Я по‑быстрому сообщила Джинкс, как и что. Она сказала:
– Мама знает, что я уезжаю с вами. Я не могла бросить ее, ничего не сказав. Я ей все рассказала.
– Как она это приняла? – спросила я.
– Хорошо, – сказала Джинкс. – Она была так добра ко мне, что я чуть было не осталась. Сказала, что мне все равно следовало бы уехать, даже если бы я ничего не своровала. Здесь у меня нет ни малейшего шанса, а в других местах, может, и найдется. Сказала, что у цветной девчонки есть надежда выбиться в Калифорнии или на Севере, а здесь меня ничего не ждет – руки в воде мочить да спину гнуть. Я ей напишу, когда все уладится. И папе, туда, на Север, где он работает. Мне кажется, они оба будут рады тому, что я получила в жизни шанс, я вроде как и ради них это делаю. Да и после того, как я ударила белого палкой по голове, мне в здешних местах не жить.
– Думаю, ты права, – согласилась я.
– Держи лопату, – сказал Терри, протягивая мне инструмент.
Я взяла из его рук лопату, и мы оба принялись копать.
Потом Джинкс сменила меня, а я присела рядом с могилой, и тут‑то меня и накрыло: так мы и в самом деле выкапываем труп Мэй Линн?
Хорошенько подумать я не успела: лопата Джинкс стукнула по крышке гроба. Джинкс и Терри на миг остановились и перестали копать. Джинкс сказала:
– Мы стоим прямо на ней.
– Надо счистить грязь, поднять крышку и вынуть тело, – распорядился Терри. – Для этого я прихватил с собой перчатки. Они в тележке.
Я отошла за перчатками, а когда вернулась, деревянная крышка гроба была уже хорошо видна и Терри руками сгребал с нее остатки грязи. Дешевый гроб был сколочен из тонких планок кое‑как, плюнь – насквозь пройдет.
Джинкс вылезла из могилы. Терри краем лопаты подцепил сбоку крышку и начал помаленьку раскачивать. Хлипкая крышка особо и не сопротивлялась, гвозди завизжали, точно крыса, когда ее тащат из норы, крышка приподнялась и переломилась посередине, и изнутри пошла такая крепкая и сильная вонь – точно во время предвыборной кампании.
Я отвернулась, и меня вырвало. Обернулась, а крышки уже нет, виднеется тело в деревянной коробке. Ее не уложили в гроб, а бросили боком. Мэй Линн стала теперь меньше, темнее, но оставалась все в том же старом платьице, вроде как срослась с ним. Раздуваться она перестала – лопнула и осела, плоть прилипла к костям. Вода вылилась в гроб, днище деревянного ящика под напором воды прогнулось и кое‑где треснуло. Они бы еще сэкономили на досках – глядишь, Мэй Линн сквозь дно гроба прямо в могилу провалилась бы.
– Сукины дети! – возмутился Терри. – Такой гроб в сырой почве и сутки не продержится.
Он полез в карман за платком, обвязал себе лицо, чтобы не воняло. У нас с Джинкс носовых платков не имелось, оставалось лишь кривить рожу да пытаться отвлечь себя другими мыслями. Нам с ней пришлось лезть в могилу вытаскивать тело Мэй Линн. Одна рука у нее сразу же отвалилась, и я только‑только успела вылезти обратно, чтобы сблевать не прямо там. Спустилась обратно, смотрю, а Джинкс уже блюет в могиле.
Терри за все это время даже не закашлялся, зато когда мы вывалили тело из могилы наверх, он отбежал в сторону и хорошенько прочистился. Я поглядела на Мэй Линн – лицо у нее стало темное, точно старая смола. Глаз не было, жуки и черви и грунтовые воды постарались, а поскольку она долго пробыла в реке, прежде чем мы ее вытащили, то и выглядела куда хуже того мертвяка с деньгами, а ведь померла гораздо позже его. Как‑то это казалось несправедливо, не могу объяснить.
Проблевавшись, Терри подошел к нам и помог уложить тело Мэй Линн в тележку. Нам пришлось согнуть ее, чтобы она влезла, и от этого она еще больше расползлась, и из нее что‑то выпало, что – я не разглядела.
