Полковникоткрылжестянуюбанкуиобнаружил, что кофе
осталось не больше чайной ложечки.Онснялсогнякотелок,
выплеснулполовинуводыназемляной пол и принялся скоблить
банку, вытряхивая в котелок последние крупинки кофе,смешанные
с хлопьями ржавчины.
Пока кофе варился, полковник сидел около печки, напряженно
прислушиваяськсебе.Емуказалось,чтоеговнутренности
прорастают ядовитыми грибами и водорослями. Стоялооктябрьское
утро.Одноизтех, что трудно пережить даже такому человеку,
как полковник, привыкшему ктомительномутечениювремени.А
ведьсколькооктябрей он пережил! Вот уже пятьдесят шесть лет
-- столько прошло после гражданской войны -- полковник только и
делал, что ждал. И этот октябрь былвчислетогонемногого,
чего он дождался.
Женаполковника,увидев, что он входит в спальню с кофе,
подняла москитную сетку. Этой ночью ее мучил приступастмы,и
теперьонабылавсонном оцепенении. И все же приподнялась,
чтобы взять чашку.
-- А ты?
-- Я уже пил, -- солгал полковник. -- Тамоставаласьеще
целая столовая ложка.
В этот момент раздались удары колокола. Полковник вспомнил
о похоронах.Покажена пила кофе, он отцепил гамак, в котором
спал, скатал его и спрятал за дверью.
-- Он родился в двадцать втором году, -- сказалаженщина,
думаяопокойнике.--Ровночерез месяц после нашего сына.
Шестого апреля.
Она дышала тяжело,прерывисто,отпиваякофемаленькими
глоткамив паузах между глубокими вздохами. Ее тело с тонкими,
хрупкими костями давно утратило гибкость. Затрудненноедыхание
непозволялоейповышать голос, и потому все вопросы звучали
какутверждение.Онадопилакофе.Мыслиопокойникене
оставляли ее.
-- Ужасно,когдатебяхоронятвоктябре,правда?--
сказала она.
Но муж не обратил внимания на ее слова. Он открыл окно. Во
дворе уже хозяйничал октябрь. Разглядывая сочную густую зелень,
следы дождевых червей на мокрой земле,полковниквновьвсеми
внутренностями ощутил его мокрую пагубность.
-- У меня даже кости отсырели, -- сказал он.
-- Зима,--ответилажена.--Стех пор как начались
дожди, я твержу тебе, чтобы ты спал в носках.
Шел мелкий, докучливый дождь. Полковник былбынепрочь
завернутьсявшерстяноеодеялоиснова улечься в гамак. Но
надтреснутаябронзаколоколовнастойчивонапоминалао
похоронах.
-- Да,октябрь, -- прошептал он, отходя от окна. И только
тут вспомнил о петухе, привязанном кножкекровати.Этобыл
бойцовый петух.
Полковник отнес чашку на кухню и завел в зале стенные часы
в футляреизрезногодерева.
Вотличие от спальни, слишком
тесной для астматика, зал былшироким,счетырьмяплетеными
качалкамивокругпокрытогоскатертьюстола,накотором
красовался гипсовыйкот.Настене,напротивчасов,висела
картина--женщинавбеломтюле сидела в лодке, окруженная
розами и амурами.
Когдаонкончилзаводитьчасы,былодвадцатьминут
седьмого.Онотнеспетуханакухню,привязал его у очага,
сменил в миске воду, насыпалпригоршнюмаиса.Черездырув
изгороди пролезли несколько ребятишек -- они сели вокруг петуха
и молча уставились на него.
-- Хватитсмотреть,--сказалполковник.--Петухи
портятся, если их долго разглядывать.
Дети непошевелились.Одинизнихзаигралнагубной
гармошке модную песенку.
-- Сегодня играть нельзя, -- сказал полковник. -- В городе
покойник.
Мальчикспряталгармошкувкарман, а полковник пошел в
комнату переодеться к похоронам.
Из-за приступа астмы жена не выгладила ему белый костюм, и
полковнику не оставалосьничегодругого,какнадетьчерный
суконный, который после женитьбы он носил лишь в исключительных
случаях. Он с трудом отыскал завернутый в газеты и пересыпанный
нафталином костюм на дне сундука. Жена, вытянувшись на кровати,
продолжала думать о покойнике.
-- Сейчасоннавернякаужевстретилсяс Агустином, --
сказала она. -- Только бы не рассказывал Агустину, как туго нам
пришлось после его смерти.
-- Должно быть, и там спорятопетухах,--предположил
полковник.
Он нашел в сундуке огромный старый зонт. Жена выиграла его
в лотерею, проводившуюся в пользу партии, к которой принадлежал
полковник. В тот вечер они были на спектакле; спектакль шел под
открытымнебом, и его не прервали даже из-за дождя. Полковник,
его жена и Агустин -- ему тогда было восемь лет -- укрылись под
зонтом и досидели до самого конца. Теперь Агустина нет в живых,
а белую атласную подкладку зонта съела моль.
-- Посмотри на этот клоунский зонт,--привычнопошутил
полковникираскрылнадголовойсложнуюконструкциюиз
металлических спиц. -- Теперь он годится только для того, чтобы
считать звезды.
Он улыбнулся. Но женщина даже не взглянула на зонт.
-- И так -- все, -- прошептала она. -- Мы гнием заживо. --
Она закрыла глаза, чтобы ничто не мешало ей думать о покойнике.
Кое-как побрившись--зеркалаужедавнонебыло,--
полковникмолча оделся. Брюки, тесно, как кальсоны, облегавшие
ноги, застегивались у щиколоток и стягивалисьнаталиидвумя
хлястиками,которыепродевалисьчерезпозолоченныепряжки.
Ремня полковник не носил.Рубашка,цветастарогокартонаи
твердая,как картон, застегивалась медной запонкой, на которой
держалсяиворотничок.Новоротничокбылпорван,поэтому
полковникрешилненадеватьего,азаоднообойтись и без
галстука.