Ветер рывком поднял его тело, и он стал похож на поднятый на корме темный флаг или взлетевшего над ней воздушного змея. Потом он разжал пальцы,
катер поплыл вперед и вниз, стали видны три фигурки на заваленной надувными спасательными плотами верхней палубе.
Когда рядом появился Дима - взлетел он незаметно и быстро, без всякого нарциссизма, - фигурки на верхней палубе пришли в движение. Одна
из них, с зачехленной гитарой, неожиданно приподнялась с четверенек, в два шага разбежалась и, провалившись в воздухе почти до поверхности моря,
кое-как полетела к берегу, постепенно набирая скорость. Оставшиеся двое начали спорить и некоторое время яростно жестикулировали, а потом, когда
Мите уже трудно было различать их контуры, тоже взлетели. Еще через минуту катер стал просто светлым пятнышком внизу, и Митя перевел взгляд
вперед.
Там был отвесный каменный склон. Когда он оказался достаточно близко, лететь пришлось почти вертикально вверх. Через несколько минут
этого воздушного восхождения внезапно изменилась перспектива - Мите стало казаться, что склон горы уходит не вверх, а вдаль, и он летит на
небольшой высоте над каменистой пустыней, где в лунном свете различимы каждый выступ и каждая трещина; красные огни на вершине стали похожи на
лампы далекого железнодорожного семафора.
Ему в спину ударил ветер, и Митя чуть не врезался в каменный карниз, далеко выступающий от поверхности горы. После этого он полетел
медленнее. Иногда в трещинах скалы появлялись кусты, которые казались согнутыми сильным ветром; стоило напомнить себе, что на самом деле они,
как и положено, тянутся вверх, и пустынная равнина внизу превращалась в то, чем она и была, - в каменную стену. Но лишь только Митя переставал
напоминать себе об этом, как внизу опять появлялась бесконечная пустыня, по которой неслись, растягиваясь и искривляясь на трещинах, две длинные
черные тени. Митя поднял глаза - впереди уже не было никаких красных огней.
Луна ушла за край облака, и каменистая равнина, над которой они летели, показалась ему крайне мрачной. Далеко за ее границей горели огни
нескольких прибрежных поселений, похожие на звезды с какого-то другого неба. Митя еще раз посмотрел в темную пустоту впереди и почувствовал
внезапный страх и желание развернуться и полететь вниз.
- Слушай, - сказал он летящему рядом Диме, - а куда мы сейчас направляемся? Огней ведь уже нет.
- Как это нет, - сказал Дима, - если мы к ним летим.
- Какой смысл к ним лететь, если их нет? Давай вернемся.
- Тогда нас тоже не будет. Тех нас, которые к ним полетели.
- Может, эти огни просто были не настоящие, - сказал Митя.
- Может быть, - сказал Дима, - а может, мы были не настоящие.
Опять вышла луна, и на каменной поверхности склона появились короткие резкие тени выступов. Митя ощутил беспричинную тоску и
беспокойство, помотал головой и понял, что уже долгое время слышит странный пронзительный лай. Этот лай был очень громким, но таким тонким, что
ощущался не ушами, а животом. Иногда лай стихал, и ему на смену приходил не то вой, не то свист, от которого к горлу подступала легкая тошнота.
Свист был очень неприятного тембра, и Митя подумал, что если бы красные кхмеры в Кампучии делали электронные будильники, то те, наверное,
звенели бы именно так.
- Слышишь? - спросил он Диму.
- Слышу, - спокойно ответил тот.
- А что это?
- Летучая мышь, - сказал Дима.
Митя даже не успел испугаться: на залитом луной каменном склоне, перекрывая несущиеся вверх тени, мелькнула еще одна - огромная, размытая
по краям и бесформенная. Митя с Димой метнулись к скале и с разгона плюхнулись на крохотную площадку, на которой росло несколько маленьких
кустов; Митя при этом чуть не вывихнул ногу. Свист сразу же стих.
- Не шевелись, - прошептал Дима.
- Она нас заметила?
- Конечно, - сказал Дима. - Если ты ее услышал, то она тебя и подавно.
- Она слышит, как мы говорим?
- Нет, - сказал Дима. - У нее очень интересные взаимоотношения с реальностью. Она сначала кричит, а потом вслушивается в отраженный звук
и делает соответствующие выводы. Так что если не шевелиться, она может оставить нас в покое.
Несколько минут они стояли молча. Вокруг было тихо, только снизу долетал слабый шум далекого моря.
- Помнишь вопрос, который я тебе задал? - спросил Дима. - Насчет того, какой свет отражает солнце?
- Помню.
- На самом деле и солнце, и свет тут ни при чем. О том же самом можно сказать по-другому. Взять хотя бы то, что происходит с нами прямо
сейчас. Как ты думаешь, что видит летучая мышь, когда до нее долетает отраженный от тебя звук?
- Меня, надо полагать, - вглядываясь в небо, ответил Митя.
- Но ведь звук ее собственный.
- Значит, не меня, а свой звук, - ответил Митя.
Лай летучей мыши стих, и она была не видна, но Митя чувствовал, что мышь рядом, и это беспокоило его куда сильнее, чем логические
построения.
- Да, - сказал Дима, - но ведь звук отразился от тебя.
Митя еще раз оглядел небо. Размеренный неторопливый тон Димы начинал действовать ему на нервы.
- И выходит, - говорил Дима, - что ты просто один из звуков, издаваемых летучей мышью. Так сказать, куплет ее песни.
Вдруг перед площадкой, обдав их волной воздуха, бесшумно пронеслась тяжелая черная масса и исчезла из виду. Минуту или две не было слышно
ничего, а потом издалека донесся прежний пронзительный лай. Он приближался - видимо, летучая мышь легла на боевой курс.
- Ты - один из звуков, издаваемых летучей мышью. А что такое летучая мышь?
- Это то, что нас сейчас будет есть, - ответил Митя, чувствуя, как от несущегося со стороны моря свиста слабеют ноги и наезжают одна на
другую мысли в голове.
Далеко в небе мелькнуло темное пятнышко, и свист стал громче; Митя животом различил в нем запредельную, на две октавы выше всего
слышанного в жизни, мелодию.
- Подумай, - сказал Дима, - чтобы исчез ты, летучей мыши достаточно перестать свистеть. А что нужно сделать тебе, чтобы исчезла летучая
мышь?
Он оттолкнулся от края площадки и головой вперед бросился вниз.