Терри подобрал это лопатой и закинул в тележку. Джинкс принесла руку и положила ее сверху. Терри накрыл тележку брезентом, края повисли почти до земли.
– И куда теперь? – спросила я.
– К печи для обжига кирпича, – ответил Терри.
Что уж задним числом вспоминать, как это было, но одно могу сказать: чудо, что мы не попались. Наверное, все дело в том, что уже настала ночь и на дороге нам никто не встретился, кроме собак. Почуяли дохлятину и потянулись за нами, но Джинкс запустила в них камнем, потом еще парочкой, и собаки отстали.
Тележку мы толкали поочередно, и это было нетрудно, потому что останки Мэй Линн – буквально останки, не много же от нее осталось, – были не тяжелее свежевыпеченного каравая, вот только пахли не так здорово. Ясная ночь, поскрипывают колеса тележки. Катили мы ее очень резво – запашок подгонял.
Терри повел нас на зады кирпичного завода своего отчима. Мы с Джинкс встали под окном, сцепили руки, образовав ступеньку, приподняли Терри, и он стал толкать и расшатывать окно, пока оно не поддалось. Терри забрался внутрь и открыл нам дверь. Я протолкнула в дверь тележку и вошла.
Прокатив тележку по узким рядам сложенных штабелями кирпичей, мы добрались до десятка печей‑ульев для обжига. Они были вмонтированы в стену, снабжены металлическими дверьми с ручками – деревянными в металлических рамах, а на стенах между дверьми были круглые выключатели.
Терри вытащил из кармана спичку, подобрал с пола клочок бумаги и поджег. Повернул выключатель, открыл металлическую дверь. Послышался свист, словно опоссума спугнули, – это газ выходил сквозь решетку на дне печи. Терри сунул в решетку горящую бумажку, и свист превратился в рев; пахнуло жаром, чуть не опалив мне брови, – запылали голубые и желтые языки, и сразу стало так жарко, что с меня градом хлынул пот.
– Немножко подождем, – предупредил Терри, закрывая дверцу.
Мы присели на невысокую горку кирпичей.
– Надо, чтобы нагрелось до максимальной температуры, – пояснил Терри. – Тогда она сгорит быстро и чисто. Тело превратится в пепел вместе с костями.
Не знаю, как долго мы ждали. Я все боялась, что нас тут настигнут мои бывшие родственники во главе с констеблем Саем, но никто не явился.
Наконец Терри поднялся и натянул перчатки, которые до того заткнул себе за пояс. Он приоткрыл дверцу – пламя внутри ярилось и бушевало, изгибаясь во все стороны. Терри снял с тележки брезент, и мы все вместе, лопатами и руками в перчатках, кое‑как сняли Мэй Линн с тележки – и оторванную руку, и то темное, про что мы не поняли, что это было такое, – и свалили все это на брезент. Терри с обеих сторон и с концов подвернул брезент, вроде как укутал Мэй Линн. Втроем мы перенесли тело в брезенте к печи, сунули его туда ногами вперед и подтолкнули. Огонь тут же принялся за дело, впился в брезент с урчанием, точно голодный. Терри захлопнул дверцу. Поглядел на нас. Лицо его было густо усыпано бусинами пота, и выглядел он так, словно мыслями унесся куда‑то далеко от нас.
– Надо бы что‑то ей сказать, – пробормотал он.
– «Извини, что так жарко»? – предложила Джинкс.
– Не подходит.
– Прощай, Мэй Линн, – заговорила я. – Ты была нам хорошей подругой – правда, в последнее время мы редко виделись, но на то у тебя имелись свои причины. Спасибо за карту и за ворованные деньги, которые помогут нам уехать отсюда. Надеюсь, тебе не пришлось долго мучиться перед смертью. Надеюсь, все произошло быстро.
– Я тоже надеюсь, – сказал Терри и вроде как подавился. – Ты все‑таки попадешь в Голливуд, Мэй Линн!
Мы отвезли тележку обратно на кладбище, по‑быстрому снова закидали землей могилу Мэй Линн.