- И ты поешь.
Фрэнникивнулаи посмотрела на свой сандвич. К горлу волной подкатила
тошнота, и она, отвернувшись, крепко затянулась сигаретой.
- Как ваша пьеса? - спросил Лейн, расправляясь с улитками.
- Не знаю. Я не играю. Бросила.
- Бросила?-Лейн посмотрел на нее. - Я думал, ты в восторге от своей
роли. Что случилось? Отдали кому-нибудь твою роль?
- Нет,неотдали.Осталасьзамной.Это-тоипротивно.Ах, все
противно.
- Так в чем же дело? Уж не бросила ли ты театральный факультет?
Фрэнни кивнула и отпила немного молока.
Лейн прожевал кусок, проглотил его, потом сказал:
- Нопочемуже, что за чертовщина? Я думал, ты в этот треклятый театр
влюблена,какнезнаючто...Я от тебя больше ни о чем и не слыхал весь
этот...
- Бросила-ивсе,-сказала Фрэнни. - Вдруг стало ужасно неловко.
Чувствую,чтостановлюсьпротивной, самовлюбленной, какой-то пуп земли. -
Она задумалась. - Саманезнаю.Показалось,что это ужасно дурной вкус -
игратьнасцене.Я хочу сказать, какой-то эгоцентризм. Ох, до чего я себя
ненавиделапослеспектакля,закулисами.Ивсе эти эгоцентрички бегают
вокругтебя, и уж до того они сами себе кажутся душевными, до того теплыми.
Всехцелуют,на них самих живого места нет от грима, а когда кто-нибудь из
друзей зайдет к тебе за кулисы, уж они стараются быть до того естественными,
до того приветливыми, ужас! Я просто себя возненавидела... А хуже всего, что
мнекак-тостыднобылоигратьвовсехэтих пьесах. Особенно на летних
гастролях. - ОнавзглянуланаЛейна. - Нет, роли мне давали самые лучшие,
такчтонечегона меня смотреть такими глазами. Не в том дело. Просто мне
былобыстыдно,еслибы кто-нибудь, ну, например, кто-то, кого я уважаю,
напримермоибратья,вдругуслыхалибы, как я говорю некоторые фразы из
роли.Ядажеиногдаписаланекоторымлюдям, просила их не приезжать на
спектакли. - Онаопятьзадумалась.-КромеПэгин в "Повесе", я ее летом
играла. Понимаешь, было бы очень неплохо, если б не этот сапог - ониграл
Повесу - испортилвсе на свете. Такую лирику развел - о господи, до чего он
все рассусолил!
Лейн доел своих улиток. Он сидел, нарочно- согнаввсякоевыражениес
лица.
- Однакорецензиио нем писали потрясающие, - сказал он. - Ты же сама
мне их послала, если помнишь. Фрэнни вздохнула:
- Ну, послала. Перестань, Лейн.
- Нет,ятолько хочу сказать, ты тут полчаса разглагольствуешь, будто
тыоднанасвете все понимаешь как черт, все можешь критиковать. Я только
хочусказать,еслисамыезнаменитыекритикисчитали,чтоониграл
потрясающе,так,может,этоверно, может быть, ты ошибаешься? Ты об этом
подумала? Знаешь, ты еще не совсем доросла...
- Да,он играл потрясающе для человека просто т_а_л_а_н_т_л_и_в_о_г_о.
..
- Да,он играл потрясающе для человека просто т_а_л_а_н_т_л_и_в_о_г_о.
А для этой роли нужен г_е_н_и_й. Да, гений - и все, тут ничего не поделаешь,
- сказалаФрэнни.Онавдругвыгнуласпинуи, приоткрыв губы, приложила
ладонь к макушке. - Странно,я как пьяная, - сказала она. - Не понимаю, что
со мной.
- По-твоему, ты гений? Фрэнни сняла руку с головы.
- Ну, Лейн. Не надо. Прошу тебя. Не надо так со мной.
- Ничего я не...
- Одноязнаю:ясхожусума, - сказала Фрэнни. - Надоело мне это
вечное"я,я,я".Исвое"я",ичужое.Надоело мне, что все чего-то
добиваются,что-тохотятсделатьвыдающееся,статькем-тоинтересным.
Противно - да, да, противно! И все равно, что там говорят...
Лейн высоко поднял брови и откинулся на спинку стула, чтобы лучше дошли
его слова.
- Атынедумаешь, что ты просто боишься соперничества? - спросил он
нарочито спокойно. - Явтакихделахплохоразбираюсь,ноуверен, что
хороший психоаналитик- понимаешь,действительнознающий,-наверно,
истолковал бы твои слова...
- Никакого соперничества я не боюсь. Наоборот. Неужели ты не понимаешь?
Я боюсь, что я с_а_м_а начну соперничать, - вот что меня пугает. Из-за этого
я и ушла с театрального факультета. И тут никаких оправданий быть не может -
ни в том, что я по своему характеру до ужаса интересуюсь чужими оценками, ни
втом,чтолюблю аплодисменты, люблю, чтобы мной восхищались. Мне за себя
стыдно.Мневсенадоело.Надоело,чтоу меня не хватает мужества стать
простоникем.Ясамасебе надоела, мне все надоели, кто пытается сделать
большой бум.
Она остановилась и вдруг взяла стакан молока и поднесла к губам.
- Такя и 'знала, - сказала она, ставя стакан на место. - Этого еще не
было.Уменячто-то с зубами. Так и стучат. Позавчера я чуть не прокусила
стакан. Может, я уже сошла с ума и сама не понимаю.
Подошелофициантслягушачьими ножками и салатом для Лейна, и Фрэнни
поднялана него глаза. А он взглянул на ее тарелку, на нетронутый сандвич с
цыпленком.Онспросил,нехочетлибарышня заказать что-нибудь другое.
Фрэнни поблагодарила его, нет, не надо.
- Я просто очень медленно ем, - сказала она. Официант, человек пожилой,
посмотрел на ее бледное лицо, на мокрый лоб, поклонился и отошел.
- Хочешь,возьмиплаток?-отрывистосказал Лейн. Он протягивал ей
белыйсложенныйплаток.Голос у него был добрый, жалостливый, несмотря на
упрямую попытку заставить себя говорить равнодушно.
- Зачем? Разве надо?
- Ты вспотела. То есть не вспотела, но лоб у тебя в испарине.
- Да?Какой ужас! Извини, пожалуйста! - Фрэнни подняла сумочку и стала
в ней рыться. - Где-то у меня был "клинекс".
- Давозьмитымой платок, бога ради. Какая разница, господи боже ты
мой!
- Нет, такой чудный платок, зачем я его буду портить, - сказала Фрэнни.