– Приходи сюда завтра в этот же час, и совершим сделку. И спасибо тебе за угощение!
Дао Гань сбежал по лестнице вниз, оставив купца одного за столиком с пустыми тарелками.
Ма Жун и Цзяо Дай пообедали с охраной, попрощались с Хуном и вышли. Во дворе их ждал конюший с лошадьми, но, поглядев вверх, на чистое синее небо, Ма Жун сказал:
– Снега вроде не будет. Может, пойдем лучше пешком?
Цзяо Дай не возражал, и они пустились в путь. За Храмом Городского Божества они свернули направо и скоро оказались в тихом квартале, где жил Лань Дао‑гуй.
Им открыл дверь юноша крепкого телосложения, один из учеников Ланя.
– Господин Лань в зале, занимается, – сказал он.
Зал для занятий был просторный и почти пустой: в нем не было никакой мебели, кроме деревянной скамьи у входа. Зато по стенам были развешаны различные мечи, рапиры, шпаги в ножнах. Пол в середине зала был покрыт красной циновкой, и на ней Лань Дао‑гуй, обнаженный, несмотря на холод – единственной его одеждой была набедренная повязка, – упражнялся с черным мячом диаметром в локоть. Ма Жун и Цзяо Дай присели на скамейку и завороженно наблюдали за Ланем. Мяч все время был в движении: Лань перебрасывал его то через левое плечо, то через правое, то катал по руке, то отпускал и ловил около самого пола, – и все это грациозно, с легкостью, с отточенностью, поражающей взгляд наблюдателя.
На теле Ланя, как и на голове, не было ни единого волоса, а на руках и ногах почти не были заметны мускулы. У него была узкая грудь, но широкие плечи и плотная шея.
– Подумать только, кожа гладкая, как у женщины, – шепнул Цзяо Дай, – а какая сила!
Ма Жун кивнул, не отводя восхищенного взгляда от борца.
Вдруг тот остановил движения, на секунду замер в неподвижности, чтобы восстановить дыхание, и с широкой улыбкой на лице подошел к скамейке. Он протянул мяч Ма Жуну.
– Подержи, пожалуйста, пока я оденусь, – попросил он. Ма Жун взял мяч, но тут же вскрикнул от неожиданности и уронил его на пол: мяч оказался железным!
Все трое рассмеялись.
– Небеса праведные! Посмотреть, как ты его гоняешь, – можно подумать, он деревянный!
– Хотел бы и я так научиться… – протянул Цзяо Дай.
– Я когда‑то вам говорил, – улыбка не сходила с лица борца, – что не могу научить одному упражнению. Захотите пройти обучение целиком – пожалуйста!
Ма Жун покачал головой.
– Но я правильно помню, что ты не разрешаешь ученикам спать с женщинами?
– Женщины вытягивают из мужчин силу, – сказал Лань. В его голосе явственно слышалась горечь, и друзья поразились: никогда еще Лань Дао‑гуй не был столь категоричен. – Впрочем, полностью отказываться от женщин нет необходимости, нужно лишь не впадать в излишество. Для вас я бы поставил особые условия: бросаете пить, соблюдаете в пище мои правила, любовные игры – не чаще одного раза в месяц. И больше ничего.
Ма Жун и Цзяо Дай переглянулись; Ма Жун сказал:
– В этом‑то и загвоздка, друг Лань: не то чтобы я был пьяницей или там распутником, но только ведь мне уже под сорок, и все это у меня вошло в привычку, так просто не бросишь… А ты как, Цзяо Дай?
– Что касается женщин, согласен. Только уж раз в месяц тогда обязательно! Но вот чтобы совсем не пить…
– Ну вот, я так и знал! – рассмеялся Лань Дао‑гуй. – Ну да ладно, вы же и так замечательные борцы. Вы на девятой ступени, а выходить на следующую вам ни к чему – противник с высшим уровнем вам никогда не встретится.
