Кофейная гуща в чашках. Трульс появляется, таща за собой Нини. Йо приказывает ему прибрать стол. Идет за огромной тарелкой кукурузных хлопьев для Нини.
– Хочу с медом, – протестует она.
– Ешь, что дают, – рычит Йо, и в кои‑то веки до нее доходит, что ныть бесполезно. – Смотри, четыре ложки сахара. Теперь будет вкусно.
Трульс громко смеется. Он уже успел наесться жареными сосисками и беконом с кучей кетчупа.
– Здесь круто! – ликует он.
Йо зажевывает бутерброд с вареньем. Идет к столу, где сидит семья Даниэля. Мать встает и направляется к выходу. Она стройная, и черное платье сидит в облипку. Похожа на какую‑то кинозвезду, Йо не помнит имени. Отец тоже уже доел, но сидит и слушает какие‑то рассуждения Даниэля. На затылке у него вьются волосы, и, кажется, он очень много тренируется с нагрузкой.
Заходит та, которую он ждал, в сопровождении толстой блондинки. Они вешают купальные полотенца у стола прямо перед открытой дверью недалеко от Даниэля. Проходят мимо него к буфету. Йо не смотрит на нее, зато она смотрит на него, в этом он уверен. Куртка посоветовал не демонстрировать сильного интереса. И потом неожиданно проявиться. Йо несказанно рад, что сидит в столовой один с Трульсом и Нини. Может, девчонка и не видела его с матерью и Арне. Может, она и знать о них не хочет.
И трех минут не прошло, как она возвращается с подносом. Она только что искупалась, потому что сзади у нее мокрый след от купальника. Это тот самый, с сердечками, Йо видит его сквозь тонкую желтую юбку, которая накануне висела и сушилась на балконе. Значит, ее зовут Ильва, Ильва Рихтер. Если можно доверять Куртке. А с чего бы ему не доверять? Он забавный и знаменитый. И почему‑то интересуется делами Йо. Йо оглядывается посмотреть, нет ли поблизости Куртки. Но Куртка не из тех, кто рано завтракает, доходит до Йо. Скорее, он сидит всю ночь, курит и перечитывает поэму о тонувшем финикийце.
Не успел Йо съесть первый бутерброд, Ильва уже встает. Между желтой юбкой и совсем коротким топиком проглядывает живот. В пупке у нее кольцо. Такого Йо еще не видел. Он не может удержаться и смотрит на него. А под топиком колышется грудь – вверх‑вниз, в такт ее шагам. Он насилу отворачивается. Девчонкам не нравится, когда на них пялятся, – сказал бы Куртка.
Когда она исчезает за углом, Йо встает:
– Посиди здесь с Нини.
– Ты куда?
– В туалет. Ты никуда не идешь, ясно?
Трульс жует хвостик сосиски, и, кажется, он совсем не напрягается.
– Вернусь через десять минут, – бросает Йо через плечо.
Он наклоняется и заглядывает на соседний балкон. Дверь закрыта, и окно занавешено. Но она внутри, в этом он ни на секунду не сомневается. В спальне тихо. Даже храпа Арне не слышно. Может, у него остановилось сердце, может, он лежит в кровати с синим лицом и распухший язык свисает изо рта. Может, он перевернулся в пьяном сне, улегся поверх матери и задушил ее за компанию. Тогда придется забрать Трульса и Нини и валить отсюда. И сесть в самолете рядом с Ильвой. «Можешь пожить у меня», – скажет она. «А как же Трульс и Нини? – спросит он. – Я не могу их бросить. У них больше никого нет». Она прижмется к нему: «Мои родители могут их усыновить. И им будет хорошо».
Он действует не задумываясь. Крадется по коридору к соседней двери. Стучит. Никто не отвечает. Разве он не собирался с ней поговорить? Стучит опять. Изнутри раздаются шаркающие шаги.
– Кто там?
