридцать долларов, – Осецкий предложил на остальное выписать чек.
Управляющий рассмеялся ему в лицо и спросил, не заметил ли тот, идя к нему, чего нибудь необычного. Осецкий сразу понял, что имеет в виду
управляющий.
«Вы о тех ребятах в углу?» Да, они тоже хотели заплатить поддельными чеками. И управляющий указал на часы и кольца на своем столе.
Этот жест Осецкий тоже просек. И тогда с видом невинной жертвы предложил, чтобы нас не выпускали из заведения до открытия банка. Один телефонный
звонок, и сразу станет ясно, настоящий это чек или поддельный. Последовал допрос с пристрастием. Где он работает? Кем? Как давно живет в Нью
Йорке? Женат? Есть ли у него сбережения? И все в таком духе.
Осецкий смекнул, что обстоятельства изменились в лучшую сторону, и тут предъявил управляющему визитную карточку. Она и чековая книжка – обе
принадлежали известному архитектору, другу Осецкого. Напряжение заметно упало. Ему вернули чековую книжку, и Осецкий мигом выписал чек, добавив
щедрые чаевые официанту!
– Забавно, – сказал он, – что эта деталь – чаевые – произвела на них сильное впечатление. Они так задергались. – Он ухмыльнулся, по своему
обыкновению, и в придачу еще сплюнул. – Вот, собственно, и все.
– А что скажет твой друг, узнав о твоем поступке?
– Ничего, – последовал спокойный ответ. – Он, умер. Два дня назад.
Мне хотелось спросить, как случилось, что у Осецкого оказалась чековая книжка покойного, но я запретил себе задавать дальнейшие вопросы. «Черт
подери, – подумал я, – если человек одновременно и „ку ку“, и пройдоха, он может объяснить все, что угодно. Забудь обо всем!»
И я сказал совсем другое:
– А ты малый не промах.
– Приходится, – отозвался Осецкий. – Город такой.
Покачиваясь в вагоне, он наклонился и прокричал мне в ухо:
– Отлично справили день рождения. Тебе понравилось шампанское? А эти ребята такие доверчивые… их любой обведет вокруг пальца.
На Бороу Холл мы поднялись наверх. Осецкий остановился и, запрокинув голову, посмотрел в небо. Лицо его так и сияло от удовольствия.
– Ку ка ре ку! – прокричал он и со значением побренчал монетами в кармане. – А не позавтракать ли нам «У Джо»?
– Неплохая мысль, – согласился я. – Яичница с беконом не помешала бы.
Когда мы входили в ресторан, он продолжал говорить:
– Значит, считаешь, я неплохо справился? Это еще что! Видел бы ты меня в Монреале! Там я держал бордель.
Внезапно меня охватила паника. Деньги… У нас ведь нет денег. Второй раз я этого не переживу.
– Что с тобой? – удивился Осецкий. – Деньги у меня есть.
– Я говорю о наличных. Ты ведь их истратил.
– Ерунда! – возразил он. – Когда я подписал чек, мне вернули деньги.
У меня перехватило дыхание.
– Вот те на! – воскликнул я. – Такого не бывает. Ты не просто ловкач, ты – колдуй!
Теперь разговоры были только о Париже. Париж должен разрешить все наши проблемы. А пока нужно работать. Стася будет делать кукол и посмертные
маски; Мона – сдавать кровь, раз уж моя оказалась никому не нужной.
Тем временем для таких пиявок, как мы, нашлись новые добровольные жертвы, и среди них один индеец – чероки. Никудышный, честно говоря, индеец,
вечно пьяный и злой. Но, будучи навеселе, щедро сорил деньгами… Кто то пообещал платить за нашу квартиру. Но это были только слова, а он молча
взял да и запихнул взнос за месяц в конверте под дверь, когда мы крепко спали. Был еще один хирург, еврей, склонный к альтруизму, знаток дзюдо.
Странное увлечение для человека его положения. Тот был незаменим в экстренных случаях. Был еще билетный контролер, которого женщины опять
привадили. Все, что он хотел за свои добровольные пожертвования, так это время от времени получать сандвич, на который одна из женщин делала пи
пи.