Ленц немедленно изменил позицию. Он широко улыбнулся,
всT его веснушчатое лицо расплылось. И мы все тоже вдруг заулыбались неизвестно почему.
Толстяк удивленно глядел на нас. Он чувствовал себя неуверенно и явно не знал, что же делать дальше. Наконец он представился, сказав с
полупоклоном: «Биндинг», цепляясь за собственную фамилию, как за якорь спасения.
Девушка подошла к нам. Мы стали еще приветливей.
- Так покажи им машину, Отто, - сказал Ленц, бросив быстрый взгляд на Кестера.
- Что ж, пожалуй, - ответил Отто, улыбаясь одними глазами.
- Да, я охотно посмотрел бы, - Биндинг говорил уже примирительное. - У нее, видно, чертовская скорость. Этак, за здорово живешь, оторвалась
от меня.
Они вдвоем подошли к машине, и Кестер поднял капот «Карла».
Девушка не пошла с ними. Стройная и молчаливая, она стояла в сумерках рядом со мной и Ленцем. Я ожидал, что Готтфрид использует
обстоятельства и взорвется, как бомба. Ведь он был мастер в подобных случаях. Но, казалось, он разучился говорить. Обычно он токовал, как
тетерев, а теперь стоял словно ионах, давший обет молчания, и не двигался с места.
- Простите, пожалуйста, - сказал наконец я. - Мы не заметили, что вы сидели в машине. Мы не стали бы так озорничать.
Девушка поглядела на меня.
- А почему бы нет? - возразила она спокойно и неожиданно низким, глуховатым голосом. - Ведь в этом же не было ничего дурного.
- Дурного-то ничего, но мы поступили не совсем честно. Ведь наша машина дает примерно двести километров в час.
Она слегка наклонилась и засунула руки в карманы пальто:
- Двести километров?
- Точнее, 189,2 по официальному хронометражу, - с гордостью выпалил Ленц.
Она засмеялась:
- А мы думали, шестьдесят - семьдесят, не больше.
- Вот видите, - сказал я. - Вы ведь не могли этого знать.
- Нет, - ответила она. - Этого мы действительно не могли знать. Мы думали, что бюик вдвое быстрее вашей машины.
- То-то же. - Я оттолкнул ногою сломанную ветку. - А у нас было слишком большое преимущество. И господин Биндинг, вероятно, здорово
разозлился на нас.
Она засмеялась:
- Конечно, но ненадолго. Ведь нужно уметь и проигрывать. Иначе нельзя было бы жить.
- Разумеется...
Возникла пауза. Я поглядел на Ленца. Но последний романтик только ухмылялся и подергивал носом, покинув меня на произвол судьбы.
Шумели березы. За домом закудахтала курица.
- Чудесная погода, - сказал я наконец, чтобы прервать молчание.
- Да, великолепная, - ответила девушка.
- И такая мягкая, - добавил Ленц.
- Просто необычайно мягкая, - завершил я. Возникла новая пауза.
Девушка, должно быть, считала нас порядочными болванами. Но я при всех усилиях не мог больше ничего придумать. Ленц начал принюхиваться.
- Печеные яблоки, - сказал он растроганно. - Кажется, тут подают к печенке еще и печеные яблоки. Вот это - деликатес.
- Несомненно, - подтвердил я, мысленно проклиная себя и его.
x x x
Кестер и Биндинг вернулись. За эти несколько минут Биндивг стал совершенно другим человеком. По всей видимости, он был одним из тех
автомобильных маньяков, которые испытывают совершеннейшее блаженство, когда им удается встретить специалиста, с которым можно поговорить.
- Не поужинаем ли мы вместе? - спросил он.
- Разумеется, - ответил Ленц.
Мы вошли в трактир. В дверях Готтфрид подмигнул мне, кивнув на девушку:
- А знаешь, ведь она с лихвой искупает утреннюю встречу с танцующей старухой.
Я пожал плечами:
- Возможно. Но почему это ты предоставил мне одному заикаться?
Он засмеялся:
- Должен же и ты когда-нибудь научиться, деточка.
- Не имею никакого желания еще чему-нибудь учиться, - сказал я.
Мы последовали за остальными. Они уже сидели за столом. Хозяйка подавала печенку и жареную картошку. В качестве вступления она поставила
большую бутылку хлебной водки. Биндинг оказался говоруном неудержимым, как водопад.
Чего он только не знал об автомобилях! Когда же он услыхал, что Кестеру приходилось участвовать в гонках, его симпатия к Отто перешла все
границы.
Я пригляделся к Биндинту внимательнее. Он был грузный, рослый, с красным лицом и густыми бровями; несколько хвастлив, несколько шумен и,
вероятно, добродушен, как люди, которым везет в жизни. Я мог себе представить, что по вечерам, прежде чем лечь спать, он серьезно, с
достоинством и почтением разглядывает себя в зеркало.
Девушка сидела между Ленцем и мною. Она сняла пальто и осталась в сером английском костюме. На шее у нее была белая косынка, напоминавшая
жабо амазонки. При свете лампы ее шелковистые каштановые волосы отливали янтарем.
Очень прямые плечи слегка выгибались вперед, руки узкие, с длинными пальцами казались суховатыми. Большие глаза придавали тонкому и бледному
лицу выражение страстности и силы. Она была очень хороша, как мне показалось, - но для меня это не имело значения.
Зато Ленц загорелся. Он совершенно преобразился. Его желтый чуб блестел, как цветущий хмель. Он извергал фейерверки острот и вместе с
Биндингом царил за столом. Я же сидел молча и только изредка напоминал о своем существовании, передавая тарелку или предлагая сигарету. Да еще
чокался с Биндингом. Это я делал довольно часто. Ленц внезапно хлопнул себя по лбу:
- А ром! Робби, тащи-ка наш ром, припасенный к дню рождения.
- К дню рождения? У кого сегодня день рождения? - спросила девушка.
- У меня, - ответил я. - Меня уже весь день сегодня этим преследуют.
- Преследуют? Значит, вы не хотите, чтобы вас поздравляли?
- Почему же? Поздравления - это совсем другое дело.
- Ну, в таком случае желаю вам всего самого лучшего.
В течение одного мгновения я держал ее руку в своей и чувствовал ее теплое пожатие. Потом я вышел, чтобы принести ром. Огромная молчаливая
ночь окружала маленький дом. Кожаные сиденья нашей машины были влажны. Я остановился, глядя на горизонт; там светилось красноватое зарево
города. Я охотно задержался бы подольше, но Ленц уже звал меня.
Для Биндинга ром оказался слишком крепким. Это обнаружилось уже после второго стакана. Качаясь, он выбрался в сад. Мы с Ленцем встали и
подошли к стойке. Ленц потребовал бутылку джина. - Великолепная девушка, не правда ли?
- спросил он.
- Не знаю, Готтфрид, - ответил я. - Не особенно к ней приглядывался.
Он некоторое время пристально смотрел на меня своими голубыми глазами и потом тряхнул рыжей головой:
- И для чего только ты живешь, скажи мне, детка?
- Именно это хотел бы я и сам знать, - ответил я. Он засмеялся:
- Ишь, чего захотел. Легко это знание не дается. Но сперва я хочу выведать, какое она имеет отношение к этому толстому автомобильному
справочнику.