Парень с полной серьезностью продолжал:
- Конечно трудно приходится человеку, когда у него бензин на ноле. Знаешь, что такое бензин на ноле? Не то что совсем нет, а так, на два-три выхлопа. Но я не терялся. Утром надеваю свежую рубашку, покупаю свежую эстонскую газету и иду на вокзал к приходу ленинградского поезда. Стою, читаю газету, кожаная папка под мышкой, понимаешь? Подходит поезд, из него выходит добропорядочная семья: папа, мама, дочка, весьма симпатичная...
- Ну, слово в слово, - шепчет мне на ухо Нема.
- Естественно, они растеряны - незнакомый город, незнакомая речь. В тот момент, когда они проходят мимо меня, я опускаю газету и говорю, заметь, по-русски: "Любопыт-но". Конечно, они бросаются ко мне с вопросами, и тут совершенно случайно выясняется, что у меня есть свободное время. То да се, я веду их по улицам, просто как галантный приветливый патриот этого города, показываю достопримечательности, помогаю устроиться в гостинице, то да се. Приходит время обеда, и я веду их в ресторан. Здесь, - он приостановился и взял сигарету, один из троих дал ему огонька, - здесь я иду ва-банк и наедаюсь до потери пульса. Конечно, они платят за меня. Наутро я их провожаю в Таллин, в Ригу или в Пярну. Они уже привыкли ко мне, журят, как родного сына.
- Отличный способ, - сказал я.
Нема подвинул мне рюмку, но я не выпил. Противна мне была эта изнемогающая от смеха компания.
- Есть еще один способ, - напористо продолжал парень. - Известно, что в этот город часто приезжают девушки из Москвы и Ленинграда для того, чтобы рассеяться после сердечных неудач. И вот здесь они встречают меня, приветливого и галантного старожила. Ну, снова прогулки, беседы... Совершенно случайно я даю им понять, что не ел уже шесть дней...
- Опять хороший способ, - сказал я.
- Что делать? - развел он руками. - Но все же такой образ жизни имеет и теневые стороны, накладывает на человека свой отпечаток.
- Какой же, Витя? - угасающим шепотом спросила Татьяна.
- В лице появляется нечто лисье, - таинственно сообщил он.
Стол задрожал от хохота. Честно говоря, я тоже не выдержал.
Парень растерянно огляделся, потом бегло улыбнулся и снова приготовился что-то рассказывать, но Нема и Потанин собрались уходить, и он тоже встал вместе с ними.
- До завтра, друзья, - сказал он. - Как всегда, в баре?
Он пошел к выходу с Потаниным и Немой, худой, высокий, с коротким ежиком волос, действительно с кожаной папкой под мышкой. Беспомощно вертящаяся на тонкой шее голова, блуждающая улыбка - как-то не похож он был на такого уж ловкача.
- Параноик какой-то? - спросил я Таню.
- Смешной тип, - сказал один из тех троих. - Уже прозвище получил.
Парень вдруг вернулся, подбежал к нам.
- Смотрите, - воскликнул он, показывая на людей, облепивших стойку, - здорово, правда? Как они взвиваются, а?
Завинчиваются! Еще бы каждому пистолет на задницу, а? Техас!
Ну, пока!
За столиком все снова скисли от смеха.
- Ну, так какое же прозвище? - спросил я.
- Кянукук, - сказал один из тех троих. - По-эстонски - "Петух на пне".
- Так ликер какой-то называется, - вспомнил я.
- Правильно. Он нам уже все уши прожужжал с этим ликером.
Рекламирует этот ликер, как будто мы сами не знаем.
Рекламирует этот ликер, как будто мы сами не знаем.
- Да уж в этом-то вы, должно быть, разбираетесь, - сказал я, нехорошо улыбаясь. - Небось уже по уши налились этим ликером?
- Валя... - сказала Таня.
- Подумать только, - сказал один из троицы, - приключений приехал искать из Свердловска! Потеха, правда?
- А вы зачем сюда приехали, козлики? - спросил я его. - Тоже небось для своих козлиных приключений, а? По своим козлиным делишкам, верно ведь?
- Ну-ну, ты! - сказал один из них и вскинул руку, с запястья которой вниз, к локтю, сразу же упал браслет.
А тут еще перстень-печатка, и брелок на поясе под расстегнутым пиджаком, и усики, и шевелящиеся под усами губы, и угрожающая усмешка.
- Валя, мне надо сказать тебе пару слов, - сказала Таня.
Я встал вместе с ней.
- Еще увидимся, наверное, - сказал я тем троим.
Они переглянулись.
- Это мы тебе обещаем.
Мы пошли к выходу. По всем зеркалам отражалось наше движение, мое с Таней, тоненькой, высокогрудой, немного растрепанной. Волосы ей покрасили для съемки в неестественно черный цвет. Таня кивала направо и налево, потому что весь творческий состав нашей группы сейчас прохлаждался в этом кафе.
А я никому не кивал, потому что я - технический состав.
- Автор приехал, - сказала Таня, - вон сидит с Павликом.
Я сразу узнал его, как-то в Москве мне показывали его на улице. Крепенький такой паренек, с виду не скажешь, что писатель.
Мы вышли на улицу. Резкий холодный ветер с моря был так прекрасен, что я стал глотать его, раскрыв рот, подняв голову.
Готический силуэт города и верхушки деревьев поплыли вокруг нас.
- Ну чего ты набросился на этих ребят? Милые интеллигентные мальчики, - сказала Таня.
- Живешь уже с кем-нибудь из них? - спросил я.
- Дурак, балда стоеросовая! - засмеялась она.
Мы прошли через площадь.
- Просто у нас подобралась очень веселая компания. Днем я работаю, ты же знаешь, а вечерами сижу с ними, смеюсь. А вон идет Борис, - сказала она. - Ты знаешь, он физик.
Умопомрачительная умница. Тоже живет в нашей гостинице.
Навстречу нам лениво шел, закинув голову, кто-то высокий.
Белела в темноте его рубашка, рассеченная галстуком.
- Можно с вами погулять? - спросил он медлительно не вызывающим возражений тоном.
Дальше мы пошли втроем. В какой-то церкви были открыты двери. Там перед алтарем темнело что-то массивное. Гроб, догадался я, когда мы уже прошли.
- Вы физик, да? - спросил я Бориса.
- Вроде бы так, - ответил он лениво, не глядя на меня.
- Ну как там, сделали еще какую-нибудь бомбу? - спросил я опять через голову Тани. - Нейтронную, позитронную, углеводородную?
Он глухо посмеялся в кулак.
- У нас другие дела. Более сложные, чем эта муть.
- Ты знаешь, Борис мне такие вещи интересные рассказывал, - сказала Таня. - Черт знает, что делается в науке.
- Муть эта ваша наука, - сказал я.
- То есть? - заинтересованно спросил Борис.