Потом вытащила
что-то из кармана. Это был белыйпакетиквеличинойсколоду
карт, перевязанный зеленой ленточкой.
--Цепочка для ключей, -- сказала Бу-Бу, чувствуя на себе
взгляд Лайонела. -- Точь-в-точь такая же, как у папы. Только на
ней куда больше ключей, чем у папы. Целых десять штук.
Лайонел подался вперед, выпустивруль.Подставилладони
чашкой.
-- Кинь! -- попросил он, -- Пожалуйста!
--Однуминуту,милый.Мненадонемножкоподумать.
Следовало бы кинуть эту цепочку в воду.
Сын смотрел на нее, раскрыв рот. Потом закрыл рот.
-- Это моя цепочка, -- сказал он не слишком уверенно.
Бу-Бу, глядя на него, пожала плечами:
-- Ну и пусть.
Не спуская глаз с матери, Лайонел медленно отодвинулсяна
прежнееместоистал нащупывать за спиной румпель. По глазам
его видно было: он все понял. Мать так и знала, что он поймет.
-- Держи! -- Она бросилапакетикемунаколени.Ине
промахнулась.
Лайонелпоглядел на пакетик, взял в руку, еще поглядел --
и внезапно швырнул его в воду. Исейчасжеподнялглазана
Бу-Бу--вглазах был не вызов, но слезы. Еще мгновение -- и
губы его искривилисьопрокинутойвосьмеркой,ионотчаянно
заревел.
Бу-Бу встала -- осторожно, будто в театре отсидела ногу --
и спустиласьвлодку.Черезминуту она уже сидела на корме,
держа рулевого наколенях,иукачивалаего,ицеловалав
затылок, и сообщала кое-какие полезные сведения:
--Морякинеплачут,дружок. Моряки никогда не плачут.
Только если их корабль пошел ко дну.Илиеслионипотерпели
крушение, и их носит на плоту, и им нечего пить, и...
--Сандра...сказаламиссисСнелл...чтонаш папа...
большой... грязный... июда...
Ее передернуло. Она спустила мальчика сколен,поставила
перед собой и откинула волосы у него со лба.
-- Сандра так и сказала, да?
Лайонелизовсехсилзакивалголовой.Он придвинулся
ближе, все не переставая плакать, и встал у нее между колен.
-- Ну, это еще не так страшно, -- сказала Бу-Бу,стиснула
сынаколенямиикрепкообняла.-- Это еще не самая большая
беда. -- Она легонько куснула его ухо.--Атызнаешь,что
такое иуда, малыш?
Лайонелответилне сразу -- то ли не мог говорить, то ли
не хотел. Он молчал, вздрагивая ивсхлипывая,покаслезыне
утихлинемного. И только тогда, уткнувшись в теплую шею Бу-Бу,
выговорил глухо, но внятно:
-- Чуда-юда... это в сказке... такая рыба-кит...
Бу-Бу легонько оттолкнула сына, чтобы поглядеть на него. И
вдруг сунула руку сзади ему за пояс -- он даже испугался, -- но
не шлепнула его, не ущипнула, атолькостарательнозаправила
ему рубашку.
-- Вот что, -- сказала она. -- Сейчас мы поедем в город, и
купимпикулейихлеба,иперекусим прямо в машине, а потом
поедем на станцию встречатьпапу,ипривеземегодомой,и
пускайонпокатаетнасналодке. И ты поможешь ему отнести
паруса. Ладно?
-- Ладно, -- сказал Лайонел.
К дому они не шли, а бежали на перегонки. Лайонел прибежал
первым.
И эти губы, и глаза зеленые
Когдазазвонилтелефон,седовласыймужчинанебез
уважительностиспросилмолодуюженщину,снятьли трубку --
может быть, ей это будет неприятно? Она повернуласькнемуи
слушаласловноиздалека,крепко зажмурив один глаз от света;
другой глаз оставался в тени -- широко раскрытый, но отнюдьне
наивныйиуждотого темно-голубой, что казался фиолетовым.
Седовласыйпросилпоторопитьсясответом,иженщина
приподнялась-- неспешно, только-только что не равнодушно -- и
оперлась на правый локоть. Левой рукой отвела волосы со лба.
-- О господи, -- сказала она. -- Не знаю. А по-твоемукак
быть?
Седовласыйответил,что, по его мнению, снять ли трубку,
нет ли, один черт, пальцы левой руки протиснулисьнадлоктем,
накоторыйопираласьженщина, между ее теплой рукой и боком,
поползли выше. Правой рукойонпотянулсяктелефону.Чтобы
снятьтрубкунаверняка,анеискатьнаощупь,надо было
приподняться, и затылком он задел край абажура.Вэтуминуту
егоседые,почтисовсембелые волосы были освещены особенно
выгодно,хотя,можетбыть,ичересчурярко.Онислегка
растрепались,новиднобыло,чтоихнедавно подстригли --
вернее, подровняли. На висках и нашееони,какполагается,
быликороткие, вообще же гораздо длиннее, чем принято, пожалуй
даже, на "аристократический" манер.
-- Да? -- звучным голосом сказал он в трубку.
Молодая женщина, по-прежнему опершись налокоть,следила
заним. В ее широко раскрытых глазах не отражалось ни тревоги,
нираздумья,толькоивиднобыло,какиеонибольшиеи
темно-голубые.
Втрубке раздался мужской голос -- безжизненный и в то же
время странно напористый, почти до неприличия взбудораженный:
-- Ли? Я тебя разбудил?
Седовласыйбросилбыстрыйвзглядвлево,намолодую
женщину.
-- Кто это? -- спросил он. -- Ты, Артур?
-- Да, я. Я тебя разбудил?
-- Нет-нет. Я лежу и читаю. Что-нибудь случилось?
-- Правда я тебя не разбудил? Честное слово?
--Данетже, -- сказал седовласый. -- Вообще говоря, я
уже привык спать каких-нибудь четыре часа...
-- Я вот почему звоню, Ли: тыслучайноневидал,когда
уехалаДжоана?Тыслучайноневидал, она не с Эленбогенами
уехала?
Седовласый опять поглядел влево, нонаэтотразнена
женщину,котораятеперьследилазаним,точномолодой
голубоглазый ирландец-полицейский, а выше, поверх ее головы.