Через четыре‑пять минут Куртка возвращается. Он несет две бутылки колы, дает одну Йо и снова погружается в свое кресло:
– Ее зовут Ильва.
– Кого?
Куртка ухмыляется:
– Девчонку, про которую ты рассказал. Ее зовут Ильва Рихтер. Я просто спросил на ресепшене.
Глаза Йо сужаются до двух щелочек.
– Я подумал, могу тебе помочь для начала, – добавляет Куртка уже другим тоном, наверное заметив, как Йо забеспокоился. – Девчонки – это здоровый интерес. Гораздо лучше спорта, домашней работы и походов.
Йо снова успокаивается. Куртка – крутой чувак. Хотя как‑то не верится, что ему есть дело до двенадцатилетки, с которым он ведет такие разговоры. И это не просто болтовня, все по‑серьезному. О вещах, имеющих значение. И Йо не приходится думать, что мамаша и Арне обсераются при всех в ресторане. Он – не они. И пошли они на фиг.
Он идет по песку. Песок обжигает, но он этого не чувствует. Белый свет проникает повсюду. Ильва Рихтер идет рядом. На ней бикини с красными сердечками. «Я знаю место, где никто нас не увидит, – говорит она. – Пещера, где мы можем быть одни». Они идут на самый край пляжа. Вокруг растут цветы прямо на песке. «Как что‑то может расти здесь?» – спрашивает Ильва. На это Йо нечего ответить, а может, ни о чем она и не спрашивает, а прижимается к нему, и он ее обнимает за голые плечи.
В эту секунду он слышит бряканье ключей за дверью. Он хватает полотенце и оборачивает вокруг себя. В дверях, опираясь на косяк, стоит мать.
– Привет, дружок, – улыбается она и щурится, вглядываясь в него. Бретелька на платье у нее запачкана чем‑то красным. – Ты что сидишь в темноте?
В ответ он корчит рожу.
– Немного устала, – объясняет она и скидывает босоножки на шпильках.
Она вынимает бутылку воды из холодильника, наливает в стакан, пьет. Из уголков рта вода стекает в обгоревшую на солнце ложбинку на груди.
Потом она заходит в гостиную, походя гладит его по волосам, наклоняется над Нини, прислушивается к ее дыханию, снова оборачивается, оказавшись вплотную к нему:
– Как хорошо, когда есть такой старший брат.
Слова немного плывут, но она пьяна еще не в дрова. Она слегка обнимает его, целует в щеку. Дыхание отдает вином, а духи – сиренью. Он выворачивается, но не грубо.
Она идет в туалет. Долго писает. Спускает, моет руки. И тут же опять заглядывает в комнату:
– Ты так весь вечер думаешь просидеть в темноте?
Он пожимает плечами:
– Здесь, кажется, не одна комната.
– Зайди ко мне ненадолго. Иногда нам бывает нужно поговорить.
Он идет за матерью. Она собирает одежду с кровати, трусы и майки и мокрый купальник, вешает все на крышку чемодана в углу, ложится на покрывало. Йо прислоняется к стенке.
– Садись, – говорит она и хлопает рукой по краю кровати.
Так он и делает. Не смеет сказать, что думает о ее пьянстве и о том, как они обсераются перед людьми.
– Ты – хороший мальчик, Йо, – говорит она снова, а ему хочется попросить ее заткнуться. Или объяснить, что она от него хочет. – Знаешь, последнее время было непростым, – говорит она.
И он все знает. И ничего. И знать ничего не хочет. Он боится того, что может случиться, начни она об этом говорить.
– Быть на моем месте не всегда легко, – говорит она, а он снова хочет встать, по голосу слышно, что она вот‑вот заноет. – Ты многого не знаешь, Йо. – Она гладит его по затылку. – Обними меня, – говорит она.
Его тошнит от одной только мысли наклониться над ней.
