Авотъ и
письмо съ вычеркнутой, но четкой строкой:"Письмо принесетъ почтальонъ", --
иСофьяДмитрiевна пронзительно вспомнила, какъ, бывало,она съ Генрихомъ
идетъпоискрящейсядорогe, междуелокъ, отягощенныхъпирогами снeга, и
вдругъ--густойзвонъ бубенцовъ, почтовыясани, письмо,--и поспeшно
снимаешь перчатки, чтобы вскрыть конвертъ. Она вспомнила, какъ въ ту пору, и
затeмъ впродолженiепочти года, безумнобоялась, что Мартынъ, ничего ей не
сказавъ, отправитсявоевать. Еенемногоутeшало, что тамъ, въКембриджe,
естькакой-то человeкъ-ангелъ, который влiяетъна Мартына умиротворительно
--прекрасный,здравомыслящейАрчибальдъ Мунъ. НоМартынъвсе-таки могъ
удрать. {87} Полный покой она знала только тогда, когда сынъ бывалъ при ней,
въШвейцарiи,наканикулахъ.Письма,которыяона,спустягоды,такъ
мучительноперечитывала,были,несмотрянаихъвещественность,болeе
призрачнагосвойства,нежелиперерывымежду ними.Этиперерывыпамять
заполняла живымъ присутствiемъ Мартына, --тутъРождество,тамъПасха, а
тамъуже-- лeто,-- и впродолженiетрехъ лeтъ, доокончанiяМартыномъ
университета, ея жизньшлакакъ бы окнами, --да, помнится,помнится, --
окнами. Вотъ -- этотъ первый зимнiй праздникъ, лыжи, по ея совeту, купленныя
Генрихомъ, Мартынъ, надeвающiйлыжи..."Надо быть храброй, -- тихо сказала
самой себe Софья Дмитрiевна, -- надо быть храброй. Вeдь бываютъ чудеса. Надо
только вeрить и ждать.Если Генрихъ опять появится съ этойчерной повязкой
на рукавe, я отъ него просто уйду". И дрожащими руками, улыбаясь и обливаясь
слезами, она продолжала разворачивать письма.
То первоерождественское возвращенiе, которое егомать запомнила такъ
живо, оказалось и для Мартына праздникомъ. Емумерещилось, что онъ вернулся
въ Россiю, -- было всетакъ бeло,-- но, стeсняясь своей чувствительности,
онъобъэтомъматеритогданеповeдалъ,чeмълишилъееещеодного
нестерпимаговоспоминанiя.Лыжиемупонравились;намгновенiевсплылъ
занесенныйснeгомъ Крестовскiйостровъ,но,правда, онъ тогдавставлялъ
носкиваленокъ въ простыя пульца, да ещедержался за поводокъ, привязанный
ковздернутымъ концамълегкихъдeтскихълыжъ.Этижебылинастоящiя,
солидныя, изъ гибкой ясени,и сапоги тоже были настоящiе,лыжные. Мартынъ,
склонивъодноколeно,натянулъ запяточный{88}ремень,отогнувътугой
рычажокъ боковой пряжки. Морозный металлъ ужалилъ пальцы. Приладивъ и другую
лыжу, онъ поднялъ со снeгу перчатки, выпрямился,потопалъ, провeряя, прочно
ли, и размашисто скользнулъ впередъ.
Да,онъ опятьпопалъ въ Россiю. Вотъэти великолeпныековры --изъ
пушкинскаго стиха,который столь звучночитаетъ АрчибальдъМунъ, упиваясь
пеонами. Надъ отяжелeвшими елками небо было чисто и ярко лазурно. Иногда отъ
перелета сойки срывался съ вeтки комъ снeгу и разсыпался въвоздухe. Пройдя
сквозь боръ, Мартынъвышелъ наоткрытое мeсто, откудалeтомъ спускался къ
гостиницe.
