Продолжая посапыватьи растерянноулыбаться, онъ со всeмипоздоровалсяи
подсeлъ къДарвину, котораго очень любилъ ипочему-то прозвалъ "мамкой". У
Вадимабылаоднапостояннаяприбаутка,которую онъ Дарвинусътрудомъ
перевелъ: "Прiятнозрeть, когдабольшой медвeдь ведетъподручку маленькую
сучку", -- и на послeднихъ словахъ голосъ у него становился совсeмъ тонкимъ.
Вообще же онъ говорилъ скоро, отрывисто, издавая при этомъ всякiе добавочные
звуки, шипeлъ, трубилъ, пищалъ, какъдитя, которому нехватаетъ ни мыслей,
нисловъ,а молчать невмоготу. Когда же онъ бывалъсмущенъ, то становился
{83} еще отрывистeе и нелeпeе, производя смeшанное впечатлeнiезастeнчиваго
тихониичудачливагоребенка.Былъонъ, впрочемъ,милый,привязчивый,
привлекательный человeкъ,падкiй на смeшноеи способныйживочувствовать
(однажды,гораздо позже, катаясьвесеннимъвечеромъ съ Мартыномъ по рeкe,
онъ,прислучайномъ, смутномъ, почему-то миртовомъ дуновенiи -- Богъ вeсть
откуда, -- сказалъ: "пахнетъ Крымомъ", что было совершенно вeрно). Англичане
къ нему такъ и льнули, а его колледжскiйнаставникъ, толстый, астматическiй
старикъ, спецiалистъпо моллюскамъ, съ гортанной нeжностьюпроизносилъ его
имя и снисходительно относился къ егошелопайству. Какъ-то, въ темную ночь,
Мартынъ и ДарвинъпомоглиВадимуснятьсъ челатабачной лавкивывeску,
которая съ тeхъ поръ красовалась у него въ комнатe. Онъ добылъ и полицейскiй
шлемъ, простымъ и остроумнымъспособомъ: за полкроны,блеснувшiя при лунe,
попросилъ добродушнаго полицейскаго пособить ему перебраться черезъ стeну и,
оказавшисьнаверху,нагнулсяисдернулъсънегошлемъ.Онъжебылъ
зачинщикомъвъслучаe съогненной колесницей, когда,празднуягодовщину
пороховогозаговора,весьгородъ плевался потeшными огнями,и на площади
бушевалъ костеръ,а Вадимъсо товарищи запряглись въ старое ландо, которое
купили за двафунта, наполнилисоломойи подожгли, -- съ этимъ ландоони
мчались по улицамъ въмятели огня и чуть не спалили ратушу. Кромe всего онъ
былъотличнымъ сквернословомъ,-- однимъ изъ тeхъ,которыепривяжутся къ
рифмочкe иповторяютъ ее безъконца, любятъуютные матюжки,ласкательную
физiологiюиобрывкикакихъ-то{84} анонимныхъстиховъ,приписываемыхъ
Лермонтову.Образованiемъонънеблисталъ, по-англiйскиговорилъочень
смeшно и симпатично, но едва понятно, и была у него одна страсть, -- страсть
ко флоту, къ миноносцамъ, къбатальной стройности линейныхъ кораблей, и онъ
могъ часами играть въсолдатики,паля горохомъизъсеребряной пушки. Его
прибаутки,бальныятуфли, застeнчивостьихулиганство,нeжныйпрофиль,
обведенныйна свeтъзолотистымъпушкомъ,-- всеэто,въсочетанiисъ
великолeпiемъ титула, дeйствовалона Арчибальда Муна неотразимо, разымчиво,
въ родe шампанскаго съ соленымъ миндалемъ, которымъ онъ нeкогда упивался, --
одинокiйблeдныйангличанинъ въ запотeвшемъ пенснэ, слушающiймосковскихъ
цыганъ. Носейчасъ, сидяу каминасъчашкойвъ рукe, Мунъ грызъ масломъ
пропитанный гренокъ,иОльга Павловна разсказывала ему огазетe,которую
собирается выпускать въ Парижeея мужъ.
