Бегство от безопасности - Бах Ричард 40 стр.

Несколько правил на каждый день.

— Правил, — сказал я.

Мне всегда нравилось, когда несколько слов вмещали огром­ный смысл.

Когда вращаешь пропеллер под компрессией, не удивляй­ся, если двигатель заведется.

Он повернулся ко мне, вопросительно подняв брови.

— Это авиационное правило, — сказал я. — Принцип Неожи­данных Последствий. Лет через двадцать ты поймешь, насколько он глубок.

Каждый настоящий учитель — это я сам в маске.

— Это правда? — спросил он.

— Ты действительно хотел бы услышать несколько первок­лассных правил?

— Да, если можно.

— В данный момент я перебираю всю свою жизнь, чтобы бескорыстно передать тебе все, что я заработал в обмен на время. Ты чрезвычайно умен, и если даже ты не поймешь их сейчас, я думаю, что они вернутся к тебе позднее, когда придет время.

— Да, сэр, — кротко, как подобает изучающему Дзэн.

Тот, кто ценит безопасность выше счастья, по этой це­не ее и получает.

Когда в лесу падает дерево, звук от его падения разно­сится повсюду; когда существует пространство-время, существует и наблюдающее за ним сознание.

Вина — это наше стремление изменить прошлое, насто­ящее или будущее в чью-то пользу.

Некоторые решения мы переживаем не один, а тысячу раз, вспоминая их до конца жизни.

Какое счастье для нас, что мы не можем помнить наши пре­дыдущие жизни, подумал я. Иначе мы просто не смогли бы дви­гаться дальше, парализованные воспоминаниями.

Мы не знаем ничего до тех пор, пока не согласится наша интуиция.

Задний двигатель вернулся в нормальный режим на шестнад­цати тысячах футов. По-видимому, с этим турбонагнетателем что-то не очень серьезное, просто какая-то небольшая неисправность.

Пойми как можно раньше: мы никогда не взрослеем.

В момент когда мы видим перед собой человека, мы ви­дим только кадр из его жизни — в нищете или роскоши, в печали или радости. Один кадр не может вместить миллионы решений, предшествовавших этому моменту.

— Спасибо, Ричард, — сказал Дикки. — Это прекрасные пра­вила. По-моему, мне достаточно.

Первый признак потребности в изменении — смертель­ная угроза некоему статус-кво.

Вынуждающая причина никогда не убедит слепое чув­ство.

Жизнь не требует от нас быть последовательными, жестокими, терпеливыми, полезными, злыми, рациональ­ными, беспечными, любящими, безрассудными, открыты­ми, нервными, осторожными, суровыми, расточительны­ми, богатыми, угнетенными, кроткими, пресыщенными, деликатными, смешными, тупыми, здоровыми, жадны­ми, красивыми, ленивыми, ответственными, глупыми, щедрыми, сластолюбивыми, предприимчивыми, умелыми, проницательными, капризными, мудрыми, эгоистичными, добрыми или фанатичными. Жизнь требует от нас жить с последствиями наших решений.

— Ладно, — сказал он. — Смотрю, приходится платить за доступ к твоему жизненному опыту. Спасибо. Правил уже пре­достаточно!

Альтернативные жизни подобны пейзажам, отражен­ным в оконном стекле... они так же реальны, как наша текущая жизнь, но менее ясно различимы.

Если вина лежит не на нас, то мы не можем принять и ответственность за это. Если мы не можем принять ответственность, мы всегда будем оставаться жертвой.

— Спасибо, Ричард.

Наша истинная страна — это страна наших ценностей, — продолжал я, — а наше сознание — это голос ее пат­риотизма.

У нас нет прав, пока мы их не потребуем.

Мы должны уважать наших драконов и поощрять их раз­рушительные стремления и желание нас уничтожить. Высмеивать нас — их долг, унижать нас и следить, что­бы мы оставались “как все”, — их работа. А когда мы упорно идем своим путем, невзирая на их пламя и ярость, они лишь пожимают плечами, когда мы скрываемся из ви­ду, и возвращаются к своей игре в карты с философским “Что ж, всех не поджаришь...”

Когда мы миримся с ситуацией, с которой не должны бы­ли бы мириться, это происходит не потому, что нам не хватает ума. Мы миримся потому, что нам необходим урок, который может дать только эта ситуация, и этот урок для нас дороже свободы.

Счастье — это награда, которую мы получаем, живя в соответствии с наивысшим известным нам порядком.

— ДОВОЛЬНО! ИХ СЛИШКОМ МНОГО, РИЧАРД! ХВАТИТ ПРАВИЛ! ЕСЛИ ТЫ ПРОИЗНЕСЕШЬ ЕЩЕ ХОТЬ ОДНО ПРА­ВИЛО, Я ЗАКРИЧУ!

— О'кей, — сказал я. — Но все же будь осторожен в своих молитвах, Дикки, пото...

— АААААААААААААААААААААЙЙЙЙЙЙЙЙИИИИИИИИИИ ИИИИИИИИ!!!!!!!!!

Тридцать три

Пока я мужественно готовил ужин, Лесли сидела у стойки на высоком табурете, зачарованно внимая моему рассказу о Дикки.

— С этого момента он просто мой маленький воображаемый приятель, — сказал я,— и я делюсь с ним всем, что знаю, просто ради удовольствия самому это вспоминать.

Я высыпал на нашу большую сковородку мелко нарезанные овощи.

— Ты что, прячешься за словом “воображаемый”? — спроси­ла Лесли. — Тебе нужна безопасная дистанция? Ты его боишься?

Перед этим она зашла в дом, собираясь переодеть свой садо­вый наряд: белые шорты, футболка и широкополая шляпа. Она успела снять шляпу, но сейчас была настолько охвачена любо­пытством, углубляясь в наши с Дикки отношения, что переодева­ние, по-видимому, было отложено на неопределенный срок.

— Боюсь? — переспросил я. — Может быть, и так.

Я сомневался в этом, но время от времени забавно подвергать сомнению нашу уверенность в чем-либо.

— А что он такого может сделать опасного?

Я добавил в смесь на сковороде ананас, проросшую пшеницу, и пять-шесть раз быстро помешал.

— Он мог бы заявить, что выдумал тебя, что ты — его вооб­ражаемое будущее, потом уйти и оставить тебя наедине со всем тем, что ты не успел ему сказать.

Я поднял голову и взглянул на нее без улыбки, даже забыв потрясти бутылку с соевым соусом, так что, естественно, он и не подумал выливаться.

— Он так не поступит. Не сейчас, во всяком случае.

Когда-то его уход ничего бы для меня не значил. Но только не сейчас.

Она оставила этот вопрос и перешла к другому.

— Заметил ли он, что готовишь ты, а не я?— спросила она. — Как он к этому относится?

— Я готовлю для своей жены, говорю я ему, но вообще я очень мужественный.