А это могло означать только одно.
Шайлер кинулась к Оливеру, и оба они прислонились к ножкам дивана. Шайлер положила голову ему на плечо, а Оливер обнял ее и прижал к себе. Они чувствовали себя спокойнее рядом друг с другом.
Лоуренс вернулся ближе к рассвету. Он нашел Шайлер с Оливером сидящими бок о бок на ковре у дивана.
– Вам обоим пора отправляться в постель. Особенно тебе, внучка. Пережить нападение Серебряной крови – это не шутка, – произнес Лоуренс, осторожно разбудив их.
Шайлер протерла глаза, а Оливер зевнул.
– Не сейчас. Мы хотим сперва узнать, что произошло, – настойчиво произнесла Шайлер. – Мы были там.
Лоуренс тяжело опустился в стоящее напротив кожаное кресло и положил ноги на пуфик.
– Да, и я только рад, что ни с кем из вас не произошло ничего похуже.
– Оно явилось не за нами, – сказала Шайлер.
– И хвала небесам за это, – отозвался Лоуренс.
Он взял свою обычную сигару и гильотинку для сигар. Шайлер уже знала: это свидетельствует о том, что дедушка объяснит все, или, по крайней мере, все, что известно ему самому. Она придвинулась поближе к нему.
– Что Корделия рассказала тебе про Кроатан? – спросил Лоуренс, выпустив клуб дыма.
– Что это была древняя опасность, которая потом превратилась в миф для Голубой крови. Потому что последнее известное нападение произошло четыреста лет назад, – ответила Шайлер. – Во время основания Плимута.
– Да. Роанок был их самой сокрушительной победой. Они уничтожили целое поселение. Но она не рассказала тебе про Венецию, Барселону или Кельн.
Шайлер вопросительно взглянула на него.
– Что осталось неизвестным или, по крайней мере, скрывалось, так это то, что после так называемого поражения в Риме Серебряная кровь в каждом столетии возвращалась, чтобы пожирать молодежь Голубой крови. Мы пытались объяснить Совету эту схему, предупредить, что опасность сохраняется. Но после Роанока потянулись мирные годы, и в Новом Свете было известно всего лишь об одном нападении.
– Здесь? В Америке? – уточнила Шайлер.
Об этом Корделия никогда не упоминала.
– Да. – Лоуренс положил на журнальный столик толстую папку с обгоревшими краями и толкнул ее к Шайлер. – Вот дело, над которым работала Присцилла Дюпон. Она собиралась представить на рассмотрение Комитета некие доказательства, подтверждающие то, о чем их давным-давно предупреждали мы с Корделией.
Шайлер открыла папку, и из нее выпало несколько газетных вырезок. Они с Оливером просмотрели вырезки.
– Кто такая Мэгги Стэнфорд?
– Девушка Голубой крови. Она исчезла. Мы понятия не имели, что ее принудительно поместили в психиатрическую лечебницу. Врачи Красной крови решили, что у нее психическое заболевание, но на самом деле это были свидетельства искажения под воздействием Серебряной крови. Она стала жертвой.
Лоуренс постучал по бумагам сигарой.
– После того как Мэгги так и не нашли, мы с Корделией поняли, что за этим стоит Серебряная кровь. Но нам не удалось это доказать. Тогда мы решили разъехаться, чтобы я мог продолжать расследование, а Комитет не знал об этом. Присцилла говорила мне, что она обнаружила в архивах нечто такое, что прольет свет на их действия, но я просмотрел эту папку. Здесь нет ничего такого, что я не видел бы ранее.
– А что происходило после случая с Мэгги? – спросила Шайлер, отметив про себя, какой красивой выглядела юная дебютантка на фотографии.
– Ничего. Серебряная кровь вновь отступила в тень. И так продолжалось до прошлого года, до того момента, когда была убита Эгги Карондоле. А после Эгги уже четыре юных представителя Голубой крови были убиты в начале периода трансформации. Четыре. Столько жертв не бывало со времен Роанока. Это означает, что они сделались сильнее и увереннее в себе.