Мартынъже съ тревогой думалъ, что
напраснопозвалъВадима, которыймолчалъ, стeсняясьСони, ивсе щелкалъ
исподтишка въ Дарвинаизюминками, заимствованными укекса. Соня прiумолкла
тоже и задумчивосмотрeла на пiанолу.Дарвинъ съразвальцемъ подошелъкъ
камину,выбилъ золу изъ трубкии, ставъ спиной къогню, принялся грeться.
"Мамка",-- тихо сказалъВадимъизасмeялся.ОльгаПавловнасъ жаромъ
говорилаодeлахъ, который Мунанимало не трогали.За окномъпотемнeло,
гдe-то далеко кричали мальчишки-газетчики: "Пайпа, пайпа!" {85}
XIX.
Затeмъ провожалиЗилановыхъ на вокзалъ. Арчибальдъ Мунъ попрощалсяна
первомъже углу и, нeжно улыбнувшись Вадиму (которыйзаего спиной обычно
звалъ егозаборнымъ словцомъсъ дополненiемъ "наколесикахъ"),удалился,
держась оченьпрямо. Нeкотороевремя Вадимъ тихо eхалъ вдоль самой панели,
положивъ рукунаплечокъДарвину,шедшемурядомъ,а потомъсуетливо
простился и быстро отъeхалъ,производягубамизвукииспорченнагогудка.
Пришли на вокзалъ, Дарвинъ взялъсебe иМартыну перонные билеты. Соня была
усталая, раздраженная, ивсевремя щурилась. "Ну,вотъ, -- сказалаОльга
Павловна.-- Спасибоза гостепрiимство,за угощенiе. Кланяйтесьматушкe,
когда будете писать".
Но Мартынъ поклона не передалъ, --такiя вещи передаются рeдко. Вообще
письмаонъ писалъ сътрудомъ: какъразсказать, напримeръ, о сегодняшнемъ,
довольно путанномъ,чeмъ-то неудачномъинепрiятномъднe?Онънамаралъ
строкъ десять, воспроизвелъ анекдотъ остудентe,шкапe икузинe,увeрилъ
мать, что совершенно здоровъ, хорошо питается иноситъ на тeлe фуфайку (что
былонеправдой).Ему вдругъ представилось, какъ почтальонъ идетъ по снeгу,
снeгъ похрустываетъ, остаются синiе слeды, -- и онъ объ этомъ написалъ такъ:
"Письмо принесетъ почтальонъ. У насъ идетъ дождь". Подумавши, онъ почтальона
вычеркнулъ и оставилътолькодождь.Адресъ{86}онъвыписалъ крупнои
тщательно, въ десятый разъ вспомнивъ при этомъто, что ему сказалъ знакомый
студентъ:"Судяпо фамильe, я полагалъ, что вы американецъ". Онъ пожалeлъ,
что всякiй разъ забывалъ это втиснуть въ письмо, неизмeнно уже запечатанное,
-- вскрыватьже было лeнь. Въ углу конверта онъ нечаянно поставилъ кляксу и
долго смотрeлъна нее сквозь рeсницы, инаконецъ сдeлалъизънеячерную
кошку, видимую со спины. Софья Дмитрiевна этотъ конвертъ сохранила вмeстe съ
письмами. Она складывала ихъ въ пачку, когда кончался биместръ, и обвязывала
накрестъ ленточкой. Спустя нeсколько лeтъ ей довелосьихъ перечесть. Первый
биместръбылъсравнительнобогатъписьмами.ВотъМартынъпрieхалъвъ
Кембриджъ,вотъ -- первое упоминанiеоДарвинe,Вадимe, Арчибальдe Мунe,
вотъ-- письмо отъ девятагоноября, дняего именинъ:"Въэтотъ день, --
писалъ Мартынъ, -- гусьступаетъ наледъ, а лисамeняетъ нору". Авотъ и
письмо съ вычеркнутой, но четкой строкой:"Письмо принесетъ почтальонъ", --
иСофьяДмитрiевна пронзительно вспомнила, какъ, бывало,она съ Генрихомъ
идетъпоискрящейсядорогe, междуелокъ, отягощенныхъпирогами снeга, и
вдругъ--густойзвонъ бубенцовъ, почтовыясани, письмо,--и поспeшно
снимаешь перчатки, чтобы вскрыть конвертъ.