— Какое «Прибежище»? Не было тебя там…
— Т-то есть… почему… Был. Меня там видели… Могут подтвердить…
— Ну, может быть, на минутку и заскочил, для отмазки… — Не сводя с него смеющихся карих глаз, подошла вплотную, сняла травинку с пиджака, нежно огладила твёрдую мужскую щёку. — Глупый ты, глупый… — промолвила она. — Дурашка… Столько времени голову морочил… Лучше бы сразу правду сказал…
— Нет, позволь… — оскорблённо отстранился он.
Она легонько дёрнула его за ухо.
— Ах ты, проказник! Ну, пойдём ужинать…
Чего угодно ждал Стратополох, только не такого приёма. Да, он прекрасно помнил, что, когда несколько лет назад отконвоировал Вику в клинику Безуглова, её там закодировали в числе прочего и от беспочвенной ревности. Но от беспочвенной же! А тут все улики налицо…
В какой-то степени это было даже обидно.
Пока облачался в домашний халат, супруга успела осмотреть и оценить повреждения на брюках, пиджаке и рубашке.
— Пуговки я переставлю, — успокоила она. — Как её зовут?
— Кого?
— Пуговку.
— Вика… — взвыл Артём. — Ну вот как перед Господом Богом… Не знаю я, как её зовут! Всё вышло случайно, понимаешь, случайно! Если хочешь, по идейным мотивам… Ничего личного!
— Хорошо-хорошо! По идейным — так по идейным. Я же не ругаю тебя. Я просто счастлива…
— Чему ты счастлива?
— Тому, что мужу меня нормальный человек…
— Сумасшедший дом… — простонал он хватаясь за голову.
Ужин был изумителен. Он был даже изумительнее обеда, поскольку не сопровождался тихими проникновенными склоками.
— Слушай, а где портрет? — спросил вдруг Артём.
Первого лица на стене кухни больше не наблюдалось.
Не мозолило глаза и оскорбительное изречение.
Виктория вздрогнула и потупилась.
— В шкафу, — продал Павлик.
А галстук так и не снял, вредина!
— Почему в шкафу?
— Ну… — беспомощно сказала Виктория. — Он же тебе не нравится…
И Артём Стратополох с мысленным стенанием вновь осознал себя мерзким растленным типом. Она же всем дорогим жертвует для него, всем самым ей дорогим!
— М-м… А ты не могла бы… — переждав спазм совести, попросил он, — …достать на минутку…
Встревожилась, пожалуй, даже слегка испугалась.
— Зачем?
— Надо…
Встала, беспрекословно принесла, подала с опаской. Странно. Чего опасается-то? В лёгком недоумении Артём перевернул портрет, словно ожидал прочесть на обороте что-нибудь этакое, от руки: «Виктории Стратополох — на память. Доктор Безуглов».
Оборотная сторона портрета, естественно, была чиста.
Снова перевернул, всмотрелся.
— Что? — еле слышно спросила супруга.
— Что-то общее есть… — задумчиво процедил Артём. — Но, наверное, всё-таки не он…
— Кто?
— Да понимаешь… Встретил сегодня на улице… То есть не на улице, а… Да, собственно, не важно, где я его встретил. И вот теперь смотрю…
— Кого встретил? Безуглова?! — подскочил Павлик.
— Да нет, конечно, — с досадой ответил Артём. — Так, похож… слегка…
Всмотрелся ещё раз, хмыкнул, вернул.
А с другой стороны, несходство тоже ничего не доказывает.
А с другой стороны, несходство тоже ничего не доказывает. Если портрет выдающегося человека до последней чёрточки похож на оригинал, то это уже, простите, не портрет, а гнусная, возмутительная провокация.
Странно, очень странно вела себя в этот вечер Вика. Вроде бы не притворялась, что счастлива, однако были мгновения, когда тёплое сияние карих глаз супруги меркло и на внезапно осунувшемся лице возникало жалобное тревожное выражение. Поначалу Артём вообразил, будто она ещё колеблется, простить его или не простить, но потом понял: нет. Тут что-то другое.
— Ничего не случилось?
— А?.. — Очнулась, заулыбалась. — Нет-нет, я — так…
Стратополох прошёл в комнату сына и выудил его за нежно-голубой галстук из компьютерной игрушки.
— Не знаешь, что это с мамой?
— А! — Отпрыск дёрнул плечом. — По зомбишнику о новой шизе передали… То есть не о новой… Психическая эпидемия… тоси-боси…
— Ну-ну! И что?
— Да как всегда! Засуетилась, давай в поликлинику звонить, презика в шкаф спрятала…
Презика? Ах, пре-езика… В смысле — Президента! То есть сняла со стены Президента и спрятала в шкаф… Стратополох сразу вспомнил огромный матерчатый портрет, убираемый с торца здания под надзором двух санитаров.
— Погоди-погоди… Что за эпидемия?
— А я знаю? Что-то там такое говорили… замена идеи аффектом… служение не делу, а лицу… На классном часе скажут.
Надо же, страсти какие! Санитар, помнится, высказался короче и проще: пополизаторство. Этак они, глядишь, и президентоманию извращением объявят. Ох, доиграетесь вы однажды, доктор Безуглов, ох, доиграетесь…
А поздним вечером, еле дождавшись, когда Павлик прекратит ворочаться за стеной, Виктория набросилась на мужа, как в первую брачную ночь.
— Бедный, бедный… — то всхлипывала, то шептала она. — Это я, это я виновата… Больше так не будет… Тебя ни на кого теперь… не хватит… кроме меня…
Потом изнемогла и уснула.
Измочаленный Артём Стратополох бессильной рукой попытался взбить подушку.
— Спать… — бормотал он. — Спать-спать-спать…
И уже в наплывающей дрёме возникла и обрадовала фраза:
«Какое счастье, — думал он, засыпая, — что это была всего лишь явь…»
Не забыть бы до завтра.
ГЛАВА 9
КЛЕВЕТА ЗА КЛЕВЕТОЙ
Не дай мне Бог сойти с ума.
Утром свежевыбритый, благоухающий кофе и лосьоном Артём Стратополох в коричневом домашнем халате прошествовал вниз по лестнице к почтовому ящику. Поднёс ключик к жестяной дверце и приостановился. На стене подъезда поверх заскобленной латиницы чернела свежая кириллическая надпись: «Любил я ваши именины».
Так. Начинается.
Фыркнул, отомкнул ящик, извлёк воскресный номер газеты «Будьте здоровы!». Предпоследняя страница. «Литературный диагноз». Неужели и сегодня о нём ничего…
Есть! Вот оно! Артём Стратополох, «Умножение скорби», сборник стихов… Зажмурился, бегло досчитал до десяти.
Вскинул бьющиеся веки, вновь отыскал заголовок — и тут же всполошился. Позвольте, позвольте… А почему так коротко? Анонимный отзыв состоял всего из трёх предложений. Первые два были не более чем оскорбительны, зато третье… «Невыразительная бледность женских портретов, — чуть отшатнувшись, прочёл Артём, — невольно наводит на мысль о гомосексуальных тенденциях автора».
Они там что, совсем идиоты?
Поднял обезумевшие глаза, непонимающе уставился на непристойную со вчерашнего дня надпись.