– Почему? – спросил Ма Жун.
– Очень просто, – объяснил Лань. – Чтобы пройти первые девять ступеней, достаточно обладать физической силой и регулярно тренироваться. Для достижения высшего уровня требуется другое: перейти на высший уровень может лишь человек с чистыми и ясными помыслами, а такой человек не может быть преступником.
Ма Жун ткнул Цзяо Дая под ребро и весело ответил:
– Что ж, друг, раз так, то и оставим все как есть! Лань, одевайся, мы хотим сходить вместе с тобой на рынок.
Лань Дао‑гуй натягивал кафтан и задумчиво говорил:
– Вот наш судья, думаю, мог бы достичь высшего уровня, если бы пожелал. Он производит впечатление человека с потрясающе сильной волей.
– Это правда, – сказал Ма Жун, – а уж в сече нет ему равных! Однажды я видел, как он бился на мечах, и этого не забуду никогда! А еще он весьма умерен и в еде, и в питье, и с женами. Впрочем, одна проблема и у него возникла бы: вряд ли бы он просто так согласился сбрить бороду и бакенбарды!
Друзья расхохотались и вышли из зала.
Вскоре они уже были у ворот рынка. Народ толпился в узких проходах, но, завидев Ланя, люди почтительно сторонились и давали ему пройти: борец был хорошо известен среди жителей Бэйчжоу, его все почитали и любили.
– Этот рынок, – говорил между тем Лань Дао‑гуй своим друзьям, – был построен еще при татарах, когда Бэйчжоу был большим торговым городом. Говорят, что если вытянуть все проходы в одну линию, то линия получится больше двадцати ли. А что вы здесь ищете?
– Нам приказано найти хоть какую‑нибудь зацепку, которая привела бы к Ляо Лень‑фан. Она исчезла здесь, на рынке, позавчера, – объяснил Ма Жун.
– Это произошло во время представления с дрессированным медведем, которое устраивали татарские парни, – сказал Лань Дао‑гуй. – Пойдемте, я знаю, где это.
Лань Дао‑гуй вывел друзей коротким путем мимо лавочек к широкому проходу в южной части рынка.
– Вот здесь, – сказал он, – татар, правда, сейчас нет.
Ма Жун огляделся.
Они стояли рядом с убогими прилавками, где продавцы на разные голоса расхваливали свой товар.
– Вообще‑то Хун и Дао Гань уже наведывались сюда и порасспросили всех, кого можно, – сообщил он. – Снова им задавать вопросы нет смысла. Но все равно, я пока не понимаю, что этой девушке тут понадобилось? Все хорошие лавки с тканями находятся в северной части…
– А что говорит ее воспитательница? – спросил Лань Дао‑гуй.
– Говорит, что они заблудились на рынке, но когда увидели ученого медведя, остановились посмотреть, – ответил Цзяо Дай.
– Между прочим, через два прохода дальше находятся веселые заведения, – заметил борец. – Может быть, там можно найти какие‑нибудь следы?
Ма Жун отрицательно покачал головой.
– Я уже побывал там. И ничего не нашел. По крайней мере, ничего относящегося к делу, – усмехнулся он.
В этот момент он услышал позади себя какие‑то странные звуки. Он обернулся и увидел паренька лет шестнадцати, одетого в лохмотья; его губы двигались, он явно был очень взволнован и пытался что‑то сказать, но не мог. Ма Жун полез было за монеткой, чтобы дать ее маленькому оборванцу, но тот, не обратив на него никакого внимания, вцепился в рукав борца. Лань Дао‑гуй улыбнулся и положил руку мальчику на голову, и мальчик тут же успокоился, глядя на Ланя снизу вверх и улыбаясь.
– Хорошенькие у тебя друзья! – удивился Цзяо Дай.
– Он не лучше и не хуже остальных людей, – спокойно сказал Лань. – Этот мальчик – сын солдата и татарки из веселого дома.