Иногда отъ
перелета сойки срывался съ вeтки комъ снeгу и разсыпался въвоздухe. Пройдя
сквозь боръ, Мартынъвышелъ наоткрытое мeсто, откудалeтомъ спускался къ
гостиницe.Вонъона -- далеко внизу,прямойрозовыйдымокъ стоитънадъ
крышей. Чeмъ она манитъ такъ,эта гостиница, отчегонадоопять стремиться
туда,гдeлeтомъонънашелътольконeсколькокрикливыхъугловатыхъ
англичаночекъ? Номанилаонанесомнeнно,подавалатихiйзнакъ,солнце
вспыхивало въ окнахъ. Мартына даже пугала эта таинственная навязчивость, эта
непонятнаятребовательность,бывавшаяу какой-нибудь подробности пейзажа.
Надоспуститься, -- нельзяпренебрегатьтакимипосулами.Крeпкiйнастъ
сладко засвистeлъ подълыжами,Мартынъ нессяпо скату все быстрeе,--и
сколько разъ потомъ, во снe, въ студеной кембриджскойкомната онъ вотъ такъ
нессяи вдругъ, въоглушительномъ взрывeснeга,падалъ и просыпался. Все
было,какъвсегда.Изъсосeдней комнаты доносилось тиканiе часовъ. Мышка
каталакусокъсахару.Попанелипрошличьи-тошагиипропали.Онъ
поворачивался на другой бокъ и мгновеннозасыпалъ, -- и утромъ, въ полуснe,
слышалъ {89} уже другiе звуки: въ сосeдней комнатe возилась госпожа Ньюманъ,
что-то переставляла,накладывала уголь, чиркала спичками, шуршала бумагой и
потомъуходила,атишинамедленнои сладконаливалась утреннимъ гудомъ
затопленнагокамина."Ничего тамъ особеннагонеоказалось,--подумалъ
Мартынъ и потянулся къночному столику за папиросами. -- Все больше пожилые
мужчины въ свэтерахъ: вотъ какiе бываютъ обманы. А сегодня суббота, покатимъ
въ Лондонъ. Чтоэто Дарвину все письма отъ Сони? Надо бы изъ него выдавить.
Хорошо бы сегодня пропустить лекцiю Гржезинскаго. Вотъ идетъ стерва будить".
ГоспожаНьюманъпринеслачай.Былаонастарая, рыжая, сълисьими
глазками."Вывчеравечеромъвыходилибезъплаща, --проговорилаона
равнодушно.--Мнeобъэтомъпридется доложить вашему наставнику".Она
отдернула шторы, дала краткiй, но точный отзывъ о погодe и скользнула прочь.
Надeвъхалатъ, Мартынъ спустился по скрипучей лeстницe и постучался къ
Дарвину.Дарвинъ, уже побритый и вымытый,eлъ яичницу съ бэкономъ. Толстый
учебникъ Маршаля по политической экономiи лежалъ, раскрытый, околотарелки.
"Сегодняопятьбылописьмо?"--строгоспросилъМартынъ."Отъмоего
портного", -- отвeтилъ Дарвинъ, вкусножуя."У Сони неважныйпочеркъ", --
замeтилъМартынъ."Отвратительный", -- согласилсяДарвинъ, хлебнувъ кофе.
Мартынъ подошелъ сзади, и, обeими руками взявъ Дарвина за шею, сталъ давить.
Шеябыла толстаяикрeпкая."Абэконъпрошелъ",--произнесъ Дарвинъ
самодовольно натуженнымъ голосомъ. {90}
XX.
Вечеромъоба покатили въ Лондонъ. Дарвинъ ночевалъ въодной изътeхъ
очаровательныхъ двухкомнатныхъ квартиръ для холостяковъ, которыя сдаются при
клубахъ, --а клубъДарвина былъоднимъ изълучшихъистепеннeйшихъ въ
Лондонe,съ тучными кожанымикреслами, съ лоснистыми журналами на столахъ,
съ глухонeмыми коврами.