– Этот мальчик – сын солдата и татарки из веселого дома. Я нашел его на улице со сломанными ребрами – его сбил пьяный. Я вылечил переломы и еще некоторое время держал мальчика у себя в доме. Он немой, но понимает речь, если говорить медленно и четко. И он вовсе не глуп; я показал ему несколько приемов борьбы, и теперь на него так просто не нападешь! Не нравится мне, когда обижают слабых. Я взял его на службу, чтобы он исполнял мелкие поручения, но что‑то у меня дома ему не понравилось, и он убежал обратно на рынок. Но он регулярно заходит ко мне – поесть и поговорить.
Тут мальчик снова задвигал губами, издавая странные звуки. Лань Дао‑гуй пристально смотрел ему в лицо и вслушивался, а потом сказал:
– Ему интересно, зачем я пришел. Спрошу его, не знает ли он что‑нибудь о пропавшей девушке, – у мальчика острый глаз, и он многое замечает из того, на что другие не обращают внимания.
Лань Дао‑гуй рассказал мальчику про дрессированного медведя, про девушку, которая смотрела представление, а после пропала. Он сопровождал рассказ жестами, чтобы немому было легче понимать. Мальчик пристально следил за движением губ, от напряжения у него на лбу выступили капельки пота. Когда Лань договорил, мальчик пришел в страшное возбуждение: он залез борцу в рукав, вытащил оттуда «семь кусочков» и тут же принялся выкладывать из них что‑то прямо на земле.
– Это я его научил, – улыбнулся Лань Дао‑гуй. – Ему часто бывает легче объясняться с помощью фигурок. Смотрите‑ка!
Все трое наклонились, чтобы рассмотреть фигуру на земле.
– Понятно, это татарин, – первым заговорил Лань. – На голове у него капюшон, какие носят степные татары. И что же он делал, этот татарин, дружок?
Немой сокрушенно помотал головой, взял Ланя за рукав и издал несколько звуков.
– Ему трудно объяснить. Он хочет, чтобы я пошел с ним вместе к старой нищенке, которая за ним присматривает. Она живет в яме около лавки. Там, конечно, грязновато, да и пахнет неприятно, но зато тепло… Я схожу один, вы подождите меня здесь.
Лань взял мальчика за руку, и они ушли. Через несколько минут Лань Дао‑гуй вернулся один. На его лице играла довольная улыбка.
– Кажется, я узнал кое‑что интересное для вас. Пойдемте‑ка! – Он завел своих друзей за угол и продолжал, понизив голос: – Нищенка рассказала, что они с мальчиком тоже смотрели представление. Вдруг они увидели среди толпы хорошо одетую девушку с пожилой дамой и попытались пробраться к ним, чтобы попросить милостыни. Но не успела нищенка приблизиться к девушке, как к той подошла какая‑то женщина и что‑то прошептала ей на ухо. Девушка быстро посмотрела на свою спутницу, поняла, что та поглощена зрелищем, и ускользнула вместе с этой женщиной. Наш мальчик все‑таки попробовал продраться через толпу и попросить у девушки медяк, но тут его оттолкнул какой‑то крупный мужчина в татарском капюшоне. Татарин сам побежал за ними, и мальчик остановился, решив, что тут ему вряд ли что‑нибудь перепадет. Ну как, занятные вести?
– Еще бы! – воскликнул Ма Жун. – А не могут мальчик или эта нищенка описать татарина и ту неизвестную женщину?
– Увы, нет, – ответил Лань, – я их уже спрашивал. У женщины было до половины закрыто лицо воротником, а у татарина была шапка с наушниками поверх капюшона.
– Об этом надо немедленно сообщить судье! – воскликнул Цзяо Дай. – Это первый настоящий след!
– Я выведу вас коротким путем, – предложил Лань Дао‑гуй.
Они зашли в узкий полутемный проход, запруженный народом. Внезапно где‑то рядом раздался истошный женский крик, и тут же послышался треск ломаемой мебели.