Голос Ильвы. Теперь до него доходит, на что он обратил внимание еще накануне у бассейна. Она картавит, как все на юге. Или в Бергене. Ему хочется произнести ее имя, но он одергивает себя.
– Это я… сосед.
Она открывает. На ней майка и шорты.
На ней майка и шорты. На голове тюрбан из полотенца.
– Привет, – говорит Йо.
– Привет?
– Я сосед, – повторяет он.
– Э?
Она произносит это «э», будто никогда раньше его не замечала. «Я – сосед, – собирается повторить он в третий раз, – можно зайти?»
Посидеть у нее на диване. Подержать ее за руку. Ее взгляд ничего подобного не предполагает.
– Можно одолжить открывалку? – находит он спасение, звучащее на легкость непринужденно. Открывалка может понадобиться кому угодно и когда угодно. Обычная вещь, которую можно одолжить у соседей.
– Открывалку? – Она смотрит в сторону кухни. – Посмотрю, есть ли у нас.
Она прикрывает дверь. Не приглашает его зайти. Неудивительно, учитывая его неожиданное появление.
Через секунду она возвращается, держа в руках металлический предмет – открывалку для бутылок и банок и еще складной штопор одновременно. Точно такой же, какой лежал у них в ящике на кухне в день приезда, а теперь переместился на тумбочку у мамашиной кровати.
Он тут же осмелел. Смотрит долго ей в глаза. Они карие с небольшими черными пятнышками.
– Сейчас верну, – говорит он и разворачивается.
– Это не к спеху, – отвечает Ильва. – Можешь и позже отдать.
Он стоит в полутемной кухне и вертит в руках открывалку. Прижимает острие к ладони, оно до боли в пальцах натягивает кожу.
Тут из спальни раздается голос матери. Сонный. Сейчас она голая отправится в туалет. Он снова крадется на свет. Окошко в ванной у Ильвы приоткрыто. Может, она стоит перед зеркалом. Расчесывает длинные мокрые волосы. Он снова стучит. На этот раз она открывает сразу и не спрашивает, кто там.
– Все? – бросает она с легкой улыбкой.
– Тунец, – объясняет он, не придумав ничего получше. – Отличное здесь место, – добавляет он быстро, потому что кажется, она вот‑вот захлопнет дверь.
– Да, очень, – говорит она.
– И пляж хороший, – говорит он.
Она кивает:
– Собираюсь туда. Только сначала приведу себя в порядок.
Кровь прилила к щекам. Это прозвучало почти как «встретимся на пляже». Он поднимает руку, чтобы прикоснуться к ней, но не осмеливается, проводит рукой по губам.
– Значит, увидимся, – говорит он.
Она приподнимает брови, больше правую, как он замечает.
– Ну… да, – говорит она и закрывает дверь.
Он стоит перед ее дверью и обнаруживает, что забыл отдать ей открывалку. И она забыла. Слишком их занял разговор. Но постучаться еще раз было бы неправильно. Куртка предупреждал, в этом Йо уверен. Вместо этого он кладет открывалку в карман, будет возможность зайти еще раз. Он шагает по территории отеля. На маленькой площадке с качелями и горкой, как и накануне, собрались кошки. Кто‑то крадется вдоль кустов, кто‑то забирается на деревья. Одноглазая калека тоже там, сидит сама по себе у забора. Йо входит, закрывает за собой калиточку. Калека узнает его, подкрадывается и начинает ластиться к его голой лодыжке. Шкура у нее драная и все равно мягкая. Зверек смотрит на него одним своим глазом, жалобно мяукает, может, просит что‑то. Ему хочется что‑нибудь с ней сделать. Он не знает что. Поднять и приложить шкуркой к щеке. Потрогать пальцем пустую глазницу. Сжать котенка изо всех сил, чтобы он не мяукал. Но он только пинает котенка в сторону, чтобы тот не увязался за ним за калитку.
Остановившись у киоска, он разглядывает пляж. Соломенные зонтики напоминают ему о готтентоте Гоа, который ударил в барабаны посреди ночи и спас деревню от напавшего врага.