Вере
* Часть первая *
1.
Спервойизчередытрехиличетырехмоихженя
познакомилсяпри обстоятельствах несколько странных, - само их
развитиепоходилонаполнуюнелепыхподробностейтопорную
интригу,руководитель которой не только не знает о ее истинной
цели,ноиупорствуетвдурацкихходах,казалосьбы,
отвращающихмалейшуювозможностьуспеха.Ивотиз этих-то
промахов он ненароком сплетаетпаутину,вкоторойрядмоих
ответныхоплошностейзапутываетменя,заставляяисполнить
назначенное, что и являлось единственным смыслом заговора.
В один изднейпасхальноготриместрамоегопоследнего
кембриджскогогода(1922-го)мнедовелось"какрусскому"
просвещатьотносительнонекоторыхтонкостейкостюмаИвора
Блэка,неплохогоактера-любителя,подруководством которого
театральнаяартель"Светлячок"намереваласьпоставить
гоголевского"Ревизора" в английском переводе. В Тринити у нас
снимбылобщийнаставник,иБлэкумучилменянудными
имитациямижеманных ужимок старика, - представление это заняло
большую часть нашего ленча в "Питте".Недолгаяделоваячасть
оказаласьещеменееприятной. Ивор Блэк предполагал облачить
Городничего в халат, потомучто"всеэтопростоприснилось
старомупрохиндею,верно?-ведьиназвание"Ревизор"
происходит от французского 'reve' то есть 'сон'". Я сказал, что
по-моему - идея самая жуткая.
Если какие-то репетиции и происходили, то безменя.Мне,
собственно,толькотеперьипришлов голову, что я даже не
знаю, довелось ли этой затее увидеть свет рампы.
Вскоре послетогояповстречалсясИворомБлэкомна
какой-товечеринке,и он пригласил меня и со мной еще пятерых
провести лето на Лазурном Берегу, - на вилле,которуюон,по
егословам,толькочтоунаследовал от старенькой тети. В ту
минуту он был здорово пьян и, похоже,весьмаудивился,когда
черезнеделюили несколько позже, перед самым его отъездом, я
напомнилемуобэтомщедромпредложении,которое,как
выяснилось,одинтолькоя и принял. Мы оба сироты, сказал я,
никто нас не любит, так надо уж держаться друг друга.
Болезнь на целый месяц задержала меня в Англии, и только в
начале июля я отправил Ивору Блэку вежливую открытку,извещая,
чтомогупоявитьсявКаннахиливНиццеводин из дней
следующей недели. Я почти уверен, чтоназвалвторуюполовину
субботы в качестве наиболее вероятного времени.
Попыткидозвонитьсясостанцииоказалисьбесплодными:
линия оставалась занятой, а янеизтех,ктоупроствуетв
борьбеснеисправнымиабстракциямипространства.
Неудача
отравила мне послеполуденные часы, а это мое любимоевремя.В
началедолгойпоездкияуверилсебя,что самочувствие мое
вполне сносно, теперь оно было ужасным. День стоял не по сезону
сырой и хмурый.Пальмыуместнылишьвмиражах.Богвесть
почему,такси,словновдурном сне, были неуловимы. В конце
концов, я погрузился в тщедушныйидушныйавтобусизсиней
жести.Всползаяпопетлистойдороге,где поворотов было не
меньше, чем "остановок по требованию",этаколымагадостигла
местамоегоназначения за двадцать минут: примерно столько же
занял бы пеший переход с побережья - легкимикраткимпутем,
которыймневто волшебное лето предстояло заучить наизусть,
камень за камнем, куст за кустом. Впрочем, каким угодно, ноне
волшебнымгляделолетово время той мерзкой поездки! Главная
причина, по которой я решился приехать сюда, состояла в надежде
подлечитьсреди"брильянтовыхбрызг"(Беннет?Барбеллион?)
расстройствонервов,порубежноесумасшествию. Теперь в левой
доле моей головы размещался кегельбан боли. Подругуюсторону
бессмысленноедитятаращилось над материнским плечом и поверх
спинки сидения впереди. Я же сиделобокбородавчатойбабыв
черноми тошнотно заплевывал склон между зеленым морем и серой
скальной стеной. Отупору,какмынаконецдотащилисьдо
деревниКарнаво(крапчатыеплатаны, картинные хижины, почта,
церковь), все мои чувства влеклись к одному золотистомуобразу
- к бутылке виски, которую я вез в чемодане для Ивора и которую
поклялсяоткупоритьещедотого,какона попадется ему на
глаза. Водитель оставил мойвопросбезответа,носошедший
преждеменясвященник,похожий на черепашку с парой огромных
ступней, ткнул, не глядя на меня, в поперечную аллеюдеревьев.
Вилла"Ирис",сказалон,втрехминутахходьбы.Покая
приготовлялся волочь чету моих чемодановвдольэтойаллеик
внезапновспыхнувшемусолнечномутреугольнику,на противной
панели завиделся мой предположительный хозяин.Помнится,-а
ведь полвека прошло! - я на миг усомнился, правильного ли сорта
одеждыязахватил.На нем были брюкигольф и тяжелые башмаки,
носков почему-тонебыло;голени,оголенныенаполвершка,
отливалиболезненнойкраснотой.Оннаправлялся - или сделал
такой вид - на почту, чтобы телеграммой просить меняотсрочить
мойприезд до августа, когда служба, только что найденная им в
Канницце, уже не сможетслужитьпомехоюнашимразвлечениям.
Сверхтого,он надеялся, что Себастьян, - кто бы он ни был, -
все же сумеет приехать к поре винограда или к триумфулаванды.
Пробормотаввсеэтовполголоса,онотнялуменя чемодан,
который поменьше - с туалетными мелочами, запасом лекарств ис
почтидоплетеннымвенкомсонетов(которомупредстояло
отправиться в Париж, в русский эмигрантский журнал).