Головастик был бледен. Он уставился на Рейтера. - Ты со своейдурацкой
ногой, ты, шкурник, остаешься здесь, амне,отцусемейства,приходится
возвращаться на передовую!
Рейтер не ответил. Фельдман поднялся накровати.-Заткнись,глупая
башка! - сказал он. - Не потому ты едешь, что он остается! Тебя отправляют
потому, что ты годен. Если бы и его признали годным и отправилибы,тебе
все равно пришлось бы ехать, понятно? Поэтому брось нести вздор!
- Что хочу, то и говорю! - кричал Головастик. - Меня отправляют, потому
я могу говорить, что хочу. Вы остаетесь здесь!Выбудетебездельничать,
жрать и дрыхнуть, а я иди на передовую, я - отецсемейства!Этотжирный
шкурник для того и глушитводку,чтобыегопроклятаяногапродолжала
болеть!
- А ты бы не стал делать то же самое, кабы мог? - спросил Рейтер.
- Я? Нет! Никогда я не отлынивал!
- Значит, все в порядке. Чего же ты шум поднимаешь?
- Как чего? - опешил Головастик.
- Ты же гордишься тем, что никогда не отлынивал? Ну, и продолжай втом
же духе и не шуми.
- Что? Ах, ты вон как повернул! Ты только натоиспособен,обжора,
чтобы слова человека перевертывать! Ничего, тебя еще зацапают! Уж они тебя
поймают, даже если бы мне самому пришлось донести на тебя!
- Не греши, - сказал один из двух его товарищей,-ихтожепризнали
годными. Пошли вниз, нам пора выступать!
- Не я грешу! Они грешат! Это же позор! Я, отец семейства, долженидти
нафронтвместокакого-топьяницыиобжоры!Ятребуютолько
справедливости...
- Ишь чего захотел, справедливости! Даразвеонаестьдлявоенных?
Пойдем, нам пора.Никтодоноситьнебудет!Онтолькоязыкоммелет!
Прощайте, друзья! Всех благ! Удерживайте позицию!
Оба игрока увели Головастика, которыйбылужесовершенновнесебя.
Бледный и потный, он на пороге еще раз обернулся и хотел что-токрикнуть,
но они потащили его за собой.
- Вот подлец, - сказал Фельдман. - Комедию ломает чисто актер! Помните,
как он возмущался, что у меня отпуск, а я все время сплю!
- Ведь он проиграл,-вдругзаметилРуммель,которыйдосихпор
безучастно сидел за столом. - Головастик оченьмногопроиграл.Двадцать
три марки! Это не пустяк! Мне следовало вернуть ему деньги.
- Еще не поздно. Они еще не ушли.
- Что?
- Вон он стоит внизу. Сойди да отдай, если свербит.
Руммель встал и вышел.
- Еще один сумасшедший! - сказал Фельдман. - На что Головастикуденьги
на передовой?
- Он может их еще раз проиграть.
Гребер подошел к окну и посмотрел во двор. Тамсобиралисьотъезжающие
на фронт.
- Одни ребята и старики, - заметил Рейтер.-ПослеСталинградавсех
берут.
- Да.
- Колонна построилась.
- Что это с Руммелем?-удивленноспросилФельдман.-Онвпервые
заговорил.
- Он заговорил, когда ты еще спал.
-Онвпервые
заговорил.
- Он заговорил, когда ты еще спал.
Фельдман в одной рубашке подошел к окну.
- Вон стоит Головастик, - сказал он.-Теперьнасобственнойшкуре
убедится, что совсем не одно и тоже-спатьздесьивидетьвосне
передовую, или быть на передовой и видеть во сне родные места!
- И мы скоро на своей шкуре убедимся, - вставил Рейтер. -Мойкапитан
из санчасти обещал в следующий разпризнатьменягодным.Этотхрабрец
считает, что ноги нужны только трусам, истинный немецможетсражатьсяи
сидя.
Со двора донеслась команда. Колонна выступила. Гребер видел все, словно
в уменьшительное стекло. Солдаты казалисьживымикукламисигрушечными
автоматами; они постепенно удалялись.
- Бедняга Головастик, - сказал Рейтер. - Ведь бесился-тооннеиз-за
меня, а из-за своей жены. Боится, что, кактолькоонуедет,онаснова
будет ему изменять. И он злится, что она получает пособие за мужа и на это
пособие, может быть, кутит со своим любовником.
- Пособие за мужа? Разве такая штука существует? - спросил Гребер.
- Да ты с неба свалился, что ли? - Фельдманпокачалголовой.-Жена
солдата получает каждый месяц двести монет. Это хорошие денежки. Радиних
многие женились. Зачем дарить эти деньги государству?
Рейтер отвернулся от окна.
- Тут был твой друг Биндинг и спрашивал тебя, - обратился он к Греберу.
- А что ему нужно? Он что-нибудь сказал?
- Он устраивает у себя вечеринку и хочет, чтобы ты тоже был.
- Больше ничего?
- Больше ничего.
Вернулся Руммель.
- Ну что, успел захватить Головастика? - спросил Фельдман.
Руммель кивнул. Лицо у него было взволнованное.
- У него хоть жена есть, - вдруг прорычал он. - А вотвозвращатьсяна
передовую, когда у человека уже ничего на свете не осталось!
Он резко отвернулся и бросился на свою койку. Всесделаливид,будто
ничего не слышали.
-Жаль,чтоГоловастикунепришлосьэтоувидеть...-прошептал
Фельдман. - Он держал пари, что Руммель сегодня сорвется.
- Оставь его в покое, - раздраженно сказал Рейтер. - Неизвестно,когда
ты сам сорвешься. Ни за кого нельзя ручаться. Даже лунатик можетскрыши
свалиться. - Он повернулся к Греберу.
- Сколько у тебя еще осталось дней?
- Одиннадцать.
- Одиннадцать дней! Ну, это довольно много.
- Вчера было много, - сказал Гребер. - А сегодня - ужасно мало.
- Никого нет, - сказала Элизабет. - НифрауЛизер,ниееотпрыска.
Сегодня вся квартира наша!
- Слава богу! Кажется, я бы убил ее, если бы она при мнесказалахоть
слово. Она вчера устроила тебе скандал?
- Она считает, что я проститутка.
- Почему? Мы же пробыли здесь не больше часу.
- Еще с того дня. Ты просидел у меня тогда весь вечер.
- Но мы заткнули замочную скважину и почти все время играл патефон.На
каком основании она выдумывает такую чепуху?
- Да, на каком!..