Двери всех комнат снизу открыты.Пусто,чисто, светло.Из библиотеки
разносится Шопен. Мэри Вахтанговна играла, как всегда, бурно с вдохновением,
какбыпридаваясреднеевропейскимравниннымпассажамнекоекавказское
стаккато.Времяотвремени, однако,онабросалабыстрые,внимательные
взгляды на мужа, который сидел в глубоком кресле, закрыв глаза ладонью.
Рядом схозяином, в классической поземолодого послушногопсасидел
Пифагор. Еговысокие уши тоже улавливали потокнепротивных звуков.Иногда
неслышно, в шерстяныхносках проходила по комнатамАгаша, раскладывалапо
полкам чистое белье, поглядывала на хозяина, вытирала платочком уголки глаз.
БорисНикитичвщелку между пальцами созерцалвдохновенныйпрофиль
жены. "Странно, - думал он, - ее княжеский профиль меня никогда эротически
не тревожил. Но воткогда она поворачивалась ко мне лицом, с этими высокими
крестьянскими скулами и пухлыми губами... Почему я думаю об этом в прошедшем
времени, мы еще молоды в конце концов, наше либидо еще..."
МолочницаПетровнастяжелымибидонами,корзинойиведромшумно
размахалась дверьмииувидела утреннюю идиллию."Ишьты, - сумилением
подумала она, - жив буржуй".
- Господь с тобой, тише, Петровна! - бросилась к ней Агаша. - Пошли,
пошли на кухню!
На кухне, выгружая сметану и творог, Петровна поинтересовалась:
- Чего-сь тут у вас такое?
- Профессор музыкой лечится, - значительно пояснила Агаша.
- Простыл что ли?
- Ах, Петровна, Петровна, - покачала головой утонченная Агаша.
-А мой-то отвсегостаканом лечится,- вздохнула Петровна. - Не
поможет стакан, второй берет. Тогда порядок.
- Ну, иди-иди, Петровна.
Сунув деньги,Агашасопроводила пышущую здоровьеми чистотой бабу за
дверь, а сама остановилась у притолоки - внимать.
Мэри окончила концерт блестящим глиссандо и встала.
- Как ты себя чувствуешь, Бо?
Борис Никитич тоже поднялся из кресла.
- Спасибо, Мэри! Ты же знаешь,мне этот прелюд всегда помогает. - Он
подошел к жене и обнял ее за плечи, деликатнейшим образом стараясь повернуть
ее к себе лицом. Мэри Вахтанговна уклонилась и показала в окно.
- Смотри, Пулково уже приехал!
От калиткик домупод пролетающими желтымилистьямине торопясь шел
Леонид Валентинович Пулково в своем английском "шерлок-холмсовском" пальто.
- Привсем своем разгильдяйствеЛенькавсегдаточен, -улыбнулся
профессор.
- Ну отправляйтесь все гулять, -распорядилась МэриВахтанговна. -
Пифагор, ты тоже идешь с папочкой.
Песрадостно закружилсявокруг, временами, будто заяц, пожимая задние
ноги.
Агаша уже стояла в дверях с пальто и шляпой для профессора.
-Позвольте напомнить,БоренькаиМэричка, Никитушка и Вероникак
ужину прибывают прямо с вокзала, - сказала она.
-Позвольте напомнить,БоренькаиМэричка, Никитушка и Вероникак
ужину прибывают прямо с вокзала, - сказала она.
- Да-да, Бо, ты не забыл? Через два часа у нас полный сбор, - строго,
пытаясь сдержатькакое-то экстатическоечувство цельности, произнесла Мэри
Вахтанговна.
Песне мог сдержать, очевидно,оченьпохожего чувства, подпрыгнули
лизнул хозяйку в подбородок.
- Да-да, Пифа, ты незабыл!- восхитиласьона.- Явижу,вижу!
Напомни,вкрайнем случае, своему папочке,если он вместо оздоровительной
прогулки отправится со своим другом на ипподром.
Весь прошлый год Борис Никитич, невзирая на сильнейшие приступы уныния,
работал как оглашенный. За операционным столом он уже, по сути дела, не знал
себеравных - то, что называетсямастерством,давно ушло, уступивместо
высочайшему классу, виртуозности. Он и в самом деле ощущал себя с ланцетом и
кохером в рукахчем-товроде дирижераискрипача-солиста одновременно. В
минуты вдохновения - да-да,он испытывалинойраз истинное хирургическое
вдохновение! - ему казалось, что вся сфера жизни, находящаяся в этот момент
подегогосподством-ассистенты,сестры,инструменты,распростертый
пациент, - в эти минуты вся жизнь улавливает не только его слова, хмыканье,
покашливание,малейшиежесты,ноимысли,никак невыраженные,чтобы
немедленноим подчиниться, и не ради подчинения, арадиобщего согласного
звучания, то есть гармонии.
Лекцииеговсегда собирали"битковую" аудиторию. Врачииз столичных
клиник и из провинции ссорились со студентами из-за мест. Говорили, что даже
университетские филологи приезжают,якобы для того, чтобы удостовериться на
егопримерев жизнеспособностииидейнойцельности сохранившейсячасти
российской интеллигенции.
Еще большие успехи были достигнутыв теории и создании школы.Статьи,
направленныенаразвитиеегооригинальнойконцепциихирургического
вмешательства, вызывали немедленные живые дискуссии на заседаниях Общества и
в печати, какотечественный, так и, да-с, зарубежной. Молодые врачи, идущие
по его стопам, и среди них прежде всего талантливейший Савва Китайгородский,
гордоназывали себя"градовцами". Словом...да что там...как бытам ни
было... ах, черт возьми...
Ктоизэтих"градовцев",кроме,можетбыть,Саввы,когда-либо
догадывался,что ихкумир время отвремени со стоном и скрежетом зубовным
валится на диван, набок, скатывается покожаной наклонности на ковер, стоит
там на коленях, дико исподлобья оглядывает углы, умоляюще вскидывает бородку
кпотолку,будто ищетикону,коихпонаследственномупозитивизмууж,
почитай,столетие Градовы вдоме недержат.Еще иеще раз спрашивает он
себя:чтожетогдапроизошловСолдатенковскойбольнице?"Ничегоне
произошло, я просто былотстранен,со мнойне посчитались,- говорит он
себесначала вдерзкой гордыне,- как угодно, мол, считайте, ВашаЧесть
Верховный Судия, но я себя ни лжецом, ни трусом не признаю".