Люди бросились назад, и через несколько секунд друзья оказались в проходе одни.
– Там, в темном доме! – крикнул Ма Жун.
Он бросился к двери, вышиб ее, и все трое вбежали в здание. На первом этаже, в гостиной, никого не было, и они взбежали по лестнице на второй. В комнате, где царил страшный беспорядок, происходила настоящая бойня: двое здоровых парней избивали двоих несчастных, корчившихся на полу; на одной кровати сидела, вжавшись в стенку, полуголая девушка; на второй кровати сидела еще одна девушка – на ней вообще не было никакой одежды, и она пыталась прикрыться одеялом. Обе были напуганы до полусмерти.
У одного из разбойников была повязка на глазу. Он первым увидел чужаков, бросил свою жертву и кинулся к Ланю, решив, что с ним справиться легче всех. Он занес руку, чтобы ударить Ланя в лицо, но борец сделал неуловимое движение головой в сторону, и удар пришелся в воздух. Лань ударил разбойника в плечо, и тот упал, отлетев в сторону, как пущенная из лука стрела. В это же время второй разбойник опустил голову вниз с расчетом нанести Ма Жуну удар головой в живот, но Ма Жун резко выбросил вперед колено, и нападающий получил сильный удар в лицо.
Обнаженная девушка закричала, и тут же одноглазый поднялся с пола, тяжело дыша.
– Будь у меня меч, я бы из тебя отбивную сделал, – с трудом произнес он.
Ма Жун занес над ним руку, но Лань Дао‑гуй мягко остановил его:
– Друг, мне кажется, мы не на той стороне… Эти двое, – объявил он разбойникам, – члены окружного суда!
Двое избитых вскочили, кинулись к выходу, но Цзяо Дай опередил их и стал у двери.
Одноглазый тут же просиял радостью.
– Простите нас, господин! Мы подумали, вы с ними! Мы с товарищем пехотинцы Северной Армии, сейчас в отпуске.
– Предъявите ваши бумаги, – бросил Цзяо Дай.
Одноглазый достал из‑за пазухи измятый конверт. Цзяо Дай проглядел бумаги и вернул конверт со словами:
– Документы в порядке. Расскажите, что тут произошло.
– Вот эта девушка, которая сейчас сидит на кровати, – стал рассказывать одноглазый солдат, – подошла к нам на улице и пригласила нас весело провести время. А в доме была еще одна девушка. Ну, мы заплатили им вперед, поразвлеклись с ними, потом вздремнули немного, а когда проснулись, у нас исчезли все деньги! Я закричал, тогда в дом ворвались эти двое и сказали, что девушки – это их жены и что, если мы не уберемся сами, они позовут военных приставов и заявят, что мы изнасиловали двух беззащитных женщин. Мы пришли в ужас – ведь если тебя схватят военные, то это все, конец, и не важно, виноват ты или нет! Они избивают людей просто так, чтобы согреться на морозе! Так что мы решили, что лучше уж потерять деньги, чем жизнь, но захотели сделать маленький прощальный подарок этим ублюдкам.
Ma Жун и борец выслушивают рассказ солдата
Ма Жун, во время рассказа солдата пристально изучавший лица «мужей», воскликнул:
– Слушайте, а я их знаю! Это молодцы из веселого дома через два квартала отсюда!
«Мужья» рухнули на колени и принялись умолять о пощаде. Старший вытащил из рукава кошелек с деньгами и, не глядя, протянул его одноглазому солдату.
– Да, люди, – с отвращением сказал Ма Жун, – придумали бы вы что‑нибудь новенькое. Это ваше мошенничество уже порядком навязло в зубах. Явитесь оба в суд, вместе с женщинами, понятно?
– Вы можете подать жалобу, – предложил Цзяо Дай солдатам.
Те переглянулись в явном сомнении, и одноглазый ответил:
– По правде говоря, господин, нам не очень хочется подавать в суд. Суд ведь занимает время, а нам через два дня возвращаться в лагерь.