- Спасибо, не курю, - сказал он и посмотрел на меня с выражением такой скуки, что я внезапно ощутил страшное подозрение - может быть, он
вовсе и не к нам направлялся, а забрел сюда случайно; может быть, он собирался покупать машину для метания петель или радиоприемник и здесь
торчал сейчас просто от нерешительности, переминаясь на месте, прежде чем двинуться дальше.
- Давайте сделаем пробную поездку, господин Блюменталь, - предложил я наконец, уже основательно измочаленный.
- Пробную поездку? - переспросил он так, словно я предложил ему искупаться.
- Ну да, проедем. Вы же должны сами убедиться, на что способна машина. Она просто стелется по дороге, идет, как по рельсам. И мотор тянет
так, словно этот тяжеленный кузов легче пушинки.
- Эти уж мне пробные катания! - он пренебрежительно отмахнулся. - Пробные катания ничего не показывают. Недостатки машины обнаруживаются
только потом.
«Еще бы, дьявол ты чугунный, - думал я обозленно, - что ж ты хочешь, чтобы я тебя носом тыкал в недостатки?»
- Нет так нет, - сказал я и простился с последней надеждой. Этот субъект явно не собирался покупать.
Но тут он внезапно обернулся, посмотрел мне прямо в глаза и спросил тихо, резко и очень быстро;
- Сколько стоит машина?
- Семь тысяч марок, - ответил я, не сморгнув, словно из пистолета выстрелил. Я знал твердо: ему не должно ни на мгновенье показаться, будто я
размышляю. Каждая секунда промедления могла бы обойтись в тысячу марок, которую он выторговал бы. - Семь тысяч марок, нетто, - повторил я
уверенно и подумал: «Если ты сейчас предложишь пять, то получишь машину».
Но Блюменталь не предлагал ничего. Он только коротко фыркнул:
- Слишком дорого.
- Разумеется, - сказал я, считая, что теперь уже действительно не на что надеяться.
- Почему «разумеется»? - спросил Блюменталь неожиданно почти нормальным человеческим тоном.
- Господин Блюменталь, - сказал я, - а вы встречали в наше время кого-нибудь, кто по-иному откликнулся бы, когда ему называют цену? Он
внимательно посмотрел на меня. Потом на его лице мелькнуло что-то вроде улыбки:
- Это правильно. Но машина всT-таки слишком дорога.
Я не верил своим ушам. Вот он, наконец-то, настоящий тон! Тон заинтересованного покупателя! Или, может быть, это опять какой-то новый
дьявольский прием?
В это время в ворота вошел весьма элегантный франт. Он достал из кармана газету, заглянул туда, посмотрел на номер дома и направился ко мне:
- Здесь продают кадилляк?
Я кивнул и, не находя слов, уставился на желтую бамбуковую трость и кожаные перчатки франта.
- Не могу ли я посмотреть? - продолжал он с неподвижным лицом.
- Машина находится здесь, - сказал я. - Но будьте любезны подождать немного, я сейчас занят. Пройдите пока, пожалуйста, в помещение.
Франт некоторое время прислушивался к работе мотора, сперва с критическим, а затем с удовлетворенным выражением лица; потом он позволил мне
проводить его в мастерскую.
- Идиот! - зарычал я на него и поспешил вернуться к Блюменталю.
- Если вы хоть разок проедетесь на машине, вы поиному отнесетесь к цене, - сказал я. - Вы можете испытывать ее сколько угодно. Если
позволите, если вам так удобнее, то я вечером могу заехать за вами, чтобы совершить пробную поездку.
Но мимолетное колебание уже прошло. Блюменталь снова превратился в гранитный памятник.
- Вы можете испытывать ее сколько угодно. Если
позволите, если вам так удобнее, то я вечером могу заехать за вами, чтобы совершить пробную поездку.
Но мимолетное колебание уже прошло. Блюменталь снова превратился в гранитный памятник.
- Ладно уж, - сказал он. - Мне пора уходить. Если я захочу прокатиться для пробы, я вам позвоню.
Я видел, что больше ничего не поделаешь. Этого человека нельзя было пронять словами.
- Хорошо, - сказал я. - Но не дадите ли вы мне свой телефон, чтобы я мог известить вас, если еще ктонибудь будет интересоваться машиной?
Блюменталь как-то странно посмотрел на меня:
- Тот, кто только интересуется, еще не покупатель. Он вытащил большой портсигар и протянул мне. Оказалось, что он всT-таки курит. И, к тому
же, сигары «Коронас», значит загребает деньги возами. Но теперь мне уже всT было безразлично. Я взял сигару. Он приветливо пожал мне руку и
ушел. Глядя вслед, я проклинал его безмолвно, но основательно. Потом вернулся в мастерскую.
- Ну как? - встретил меня франт - он же Готтфрид Ленц. - Как у меня получилось? Вижу, что ты мучишься, вот и решил помочь. Благо Отто
переоделся здесь, перед тем как пойти в финансовое управление. Я увидел, что там висит его хороший костюм, мигом напялил его, выскочил в окно и
вошел в ворота как солидный покупатель. Здорово проделано, не правда ли?
- По-идиотски проделано, - возразил я. - Он же хитрее, чем мы оба, вместе взятые! Погляди на эту сигару. Полторы марки штука. Ты спугнул
миллиардера!
Готтфрид взял у меня сигару, понюхал и закурил:
- Я спугнул жулика, вот кого. Миллиардеры не курят таких сигар. Они покупают те, что полпфеннига штука.
- Чепуха, - ответил я. - Жулик не назовет себя Блюменталем. Жулик представится графом Блюменау или вроде этого.
- Он вернется, - сказал Ленп, как всегда преисполненный надежд, и выдохнул сигарный дым мне в лицо.
- Он уже не вернется, - возразил я убежденно. - Однако где это ты раздобыл бамбуковую палку и перчатки?
- Взял в долг. В магазине Бенн и компания, напротив нас. Там у меня знакомая продавщица. А трость я, пожалуй, оставлю. Она мне нравится. - И,
довольный собою, он стал размахивать толстой палкой.
- Готтфрид, - сказал я. - Ты здесь погибаешь впустую. Знаешь что? Иди в варьете, на эстраду. Там тебе место.
x x x
- Вам звонили, - сказала Фрида, косоглазая служанка фрау Залевски, когда я днем забежал ненадолго домой.
Я обернулся к ней:
- Когда?
- С полчаса назад. И звонила дама.
- Что она говорила?
- Что хочет позвонить еще раз вечером. Только я сразу сказала, что едва ли стоит. Что вас по вечерам никогда не бывает дома.
Я уставился на нее:
- Что? Вы так и сказали? Господи, хоть бы кто-нибудь научил вас разговаривать по телефону.
- Я умею разговаривать по телефону, - заявила нахально Фрида. - Вы ведь действительно никогда не бываете дома по вечерам.
- Вам до этого нет никакого дела, - рассердился я. - В следующий раз вы еще станете рассказывать, что у меня носки дырявые.
- Отчего ж нет, могу, - ответила Фрида язвительно, вытаращив на меня свои воспаленные красноватые глаза. Мы с ней издавна враждовали.
Всего приятнее было бы сунуть ее головой в кастрюлю с супом, но я сдержался, полез в карман, ткнул ей в руку марку и спросил примирительно:
- Эта дама не назвала себя?
- Не-ет, - сказала Фрида.