Но он слышит, как она плачет, совсем тихо. Он собирается встать, а ей, наверное, кажется, он повернулся к ней, и она притягивает его обратно вниз. Одна нога остается на полу, вторая – на кровати.
– Ты всегда был моим любимым мальчиком. Я забочусь о тебе.
«Врет», – думает он; запах сирени такой сильный, что его вот‑вот вырвет. За этим запахом проступает другой – ее кожи, пота и лука, напоминающий запах кухонной тряпки, которую не выжимали несколько дней и он находит ее под тарелками в раковине. Нога болит, ее надо подтянуть на кровать, он лежит, прижимаясь к матери всем телом. Одной рукой она обнимает его. Другая вытянута вдоль его бедра. Он чувствует, что внизу что‑то происходит, чего ей нельзя замечать, но он не может вывернуться, и она прижимает его еще сильнее:
– Ты хороший мальчик, Йо. Такой хороший… хороший.
Мать стонет в спальне. Но Арне храпит еще громче. Йо смотрел передачу про храп по телевизору. Там говорили, что храпящие живут меньше. У них быстрее изнашивается сердце, и они могут внезапно умереть.
– Есть хочу, – ноет Нини.
– Сейчас что‑нибудь найдем.
– Мама найдет.
– Она спит.
– Нет, мама!
– Тогда ищи сама, – отрезает Йо, – в холодильнике есть йогурт.
На глазах у нее слезы.
– Не хочу йогурт.
Ему хочется приласкать ее, ноющую. Или распахнуть дверь в спальню, схватить мамашу за волосы и выдернуть из кровати: «Нини хочет есть, слышишь ты, сука гребаная? Ей всего три года, и она хочет есть!» А если Арне проснется и начнет быковать, он возьмет банку пива из холодильника и выплеснет ее в его заспанную недовольную рожу.
– Пойдем позавтракаем, – предлагает Трульс и натягивает шорты. – А потом возьмем Нини с собой на пляж.
Йо резко оборачивается, заносит руку, чтобы дать ему по уху. Трульс пятится. Йо оставляет его в покое. Младший брат вечно лезет с предложениями, как все должно быть. Это раздражает, но, вообще‑то, он не имеет в виду ничего плохого.
– О’кей. – Злоба отступает. Хотя бы отчасти. – Помоги Нини сходить на горшок. Я пойду займу столик.
Времени половина девятого. Как всегда, в столовой полно народу. Он стоит у входа, шпионит. По счастью, все заняты собой. Только несколько стариков рядом с дверью таращатся на него. Жена с белой полоской на седых волосах что‑то шепчет своему старику, и Йо уверен, что про него. О мамаше и Арне. Он разворачивается, собираясь выйти. Кто‑то окликает его по имени. Даниэль поднимается из‑за стола на террасе и машет ему. Йо не реагирует, и Даниэль подходит сам:
– Сядешь с нами?
На парне футболка с «Металликой», темно‑красные шорты и с виду дорогие, крутые темные очки.
– У нас есть еще место.
Йо искоса смотрит на столик. Женщина в легком платье сидит спиной. Волосы темнее машинного масла. Рядом с ней крепкий мужчина, а с краю стола – мальчик одного возраста с Нини. Семья. Завтракает вместе. И одно место у них свободно на раскаленной террасе. Можно подойти к столу и постучать по нему огромной кувалдой.
– Скоро остальные подойдут, – выпаливает Йо. – Надо найти место для всех.
– Пойдешь потом играть в футбол на пляж?
Даниэль не сдается, стоит и ждет, пока Йо ответит. «Только бы не сейчас они пришли», – проносится в голове у Йо. Не при Даниэле, и его семье, и еще куче таращащихся рож. Он замечает свободный стол и идет туда. Стол еще не прибрали после предыдущих посетителей. Тарелки с остатками яиц, жиром бекона и виноградными косточками на салфетке. Кофейная гуща в чашках.