Мы только успели заметить, как Кестер первым пересек линию финпша, оторвавшись па два
метра от своего соперника.
Лепц обезумел. Он швырнул инструмент на землю и сделал стойку па запасном колесе.
- Что это вы раньше сказали? - заорал он, снова встав па ноги и обращаясь к механиьу-геркулесу. - Развалина?
- Отвяжись от меня, дурак, - недовольно ответил ему механик. И в первый раз, с тех пор как я его знал, последний романтик, услышав
оскорбление, не впал в бешенство. Он затрясся от хохота, словно у пего была пляска святого Вптта.
x x x
Мы ожидали Отто. Ему надо было переговорить с членами судейской коллегии.
- Готтфрид, - послышался за нами хриплый голос. Мы обернулись и увидели человекоподобную гору в слишком узких полосатых брюках, не в меру
узком пиджаке цвета маренго и в черном котелке.
- Альфонс! - воскликпула Патриция Хольман.
- Собственной персоной, - согласился он.
- Мы выиграли, Альфонс! - крикнула она.
- Крепко, крепко. Выходит, я немножко опоздал?
- Ты никогда не опаздываешь, Альфонс, - сказал Ленц.
- Я, собственно, прпнес вам кое-какую еду. Жареную свинину, немного солонины. ВсT уже нарезано. Он развернул пакет.
- Боже мой, - сказала Патриция Хольман, - тут на целый полк!
- Об этом можно судить только потом, - заметил Альфонс. - Между прочим, имеется кюммель, прямо со льда. Он достал две бутылки:
- Уже откупорены.
- Крепко, крепко, - сказала Патриция Хольман. Он дружелюбно подмигнул ей.
Тарахтя, подъехал к нам «Карл». Кестер и Юпп выпрыгнули из машины. Юпп выглядел, точно юный Наполеон. Его уши сверкали, как церковные
витражи. В руках он держал невероятно безвкусный огромный серебряный кубок.
- Шестой, - сказал Кестер, смеясь. - Эти ребята никак не придумают что-нибудь другое.
- Только эту молочную крынку? - деловито осведомился Альфонс. - А наличные?
- Да, - успокоил его Отто. - И наличные тоже.
- Тогда мы просто купаемся в деньгах, - сказал Грау.
- Наверно, получится приятный вечерок.
- У меня? - спросил Альфонс.
- Мы считаем это честью для себя, - ответил Ленц.
- Гороховый суп со свиными потрохами, ножками и ушами, - сказал Альфонс, и даже Патриция Хольман изобразила на своем лице чувство высокого
уважения.
- Разумеется, бесплатно, - добавил он. Подошел Браумюллер, держа в руке несколько свечей зажигания, забрызганных маслом. Он проклинал свою
неудачу.
- Успокойся, Тео! - крикнул ему Ленц. - Тебе обеспечен первый приз в ближайшей гонке на детских колясках.
- Дадите отыграться хоть на коньяке? - спросил Браумюллер.
- Можешь пить его даже из пивной кружки, - сказал Грау.
- Тут ваши шансы слабы, господин Браумюллер, - произнес Альфонс тоном эксперта. - Я еще ни разу не видел, чтобы у Кестера была авария.
- А я до сегодняшнего дня ни разу не видел «Карла» впереди себя, - ответил Браумюллер.
- Неси свое горе с достоинством, - сказал Грау. - Вот бокал, возьми. Выпьем за то, чтобы машины погубили культуру.
Собираясь отправиться в город, мы решили прихватить остатки провианта, принесенного Альфонсом. Там еще осталось вдоволь на несколько человек.
Но мы обнаружили только бумагу.
- Ах, вот оно что! - усмехнулся Ленц и показал на растерянно улыбавшегося Юппа. В обеих руках он держал по большому куску свинины.
В обеих руках он держал по большому куску свинины. Живот его
выпятился, как барабан. - Тоже своего рода рекорд!
x x x
За ужином у Альфонса Патриция Хольман пользовалась, как мне казалось, слишком большим успехом. Грау снова предложил написать ее портрет.
Смеясь, она заявила, что у нее не хватит на это терпения; фотографироваться удобнее.
- Может быть, он напишет ваш портрет с фотографии, - заметил я, желая кольнуть Фердинанда. - Это скорее по его части.
- Спокойно, Робби, - невозмутимо ответил Фердинанд, продолжая смотреть на Пат своими голубыми детскими глазами. - От водки ты делаешься
злобным, а я - человечным. Вот в чем разница между нашими поколениями.
- Он всего на десять лет старше меня, - небрежно сказал я.
- В наши дни это и составляет разницу в поколение, - продолжал Фердинанд. - Разницу в целую жизнь, в тысячелетие. Что знаете вы, ребята, о
бытии! Ведь вы боитесь собственных чувств. Вы не пишете писем - вы звоните по телефону; вы больше не мечтаете - вы выезжаете за город с субботы
на воскресенье; вы разумны в любви и неразумны в политике - жалкое племя!
Я слушал его только одним ухом, а другим прислушивался к тому, что говорил Браумюллер. Чуть покачиваясь, он заявил Патриции Хольман, что
именно он должен обучать ее водить машину. Уж он-то научит ее всем трюкам.
При первой же возможности я отвел его в сторонку:
- Тео, спортсмену очень вредно слишком много заниматься женщинами.
- Ко мне это не относится, - заметил Браумюллер, - у меня великолепное здоровье.
- Ладно. Тогда запомни: тебе не поздоровится, если я стукну тебя по башке этой бутылкой. Он улыбнулся:
- Спрячь шпагу, малыш. Как узнают настоящего джентльмена, знаешь? Он ведет себя прилично, когда налижется. А ты знаешь, кто я?
- Хвастун!
Я не опасался, что кто-нибудь из них действительно попытается отбить ее; такое между нами не водилось. Но я не так уж был уверен в ней самой.
Мы слишком мало впали друг друга. Ведь могло легко статься, что ей вдруг понравится один из них. Впрочем, можно ли вообще быть уверенным в таких
случаях?
- Хотите незаметно исчезнуть? - спросил я. Она кивнула.
x x x
Мы шли по улицам. Было облачно. Серебристо-зелевый туман медленно опускался на город. Я взял руку Патриции и сунул ее в карман моего пальто.
Мы шли так довольно долго.
- Устали? - спросил я.
Она покачала головой и улыбнулась.
Показывая на кафе, мимо которых мы проходили, я ее спрашивал:
- Не зайти ли нам куда-нибудь?
- Нет... Потом.
Наконец мы подошли к кладбищу. Оно было как тихий островок среди каменного потока домов. Шумели деревья. Их кроны терялись во мгле. Мы нашли
пустую скамейку и сели.
Вокруг фонарей, стоявших перед нами, на краю тротуара, сияли дрожащие оранжевые нимбы. В сгущавшемся тумане начиналась сказочная игра света.
Майские жуки, охмелевшие от ароматов, грузно вылетали из липовой листвы, кружились около фонарей и тяжело ударялись об их влажные стTкла. Туман
преобразил все предметы, оторвав их от земли и подняв над нею. Гостиница напротив плыла по черному зеркалу асфальта, точно океанский пароход с
ярко освещенными каютами, серая тень церкви, стоящей за гостиницей, превратилась в призрачный парусник с высокими мачтами, терявшимися в
серовато-красном мареве света. А потом сдвинулись с места и поплыли караваны домов.