Улыбаясьнаходу,она подошла к своему месту, и Лейн медленно
встал, не выпуская салфетку из рук.
- Тыужпрости, пожалуйста, - сказала Фрэнни. - Наверно, решил, что я
умерла?
- Какэтоямог подумать? У_м_е_р_л_а... - сказал Лейн. Он отодвинул
для нее стул. - Простонепонял,что случилось, - Он вернулся на место. -
Кстати, времени у нас в обрез. - Онсел.-Тывпорядке?Почемуглаза
красные? - Он присмотрелся поближе: - Нездоровится, что ли?
Фрэнни закурила.
- Нет,сейчасвсечудесно. Но меня никогда в жизни так не шатало. Ты
заказал завтрак?
- Тебя ждал, - сказал Лейн, не сводя с нее глаз. - Все-таки что с тобой
было? Животик?
- Нет. То есть и да и нет. Сама не знаю, - Она взглянула на меню у себя
на тарелке и прочла, не беря листок в руки. - Мне только сандвич с цыпленком
истаканмолока...Асебезаказывай что хочешь. Ну, всяких там улиток и
осьминожек. Прости, осьминогов. А я совсем не голодна.
Лейнпосмотрел на нее, потом выпустил себе в тарелку очень тоненькую и
весьма выразительную струйку дыма.
- Нуипраздничекунас,просто прелесть! - сказал он. - Сандвич с
цыпленком, матерь божья!
- Прости,Лейн,но я совсем не голодна, - с досадой сказала Фрэнни. -
Ах, боже мой... Ты закажи себе, что хочешь, непременно, и я с тобой немножко
поем. Но не могу же я ради тебя вдруг развить бешеный аппетит.
- Ладно,ладно!-ИЛейн,вытянув шею, кивнул официанту. Он тут же
заказалсандвичистаканмолока для Фрэнни, а для себя улиток, лягушачьи
ножки и салат. Когда официант отошел, Лейн взглянул на часы: - Намнадо
попасть в Тенбридж в час пятнадцать, в крайнем - вполовиневторого.Не
позже.Ясказал Уолли, что мы зайдем что-нибудь выпить, а потом все вместе
отправимся на стадион в его машине. Согласна? Тебе ведь нравится Уолли?
- Понятия не имею, кто он такой.
- Фу,черт,да ты его видела раз двадцать. Уолли Кэмбл, ну? Да ты его
сто раз видела...
- А-а,вспомнила. Ради бога, не злись ты, если я сразу не могу кого-то
вспомнить.Ведьонижеи с виду все одинаковые, и одеваются одинаково, и
разговаривают, и делают все одинаково.
Фрэнниоборваласебя:собственныйголоспоказался ей придирчивым и
ехидным,инанее накатила такая ненависть к себе, что ее опять буквально
вогнало в пот. Но помимо воли ее голос продолжал:
- Явовсенеговорю,чтоонпротивныйи вообще... Но четыре года
подряд, куда ни пойдешь, везде эти уолли кэмблы. И я заранее знаю - сейчас
они начнут меня очаровывать, заранее знаю - сейчас начнут рассказывать самые
подлыесплетнипромоюсоседкупо общежитию. Знаю, когда спросят, что я
делалалетом,когдавозьмут стул, сядут на него верхом, лицом к спинке, и
начнутхвастатьэтакимужасно,ужасноравнодушнымголосом или называть
знаменитостей - тоже так спокойно, так небрежно.
У них неписаный закон: если
принадлежишь к определенному кругу - побогатствуилирождению, - значит,
можешь сколько угодно хвастать знакомством со знаменитостями, лишь бы ты при
этом непременно говорил про них какие-нибудь гадости - чтоонсволочь, или
эротоман, или всегда под наркотиками, - словом,что-нибудьм_е_р_з_к_о_е.
Онаопятьзамолчала.Повертев в руках пепельницу и стараясь не смотреть в
лицо Лейну, она вдруг сказала:
- Прости меня. Уолли Кэмбл тут ни при чем. Я напала на него, потому что
тыонем заговорил. И потому что по нему сразу видно, что он проводит лето
где-нибудь в Италии или вроде того.
- Кстати,длятвоегосведения,онлето провел во Франции, - сказал
Лейн. - Нет, нет, я тебя понимаю, - торопливо добавил он, - но ты дьявольски
несправедли...
- Пусть,-усталосказалаФрэнни,-пусть во Франции. - Она взяла
сигарету из пачки на столе. - Делотутне в Уолли. Господи, да взять любую
девочку. Понимаешь, если б он был девчонкой, из моего общежития например, то
онвселетописалбыпейзажикискакой-нибудь бродячей компанией. Или
объезжал на велосипеде Уэльс. Или снял бы квартирку в Нью-Йорке и работал на
журналилинарекламноебюро.Понимаешь,все они такие. И все, что они
делают, все это до того - незнаю,каксказать-неточтобы
н_е_п_р_а_в_и_л_ь_н_о, или даже скверно, или глупо - вовсенет.Новсе до
тогом_е_л_к_о,бессмысленно и так уныло. А хуже всего то, что, если стать
богемойилиещечем-нибудьвродеэтого, все равно это будет конформизм,
только шиворот-навыворот. - Оназамолчала.И вдруг тряхнула головой, опять
побледнела, на секунду приложила ладонь ко лбу - недля того, чтобы стереть
пот со лба, а словно для того, чтобы пощупать, нет ли у нее жара, как делают
все мамы маленьким детям.
- Странноечувство, - сказала она, - кажется, что схожу с ума. А может
быть, я уже свихнулась.
Лейн смотрел на нее по-настоящему встревоженно - неслюбопытством, а
именно с тревогой.
- Датыбледнаякакполотно,-сказал он. - До того побледнела...
Слышишь?
Фрэнни тряхнула головой:
- Пустяки,япрекрасно себя чувствую. Сейчас пройдет. - Она взглянула
на официанта - тот принес заказ. - Ух, какие красивые улитки! - Она поднесла
сигарету к губам, но сигарета потухла. - Кудатыдевалспички? - спросила
она.
Когда официант отошел, Лейн дал ей прикурить.
- Слишкоммногокуришь,-заметилон.Онвзял маленькую вилочку,
положеннуюутарелкисулитками, но, прежде чем начать есть, взглянул на
Фрэнни. - Тыменябеспокоишь.Нет,ясерьезно. Что с тобой стряслось за
последние недели?
Фрэнни посмотрела на него и, тряхнув головой, пожала плечами.
- Ничего.Абсолютно ничего. Ты ешь. Ешь своих улит. Если остынут, их в
рот не возьмешь.
- И ты поешь.
Фрэнникивнулаи посмотрела на свой сандвич.