Да ведьпредателиже, мерзавцы, подугрозупоставили саму Революцию
радисвоего флотскоговысокомерия, избалованности, анархизма,всего этого
махновского "Эх, яблочко, кудыт-ты котисся"!Какие ещемогут быть порывы и
сантименты в отношении этого сброда?!
Открылись дверисобора,на папертьвышел священник скрестом, стали
выноситьгробы с погибшими при отражении вчерашнего штурма. Оркестр заиграл
"Марсельезу".Морякиобнажилиголовы. Лазутчик Градовтожеснялшапку.
Момент всеобщей скорби,морозпокоже, дрожь всех мышц - вот,очевидно,
пределвсей этойвакханалии,четырегодазлодействвоимяборьбысо
злодейством, набухание слезных желез... Да ведь это вокруг тебя Новгородское
вече, свободная Русь, и ты ударишь им в спину!...
... После того, как все было кончено, Никита, в числе трех уцелевших из
дюжины отряда особого назначения, был награжден золотыми часамишвейцарской
фирмы "Лонжин".Затем его госпитализировали.Несколько днейон металсяв
бреду и беспамятстве; лишь намгновение выныривая к обледеневшим веточкам и
снегирям за окном Ораниенбаумского дворца.
Никто никогданеговорил ему нио характере,нио подробностях той
горячки.Онпросто выздоровеливернулсявстрой.Кронштадтскойтемы
предпочитали не касаться в военных и партийных кругах, хотя и ходили смутные
слухи, что у самогоЛенина на этойпочверазыграласьформенная истерика.
Якобы визжали хохоталвождь:"Рабочих расстреливали, товарищи! Рабочих и
крестьян!"
Никто,разумеется, не говорил в "кругах" и о том, что именно Кронштадт
вывелстрануизсыпнякавоенногокоммунизма,повернулеекнэпу-
отогреться.Неслучись этастрашнаяпередряга,неотказалисьбы вожди
"всерьез и надолго" от своих теорий.
Вероника, дочь известного московского адвоката,была женойНикиты уже
третий год, и, конечно же, она знала немало об этой тайной ране своего мужа,
хотяипонимала,чтознаетневсе.Впоследниедвенедели,после
командировки, она стала серьезно опасаться за состояние его нервов. Он почти
не спал, ходил по ночам, безостановки курил, а когда отключался в каком-то
подобии сна, начинал бормотать заумь, изкоторой иногдавыплывали,словно
призраки, фразы, выкрики и печатные строки кронштадтской вольницы.
"...от Завгородина - двухдневный паеки пачка махорки; отИванова,
кочегара"Севастополя",-шинель;отсотрудницыРевкома Циммерман-
папиросы;отПутилина,портово-химическаялаборатория,-однапара
сапог..."
"... Полное доверие командиру батареи товарищу Грибанову!..."
"... Куполов, ебена мать, Куполова-лекаря не видали, братцы?..."
"... командапришлавзадумчивость, нужналитература дляобменас
курсантами.
.."
"... командапришлавзадумчивость, нужналитература дляобменас
курсантами..."
"... Подымайся, люд крестьянский!
Всходит новая заря -
Сбросим Троцкого оковы,
Сбросим Ленина-царя..."
"... Ко всем трудящимся России, ко все трудящимся России..."
Однажды она, набравшисьсмелости, спросила его, не стоитли ему выйти
из армии ипоступитьвуниверситет,на медицинский факультет, постопам
отца,ведьему всего двадцать пять, ктридцатигодам он будетнастоящим
врачом...Какнистранно, онне кричал на нее,а только лишьзадумчиво
покачалголовой - поздно, Ника,поздно... Похоже, что он вовсе не возраст
имел в виду.
Наконецони подошли к калиткедачи, на которой, как в старые времена,
толькобез ятей,красовалась медная табличка сгравировкой "Доктор Б.Н.
Градов".Закалиткоймощенаякирпичомдорожка,описываямеждусосен
латинскую"S", подходила ккрыльцу, к добротно обитым клеенкойдверям,к
большому двухэтажному дому с мансардой, террасой и флигелем.
Переступаяпорогэтогодома, всякийподумал бы: вот остров здравого
смысла,порядочности, сущий оплотсветлыхсилроссийскойинтеллигенции.
Градов-старший,Борис Никитич,профессор Первого медицинскогоинститута и
старшийконсультант Солдатенковскойбольницы,считалсяоднимизлучших
хирурговМосквы. Стакими специалистами даже творцы истории вынуждены были
считаться. Партиязнала, что, хотяее вождисравнительно молоды, здоровье
многихиз нихподорвано подпольной работой, арестами, ссылками,арестами,
ранениями, а потомусветиламмедицины всегда выказывалось особое уважение.
Дажеи в годы военного коммунизма среди частичноразобранных надровдач
Серебряного Бора градовский дом всегда поддерживал свой очаг и свет в окнах,
ну а теперь-то, среди нэповского процветания, все вообще как бы вернулось на
кругисвоя,к"допещерному", как выражался другдома Леонид Валентинович
Пулково, периоду истории. Постоянно,например, звучал рояль. Хозяйка,Мэри
Вахтанговна,когда-то кончавшаяконсерваторию поклассу фортепиано ("увы,
моими главными концертами оказались Никитка, Кирилкаи Нинка"), не упускала
ни единойвозможности погрузиться в музыку. "ШопеномМэри отгоняет леших",
- шутил профессор.
Разгуливал поковрам огромныйиблагожелательнейшийнемецкийовчар
Пифагор. Из библиотеки обычно доносились мужские голоса - вековечный"спор
славян". Няня, сыгравшая весьма немалую роль в трех "главных концертах" Мэри
Вахтанговны,проходилапокомнатамсостопамичистогобельяили
рассчитывалась в прихожей за принесенные на дом молоко и сметану.
Никита повесил на оленьи рога шубку Вероники и свою шинель, что весила,
пожалуй, впять раз тяжелеесобрания котиков.