Изобщегошурум-бурума мы вытащимпока всего лишьнесколько фрази
предложимчитателю вообразитьих гулкоеэхо, проходящегопо студенческим
аудиториям того времени.
"... Пора покончить с нэпом, иначе мы задохнемся от сытости..."
"... Социализм погибнет без поддержки Европы! ..."
"... Ваша Европа танцует чарльстон!..."
"... ЛЕФ - это фальшивые революционеры! Снобы! Эстеты!..."
"... Бухарин поет под дудку кулаков!..."
"... Слышали, братцы, в Мюнхене появиласьпартия национал-большевиков?
Нет предела мелкобуржуазному вздору!..."
"...Почему отнародаскрывают завещаниеЛенина?Сталин узурпирует
власть!..."
"... Вы плететесь в хвосте троцкизма!..."
"... Лучше быть в хвосте у льва, чем в заднице у сапожника!..."
"... В старое время за такое бы по морде!"
Времябылопока еще "новое",и обошлось безмордобоя, хотя Ниночкин
"пролетарскийдруг" Семен Савельевич Стройло не раз вожделенновзвешивал в
руке непочатую банку "царских рыжиков".
Автоматически растирая щеткой кисти рук ипредплечья, профессор Градов
старалсяне смотреть на коллег.Впрочемиостальныеучастники операции,
Греков, Рагозин, Мартьянов, Очкин, мылись молча и самоуглубленно. Никому и в
головунеприходилоэтойночьюдемонстрироватькакие-либоизлюбленные
"профессорские штучки", юморокли, мычание оперной арии, хмыканье, фуканье,
все эти чудачества, до которых всегдабылиохочи московские светила, столь
обожаемые средним, полностью женским, хирургическим персоналом. Никогдаеще
в этихстенахнепроходили антисептическуюобработкуодновременнопять
крупнейших хирургов, и никогда еще здесь не было такого напряжения.
Из операционной вышлианестезиологи, доложили, что дача наркоза прошла
нормально.Больнойзаснул.Градов,которому предстояло начать,тоесть
открытьбрюшнуюполостьнаркома,распорядился,чтобынина минутуне
прекращалсяконтрольпульсаикровяногодавления.Подготовлены ливсе
стимуляторы сердечно-сосудистой деятельности? Это главный аспект операции.
Он уже держал на весу рукиврезиновых перчатках, когда Рагозин, тоже
закончивший обработку, попросил его на секунду в сторону.
- Что с вами, Борис Никитич?
- Все в порядке, - пробормотал Градов.
- Вымне сегодня не нравитесь, дорогой. У вас дрожат лицевые мышцы. У
вас, кажется, и пальцы дрожат...
- Нет, нет, я в порядке. Помилуйте, ничего у меня не дрожит. Не стоит,
право, перед началом операции... как-то странно... не очень-то этично...
- Да-да, - проговорил Рагозин, как бы разглядывая его лицо складку за
складкой.-Пожалуй,вамнестоит,мойдорогой,непосредственно
участвовать.
- Что с вами, Борис Никитич?
- Все в порядке, - пробормотал Градов.
- Вымне сегодня не нравитесь, дорогой. У вас дрожат лицевые мышцы. У
вас, кажется, и пальцы дрожат...
- Нет, нет, я в порядке. Помилуйте, ничего у меня не дрожит. Не стоит,
право, перед началом операции... как-то странно... не очень-то этично...
- Да-да, - проговорил Рагозин, как бы разглядывая его лицо складку за
складкой.-Пожалуй,вамнестоит,мойдорогой,непосредственно
участвовать.Будьтерядом наслучайчего-нибудьнепредвиденного,амы
начнем, помолясь...
"Боже, -подумал Градов, - не участвовать в ЭТОМ".Ничего толком не
понимая,замороченныйирассеянный,однакоужеотстраненныйот ЭТОГО,
освобожденный, он пожал плечами, стараясь не выказать своих эмоций.
- Что ж, вы начальник. Прикажете размыться?
- Э, нет, батенька! - жестко проговорил Рагозин. - Начальников здесь
нет. Мы все, и вы тоже, равноправные участники операции. Будьте наготове!
Градов сел на диванв углу предоперационной, откинулголову изакрыл
глаза. Онуже невидел, как четверо хирургов,держа на весуобработанные
руки, будто жрецы какого-то древнего культа, проходили за матовое стекло.
Кночимолодежь,числомнеменеедюжины,отправиласьнаберег
Москвы-реки.Подногамихрустелильдинки мелкихлужиц.Межсоснами, в
прозрачномкосмосе еще пылали звезды,стоял"имесяц, золотой и юный, ни
дней не знающий, ни лет"...
- Я слышал, он читал это недавно в Доме архитекторов, - сказал Степан
Калистратов.
-Апомнишь,там же! -вскричалаНина. - Никогда не забуду этот
голос... "Я буду метаться по табору улицы темной За веткой черемухи в черной
рессорнойкарете,Закапоромснега, завечным, за мельничнымшумом..."
Семен, ты слышишь, Сема?!
Онакак бывлеклапод руку,она тащила,все время теребиласвоего
долбоватого избранника Стройло, а тот как бы снисходил,как бы просто давал
себя влечь, хотявременамиНининыпорывы сбивали его шаги переводилив
какую-тонедостойнуюпролетария трусцу.Токочки,то лужикакие-то под
ногами - чего поперлись на реку, корни какие-то, стихи этогоМандельштама,
бзики профессорских детишек...
- Что это за таборы, капоры, ребусы какие-то? - пробасил он.
- Ну, Семка! - огорченно заскулила Нина. - Это же гений, гений...
-Семен, пожалуй, прав, -сказалСавваКитайгородский. Оншелв
длинном черном пальто,накрахмаленная рубашка светилась в ночи. - Черемуха
и снег как-то не сочетаются...
"Какое великодушие ксопернику", - лукаво и радостноподумала Нина и
крикнула идущему впереди Калистратову:
- А ты как считаешь, Степа?
-С ослами вступать в полемикуне желаю! - сказал, не оборачиваясь,
поэт.