1
Икак же этопонимать? Да видите ли, пороюжизнь именнои бывает --
помощником режиссера. Сегодня пойдем в кино. Назад в тридцатые и дальше -- в
двадцатые, атам уж рукойподать до старенького европейского"Иллюзиона".
Онабыла знаменитой певицей. Не опера, нет,даже не "Сельскаячесть". "La
Slavska" звали ее французы. Стиль: десятая доля цыганщины,однаседьмая от
русской бабы (каковойона и была изначально) и напять девятых "расхожий",
--под"расхожим"яразумеюгоголь-могольизподдельногофольклора,
армейскоймелодрамыиказенногопатриотизма.Дроби,оставшейся
незаполненной,довольно,полагаю, чтобыдать представлениеофизическом
великолепии ее необыкновенного голоса.
Выйдяиз мест, бывших, покрайней мерегеографически,самым сердцем
России, она с годами достигла больших городов -- Москвы, Санкт-Петербурга, а
там и Двора, где стиль этого родавесьмаодобрялся. В артистической Федора
Шаляпина висела еефотография: осыпанныйжемчугамикокошник,подпирающая
щеку рука, спелые губы, слепящие зубыи неуклюжиекаракули поперек: "Тебе,
Федюша".Снежныезвезды,являвшие,поканеоплываликрая,свое
симметрическое устройство, нежно ложились на плечи, на рукава, на шапки и на
усы, ждущие в очереди открытиякассы. До самой смерти своей она пущелюбых
сокровищ берегла-- или притворялась, чтобережет,-- затейливую медаль и
громоздкуюброшь,подареннуюцарицей.Сработавшаяихювелирнаяфирма
наживалапорядочныебарыши, привсякомторжественномслучаепреподнося
императорской чете ту или иную эмблему тяжеловесной державы (и что ни год --
все более дорогую): скажем, аметистовую глыбу с утыканной рубинами бронзовой
тройкой,застрявшей навершине,словноНоев ковчегна гореАрарат; или
хрустальный шарвеличиною в арбуз,увенчанный золотым орломс квадратными
брильянтовымиглазами, оченьпохожими наРаспутинские(многолет спустя
Советыпоказали наименее символичные из этих поделок на ВсемирнойВыставке
-- в качестве образчиков своего процветающего искусства).
Шло бы все так, как должно было по всем приметам идти, она могла бы еще
и сегодня выступать в оснащенном центральнымотоплением Дворянском Собрании
илив Царском, а явыключал быпоющийее голосом приемник в каком-нибудь
дальнемстепномуглуСибири-матушки. Носудьбасбилась с пути, икогда
приключиласьРеволюция, а занею--войнаБелыхи Красных,ее лукавая
крестьянская душа выбрала партию попрактичней.
Сквозьтающее имяпомощника режиссера мывидим,какмчатсявскачь
призрачные полкипризрачныхказаков верхами напризрачных лошадях.Затем
возникаетподтянутыйгенералГолубков,ленивоозирающийполебояв
театральныйбинокль.
Когдафильмыимыещебылимолоды,намобычно
показывалито, что открывалось взорам, в двух аккуратно слепленных кружках.
Теперьнето. Теперь мывидим, как вялостьпокидаетГолубкова,какон
взлетает в седло,мгновенье маячит в небе на вздыбленном жеребцеибешено
скачет в атаку.
Но вот неожиданный инфракрасный вспектре Искусства:вымещая условный
пулеметный рефлекс, -- привычное "тра-та-та", женский голос запеваетвдали.
Он близится, близится, и наконец, заполняет собою все. Прекрасное контральто
ширитсяврусскихнапевах,наобумнабранныхмузыкальнымдиректоромв
студийном архиве. Кто этотам, во главе инфракрасных? Женщина. Певучая душа
вонтого,отменнообученного батальона.Идетвпереди, топчет люцернуи
разливаетсявпеснепроВолгу-Волгу.Подтянутыйибесстрашныйджигит
Голубков (теперь-то нам ясно, кого этоонуглядел), невзираяна множество
ран, на полном скаку подхватывает красиво бьющуюся добычу и мчит ее вдаль.
Странное дело, но сама жизнь разыграла этот убогийсценарий:ялично
знал по меньшей мере двух очевидцев события; часовые истории пропустили его,
неoкликнув. Вскоремывидим ее сводящей с умаофицерское общество своей
полногрудойкрасойибуйными,буйнымипеснями.То былаBelleDameс
порядочной примесью Merci и снапором, коего недоставало Луизе фон Ленц или
Зеленой Леди. Она подсластила горечь отступленияБелых, начавшегосявскоре
заее появлением встанегенералаГолубкова. Мы видиммрачные промельки
вороновили ворон иликакихтамптицудалось раздобыть,чтобыреяли в
сумерках и опускались, кружа, на усеянную телами равнину где-нибудь в округе
Вентура. Окоченелая рука солдата белых сжимает медальонс портретом матери.
А наразвороченнойгруди павшего рядом красногобойца трепещет письмоиз
дома, и та же старушка моргает за его наплывающими на зрителя строками.
Иследом -привычный контраст: взрывается бравурная музыка,слышится
пение, мерно хлопают руки,топаютсапоги --переднами попойкавштабе
генерала Голубкова: танцуетскинжалом точеныйгрузин, смущенныйсамовар
перекашиваетлица,иСлавская,гортанно смеясь,откидывает голову, ив
стельку пьяный жирный штабной,раздирая ворот ивыпячивая сальные губы для
скотского поцелуя, тянется черезстол(крупный план опрокинутого стакана),
чтобыоблапить-- пустоту,ибо подтянутыйи совершеннотрезвый Голубков
ловко выдергиваетееиз-за стола, ионистоятпередпьянойоравой,и
Голубков произносит холодным и ясным голосом: "Господа, вот моя невеста", --
и в наступившем ошеломленноммолчании шальная пуля пробиваетзасиневшее на
рассвете стекло, и канонада рукоплесканий приветствует романтическую чету.
Я почтине сомневаюсь, чтоее пленение небыло толькоигрою случая.
Случайности на студию недопускаются. И еще менеесомневаюсь я в том, что,
когданачалсявеликийисход, и они, подобно многим иным, потянулись через
Секердже к Мотц-штрассе и рю Вожирар, генерал с женою уже трудились на пару,
общаябыла уних песняиобщий шифр.