Это означает, что они сделались сильнее и увереннее в себе. Однако же самое тревожное во всем этом – смерть Присциллы. Раз они одолели вампира в расцвете сил, значит, их мощь возросла. Они становятся более агрессивными. Комитет должен осознать опасность. Мы не можем больше сидеть и дожидаться, пока Князь Серебряной крови двинет на нас свои силы и перебьет по одному.
– Ты вправду думаешь, что Люцифер вернулся? – спросила Шайлер.
Несколько долгих мгновений Лоуренс молчал. Его сигара разгорелась; столбик пепла на ее конце делался все длиннее и длиннее, пока, в конце концов, не упал, опалив обюссонский ковер и оставив небольшую дырочку.
– А, черт! – ругнулся Лоуренс. – Корделия никогда мне этого не простит. Она не разрешала мне курить в доме.
– Дедушка, ты не ответил на мой вопрос, – резко произнесла Шайлер.
– Возможно, на него не нужно отвечать, – нервно произнес Оливер.
От этих разговоров про Серебряную кровь и Люцифера его начинало мутить. Возможно, не стоило ему пить столько горячего шоколада или съедать пятую булочку.
– Только самый могущественный из Серебряной крови мог произвести обширные разрушения в таком защищенном месте, – вымолвил, в конце концов, Лоуренс.
– Защищенном?
– Хранилище истории – одна из самых надежных наших цитаделей. Она окружена заклинаниями, защищающими от вторжения, не пропускающими мерзость. И то, что эти заклинания не сработали, – зловещий сигнал для всех нас.
– Что ты собираешься делать? – спросила Шайлер.
– Единственное, что я могу сделать, – призвать к открытому голосованию. Пора выбрать другого Региса вместо Михаила.
ГЛАВА 39
Они спорили о ней. Сквозь туман, порожденный морфием, Блисс слышала, как отец и Чарльз Форс спорят о ней за дверью больничной палаты. Что случилось?
Блисс смутно помнила черный с фиолетовым отливом огонь, от которого всю библиотеку затянуло густым, непроглядным дымом, и она знала, что с ней произошло нечто плохое. У нее была перевязана шея. Ее укусили? Серебряная кровь? От этой мысли ее лоб покрылся испариной. Если на нее напала мерзость, почему она еще жива?
Блисс попыталась поднести руки к шее, потрогать рану, но те не подчинялись. Девушка запаниковала, но потом сообразила, что руки у нее привязаны к столбикам кровати. Почему?
Палата была роскошной, словно гостиничный номер люкс, с современной белой пластиковой мебелью; эта мебель была хорошо знакома Блисс. Она находилась в клинике доктора Пат, больнице для Голубой крови. Девушка изо всех сил напрягла сверхчувствительный слух и сосредоточилась на том, о чем шепотом спорили в коридоре отец и Чарльз Форс.
– Она не была извращена, Чарльз, ты знаешь признаки не хуже моего, ты видел ее шею! Для этого прошло недостаточно времени, – произнес ее отец.
– Я все понимаю, Форсайт, действительно понимаю, но ты же знаешь, как это выглядит. Я не могу допустить, чтобы Лоуренс из-за этого взял меня за глотку. Ей придется пройти проверку, так же как и всем, кто там присутствовал во время произошедшего.
– Она – жертва! Это возмутительно! Я тебе не позволю!
– У тебя нет выбора, – произнес Чарльз тоном, не допускающим возражений. – Я понимаю, насколько это тебя беспокоит, но, как сказал ты сам, она, похоже, в безопасности.
Последовало длительное молчание. Потом двое мужчин вернулись в палату Блисс.
Девушка тут же закрыла глаза и притворилась спящей.
Она почувствовала, как отец положил руку ей на лоб и прошептал короткую молитву на языке, которого она не понимала.
– Привет, – произнесла она, открывая глаза.
Ее мачеха и Джордан вошли в палату и остановились в изножье ее кровати. На Боби Энн был очередной чудовищный наряд: кашемировый свитер с вышитой на груди надписью «Версаче».