Ядышалсвободно,легко и с восторгом ощущална губах,как
прозрачныйнапиток,мягкий,словношипучий, пьянящийвоздух,напоенный
дыханием плодов и ароматом дальних островов.Только теперь, впервыестех
пор как я ступилна сходни,я испытал священную радость мечтания и другую,
болеечувственную; предаться,словно женщина,окружающей менянеге.Мне
хотелось лечь и устремитьвзоры вверх,на белые иероглифы. Нокресла были
все убраны, и нигде на всей пустыннойпалубе я невидел удобного местечка,
где можно было бы отдохнуть и помечтать.
Я начал ощупью пробираться вперед, подвигаясь к носовой части парохода,
совершенно ослепленный светом,все сильнее изливавшимсянаменясовсех
сторон. Мнебыло почти больно от этого резко белогозвездногосвета,мне
хотелось укрыться куда-нибудь в тень, растянуться на циновке, не чувствовать
блеска на себе, а только над собойи на залитых им предметах, - так смотрят
на пейзажиз затемненной комнаты.Спотыкаясьо канатыи обходяжелезные
лебедки,ядобрался,наконец,до бакаи стал смотреть,какфорштевень
рассекаетмрак ирасплавленный лунный светвскипает пеной по обестороны
лезвия. Неустанно поднимался плуги вновь опускался, врезаясьв струящуюся
черную почву,и яощущалвсюмуку побежденной стихии, всю радость земной
мощи в этой искрометной игре.И в созерцании я утратилчувство времени. Не
знаю, час ли я так простоял, или несколько минут; качание огромнойколыбели
корабляунесломенязапределыземного.Ячувствоваллишь,что мной
овладеваетблаженная усталость. Мнехотелось спать, грезить, ножаль было
уходить отэтих чар, спускаться в мой гроб. Бессознательно я нащупалногой
бухту каната. Ясел, закрыл глаза, новних все-таки проникал струившийся
отовсюду серебристыйблеск.Подсобой ячувствовал тихоежурчание воды,
вверху - неслышный звон белого потока вселенной. И мало- помалу это журчание
наполнило все мое существо - я больше не сознавал самогосебя, неотличал,
мое ли это дыхание, или биение далекого сердца корабля: я словно растворился
в этом неумолчном журчании полуночного мира.
Тихийсухой кашель послышался возле меня. Я вздрогнули сразу очнулся
отсвоего опьянения.Глаза,ослепленные белым блеском,проникавшимдаже
сквозь закрытые веки, с трудом открылись: как раз против меня, в тени борта,
сверкало что-то похожее на отблеск от очков; потом вспыхнула большая круглая
искра, несомненно огонек трубки. Очевидно, любуясьпенойу носакорабля и
Южным Крестом вверху, я не заметил этогососеда, неподвижно сидевшего здесь
все время. Невольно, не придя еще в себя, я сказал по-немецки: - Простите! -
О, пожалуйста... - по- немецки же ответил голос из темноты.
Немогу передать, как странно и жутко былосидетьбезмолвно во мраке
возле человека, которогоя невидел. Я чувствовал, что онсмотрит на меня
так женапряженно, как и я на него;струящийся и мерцающийбелый свет над
намибыл так ярок, что каждый из нас видел в тени только контур другого. Но
мне казалось, что яслышу, как дышит этот человек и какон посасывает свою
трубку.
Молчание стало невыносимым. Охотнеевсего я ушел бы, но это было бы уж
слишком резко и неучтиво.В смущении я достал папиросу. Вспыхнула спичка, и
трепетный огонекна секунду осветил наш тесный угол.Застеклами очковя
увидел чужое лицо, которого ни разу незамечал на борту - низа обедом, ни
на палубе, - и не знаю, резнула ли мне глаза внезапная вспышка,или то была
галлюцинация,нолицопоказалосьмнемрачным,страшноискаженным,
нечеловеческим.Однако, прежде чем я моготчетливо разглядеть его, темнота
опятьпоглотилаосветившиесянамиг черты;я виделлишь контур фигуры,
темной на темном фоне, и время от времени круглое огненное кольцо трубки. Мы
оба молчали, и это молчание угнетало, как душный тропический воздух.
Наконец, я не выдержал. Вскочив на ноги, я вежливо сказал:- Спокойной
ночи!
-Спокойнойночи,-ответилизмракахриплый,жесткий,словно
заржавленный, голос.
Я побрел,спотыкаясь о стойки и такелаж.Вдруг позади раздались шаги,
торопливыеинетвердые.Этобылвсетотженезнакомец.Яневольно
остановился. Он не подошел вплотную ко мне, и ясквозь мрак ощутил какую-то
робость и удрученность в его походке.
-Простите,-поспешнозаговорил он, -чтояобращаюськ вамс
просьбой. Я...я, - он запнулся и от смущения не сразу мог продолжать, - я.
Уменяесть личные...чистоличные причины искатьуединения...тяжелая
утрата... я избегаюобществапассажиров... Вас янеимею ввиду... нет,
нет... Я хотел только попросить вас... вы меня очень обяжете, если никому на
бортунесообщитео том, чтовиделименяздесь... На этоесть...так
сказать, личные причины, мешающие мне быть в настоящее время на людях... Да,
так вот, мне было бы чрезвычайно неприятно, если бы вы упомянули о том,что
кто-то здесь ночью... что я...
Словаопятьзастрялиунеговгорле. Япоспешилвывести егоиз
замешательства, тотчас же обещав емуисполнить его просьбу.Мы пожали друг
другу руки. Потом я вернулсяв свою каюту и уснултяжелым, тревожным сном,
полным причудливых видении.
Ясдержалслово иникомунерассказалостраннойвстрече,хотя
искушениебыловелико.Вовремяморского путешествиявсякаямелочь-
событие,будь топаруснагоризонте,взметнувшийсянад водойдельфин,
завязавшийся новыйфлирт илислучайнаяшутка.Крометого,менямучило
желаниеузнатьчто-нибудьоб этом необыкновенномпассажире Япросмотрел
судовые списки в поисках подходящего имени, присматривался к людям, стараясь
отгадать,неимеют лиони к нему отношения;целый деньябыл во власти
лихорадочногонетерпенияиждалвечера, внадежде сновавстретитьсяс
незнакомцем. Психологические загадки неодолимо притягивают меня; они волнуют
менядо безумия, и янеуспокаиваюсьдотехпор,покамне не удается
проникнуть в их тайну, люди со странностями однимсвоим присутствиеммогут
зажечьво мне такую жажду заглянуть им в душу,которая немногим отличается
от страстного влечения к женщине.