Наконец Келсо сказал:
– Что тебя толкнуло войти в эту игру, Элли?
– В таможенную и налоговую службу?
– В расследование дел с наркотиками.
– Мне не нравится, что они делают с людьми.
– Даже марихуана?
Она посмотрела ему в лицо, потом перевела взгляд на реку.
– О многой дряни говорят, как она безвредна.
– Ну, не знаю. Даже мы в полиции немного цинично смотрим на законы против нее. Если подумать, они жестковаты.
– Если подумать, что она действует не хуже умеренной выпивки?
– Некоторые говорят, что гораздо лучше. Дети видят, что со старшими делает пьянство, и им это не нравится. Успокойся, не волнуйся. По крайней мере, марихуана успокаивает людей, делает их дружелюбными. Знаешь, сегодня ее курят предположительно более двухсот миллионов человек, в том числе религиозные и медицинские группы. Все они не могут заблуждаться.
– И сколько из них потом перейдут к более сильным средствам? Каждый сотый? Или тысячный? Даже один на миллион – слишком много!
– Ну, ну, продолжай.
– Я серьезно. Это благодушие по отношению к так называемым легким наркотикам меня заводит. Больше вреда и смертей причиняется именно барбитуратами и амфетаминами, чем героином и прочими сильными наркотиками.
– Да, меня тоже учили.
– Тогда ты должен знать, как вовлекаются дети. Они видят, как родители принимают таблетки – от головной боли, от бессонницы, для похудения, – и сами пробуют. Слышал когда‑нибудь о «наркотическом салате»?
Он покачал головой, удивленный ее злостью.
– Дети крадут из дома всякие таблетки, какие могут найти, и смешивают с тем, что притащат друзья. Цель – растворить и проглотить полученную смесь. Представляешь, что может вызвать комбинация некоторых таблеток? В Штатах матери суют детям в школьный завтрак витамины, некоторые даже посыпают бутерброды пенициллином, чтобы уничтожить микробов. Следующий шаг для детей – травка, может быть, соломка – или какое еще название они придумают отраве, чтобы звучало поласковей, не так страшно. Когда от этих препаратов кайф уже не приходит из‑за привыкания – организм научился сопротивляться, – они переходят к кое‑чему посильнее. Кокаину, опиуму, героину. Или синтетическому суррогату вроде физентона. А может быть, ЛСД и ТГК. В зависимости от того, что могут себе позволить. И, заметь, нынче на улицах героин дешевле, чем конопля. А если денег нет, находятся криминальные пути их добывания.
– Но ты так говоришь, будто сама никогда не принимаешь от головной боли аспирин, потому что этим дело не ограничится. Потом потребуется две таблетки. Потом, возможно, три.
– Мы говорим о детях, для которых умеренность не простое понятие. Я согласна: если бы все были трезвы и благоразумны, марихуана не вызывала бы проблем. Но не многие люди – не многие взрослые, не говоря уж о подростках – столь разумны. Теперь считают, что гашиш может сохраняться в организме в течение недель после курения.
– Но запрет наркотика не сделает ли его еще более заманчивым?
Элли застонала:
– Опять этот «запретный плод»!
– Тем не менее, это правда.
– Конечно, правда. Но, может быть, простой контроль с нашей стороны недостаточен. Слушай, а если закон вдруг скажет: пожалуйста, насилуйте, – думаешь, новизна скоро исчезнет? Господи, Келсо, ты же полицейский и знаешь, как тонок барьер между цивилизацией и скотством!
– Мы говорим только о курении травки.
– Но это заведет дальше.
– Это ты ведешь дальше.
– Но нельзя серому пятну размазаться за края.
Келсо поднял руки:
– Ладно, сдаюсь – с оговорками.
– Но нельзя серому пятну размазаться за края.
Келсо поднял руки:
– Ладно, сдаюсь – с оговорками. Я только хочу отметить, с какими преступниками закон мне предписывает бороться.
Девушка, казалось, успокоилась.
– Извини, я не хотела читать тебе лекцию. Просто я видела, что творят наркотики.
Голос Келсо смягчился:
– Я тоже, Элли.
– С кем‑нибудь, кого ты знал, кто был тебе близок?
– Нет, пожалуй, нет.
– А я, когда училась в университете, жила в одной комнате с девушкой. Мы дружили. Она была просто блеск, из тех сводящих с ума людей, которым ничего не надо вдалбливать. Если ей что‑нибудь рассказывали или она читала что‑нибудь, это впитывалось в ум, готовый использовать полученные знания моментально, как только понадобится. Она была младше меня – действительно, вундеркинд. Ее отец держал бакалейную лавку в Саттоне и очень гордился своей девочкой. Я приезжала к ним на выходные, и он не переставал говорить о своей Джинни, о том, как гордится ее успехами. Каждый раз, когда она выходила из комнаты, он улыбался до ушей и рассказывал, какая она чудо. И она действительно была чудо, он не хвастал попусту. И вот в конце семестра нам предстояли экзамены. Я беспокоилась, а Джинни только смеялась. Мы пошли на одну из вечеринок перед каникулами – это я убедила ее пойти, ей все эти йеху казались глуповатыми. Они курили травку, кто‑то употреблял кокаин, «одалживая» у своих богатых родителей, другие принимали какие‑то «колеса». И много пили. Один идиот пришел с «колесами» и никому не сказал, что это. Многие‑то знали, но не мы с Джинни, мы были наивны в этих вещах. И он убедил Джинни попробовать. Я ее отговаривала, но она, видимо, считала, что не должна спасовать. А это оказалось ЛСД. И одна вшивая таблетка убила ее. Всего одна.
Элли смотрела не на Келсо, а назад, на реку, откуда они пришли.
– Действие таблетки вызвало у нее такой ужас, что она зашлась в истерике. И умерла от асфиксии – ей парализовало дыхание.
Келсо было нечего сказать. Ему показалось, что Элли плачет, но когда она обернулась, в ее глазах была только злость.
– Тебе, наверное, приходилось читать отчеты о злоупотреблении наркотиками. Ты должен знать вред, который они причиняют, особенно молодым. Как же ты можешь быть таким благодушным!
– Я не благодушен, Элли. Но я скорее счел бы преступником врача, чем дурачков, которым не хватает соображения ограничиться курением травки дома. Ирония в том, что эти курящие студенты собираются стать адвокатами, прокурорами, а некоторые судьями. И вот тогда законы изменятся.
– Может быть, ты и прав. Надеюсь, что нет, но может быть.
– И из‑за той подруги ты пошла в таможенную службу?
– Нет, тогда я не имела с таможней ничего общего. А после окончания университета это показалось интересной работой, но в сыске я стала участвовать позже. Они там наблюдают за своими работниками, у кого способность к сыску. И, наверное, у меня нашли. Чем больше я узнавала, как порочна и отвратительна контрабанда – не только наркотиков – тем больше мне хотелось внести свой вклад в то, чтобы раздавить ее. Конечно, это никогда не получится, но по крайней мере мы хоть как‑то контролируем ситуацию. И от вас не получаем большой помощи.
Келсо улыбнулся. Соперничество между таможенной и налоговой службой с одной стороны и полицией с другой было печально известно и часто служило источником неприятностей в обеих организациях. Он слышал немало историй о таможенных служащих, арестованных полицией, и о полицейских тайных агентах, выслеженных таможенной службой.
– Может быть, в данном случае мы наладим действительное сотрудничество? – сказала Элли и удивилась, увидев, как улыбка Келсо погасла.
– Пошли, что ли?
Он встал, и она тоже поднялась на ноги.