Следомон
подхватилидругойчемодан,-я поставил его, чтобы набить
трубку. Столь чрезмерную приметливость по части мелочей вызвал,
полагаю, упавший нанихслучайныйсвет,отброшенныйвперед
великимсобытием.Иворнарушилмолчание,чтобыприбавить,
нахмурясь, что как ни приятно ему принимать меня в своемдоме,
ноонобязанкоеочем меня предупредить, ему следовало бы
рассказатьобэтомещевКембридже.Тутимеетсяодно
прискорбноеобстоятельство, способное извести меня меньше, чем
занеделю.МиссГрант,прежняяегогувернантка,женщина
бессердечная,ноумная,говаривала,чтоего малышка-сестра
никогда не нарушит правила, согласно которому "детей недолжно
быть слышно", - да, собственно, она не сумеет и услышать о нем.
Прискорбноеобстоятельствовтом-то и состоит, что сестра, -
впрочем, ему, пожалуй, лучше отложить рассказ оеенедугедо
той поры, когда и мы, и чемоданы более или менее обоснуемся.
2.
"Что же за детство у тебя было, Мак-Наб?" (так упорно звал
меня Ивор,помнениюкоегояпоходилнаизможденного, но
миловидного молодого актера, принявшегоэтоимявпоследние
годы своей жизни или по крайности славы).
Жестокое,нестерпимое.Надлежалобсуществовать
природному - международному-закону,запрещающемуначинать
жизньстольнегуманнымобразом.Когдабыввозрастелет
девятидесятимоибольныестрахинезаместилисьболее
отвлеченнымиипустымитревогами(проблемами бесконечности,
вечности и проч.), я потерял бы рассудок задолго дотого,как
сыскалразмерыирифмы.Делоидет не о темных комнатах или
агонизирующих ангелах об одном крыле, неодлинныхкоридорах
или кошмарных зеркалах, из которых льются отражения, растекаясь
по полу грязными лужами, нет, не об этих опочивальнях жути, а -
прощеимногострашней-о некой вкрадчивой и безжалостной
связи с иными состояниями бытия, не "бывшими", в точности, и не
"будущими",но определенно запредельными, между нами смертными
говоря. Мне предстояло еще узнать гораздо,гораздобольшеоб
этих болезненных связях всего несколько десятилетий спустя, так
что "небудемопережатьсобытий",каквыразилсяказнимый,
отстраняя заношенную, сальную повязку для глаз.
Радостисозреваниядаровалимневременноеоблегчение.
Унылая пора самоинициации миновала меня. Да будет благословенна
мояпервая сладкая любовь, дитя в плодовом саду, наши пытливые
игры и ее растопыренная пятерня,роняющаяжемчугаизумления.
Домашнийучитель поделился со мною услугами инженю из частного
театра моего двоюродного деда. Две похотливые юные дамы однажды
напялили на меня кружевную сорочку и паричок Лорелеи иуложили
спатьмежду собой - "стеснительную маленькую кузину", словно в
скабрезной новелле, - пока их мужья храпели в соседнейкомнате
послекабаньей охоты.
Две похотливые юные дамы однажды
напялили на меня кружевную сорочку и паричок Лорелеи иуложили
спатьмежду собой - "стеснительную маленькую кузину", словно в
скабрезной новелле, - пока их мужья храпели в соседнейкомнате
послекабаньей охоты. Просторные поместья разнообразной родни,
с которой я в отрочестве съезжался и разъезжалсяподбледными
летними небесами прежних российских губерний, предоставляли мне
столько же уступчивых горничных и модных кокеток, сколько могли
предложитьтуалетныхибудуаровзадвастолетья до этого.
Словом, если пора моего младенчества сгодиласьбыдляученой
диссертации,накоторойутверждаетпожизненнуюизвестность
детскийпсихолог,отрочествомоевсостояниидать,да
собственно,идалопорядочноечислоэротическихсцен,
рассыпанных, подобно подгнившим сливам и забурелымгрушам,по
книгамстареющегороманиста.Иправо,ценностьнастоящих
воспоминанийпопреимуществуопределяетсятем,чтоони
представляютсобойcatalogueraisonneкорней,истокови
извилистых родовых каналов множестваобразовмоихрусскихи
особливо английских произведений.
Родителейявиделне часто. Они разводились, вступали в
новые браки и вновь разводились с такой быстротой, чтобудьу
моегосостоянияменеебдительные попечители, меня могли бы в
конце концов спустить с торгов четечужаковшотландскогоили
шведскогороду-племени,обладателямскорбныхмешочковпод
голоднымиглазами.Мояпоразительнаядвоюроднаябабка-
баронессаБредова, рожденная Толстая, - образцово заменяла мне
более кровную родню.Ребенкомлетсеми-восьми,ужетаившим
секретызаконченногобезумца,ядажеей(тожедалеконе
нормальной) казался слишком уж хмурым и вялым, - на деле-тоя,
разумеется,предавалсянаявугрезамсамогобезобразного
свойства.
- Хватит нюнить! - бывало, восклицалаона.-Смотрина
арлекинов!
- На каких арлекинов? Где?
- Давезде!Оглядисьпосторонам.Слова,деревья-
сплошные арлекины. Иобстоятельства,илица.Возьминаугад
любыедвевещи- шутку, образ - получишь третьего шута! Иди!
Играй! Выдумывай мир! Твори реальность!
Видит Бог, так я и сделал. И в честь моихпервыхдневных
снов я сотворил эту двоюродную бабку, и вот она медленно сходит
помраморнымступенямпарадногоподъездапамяти- бочком,
бочком, бедная хромая старуха, - шаря по краю каждойступеньки
резиновым кончиком черного костыля.
(Когдаонавыкрикивалатриэтихслова,онивылетали
прерывистой ямбической строчкой с быстрым лепечущим ритмом, как
будто "смотрина", ассонируя со "стремниной",мягкоиласково
велозасобой"арлекинов",выходивших с веселой силой, - за
протяжным "ар",сочноподчеркнутымвпорывевоодушевленной
уверенности,следовалоструистоепадениепохожих на блестки
слогов.