- Ни в коем случае, Хозе, ни в коем случае, Хозе, ни в коем случае, Хозе.
- Ну хорошо, успокойся. Забудь об этом.
- Правда?
- Да, если ты не готов, то и говорить не о чем. - Но голос у Ма по-прежнему очень недовольный.
Сегодня начинается апрель, и я надуваю новый шарик. Осталось всего три шарика - красный и два желтых. Я беру желтый, чтобы на следующий месяц у нас был выбор, какой надуть - красный или желтый. Я надуваю его и пускаю летать по комнате. Мне нравится звук шипящего воздуха, выходящего из шара. Мне не очень нравится завязывать узел, ведь после этого шарик уже больше не сможет летать. Но для того чтобы сыграть в теннис с этим шаром, мне придется его завязать, поэтому я даю ему с шипением выпустить воздух и три раза надуваю его, а потом завязываю, просунув случайно в дырочку палец. Наконец я завязываю его правильно, и мы с Ма играем в теннис; я выигрываю пять раз из семи.
Она спрашивает:
- Хочешь пососать?
- Из левой, если можно, - отвечаю я, забираясь в кровать. Молока не очень много, но зато оно очень вкусное.
Мне кажется, я немного поспал, но тут Ма говорит мне в ухо:
- Помнишь, как они ползли по темному подкопу, спасаясь от нацистов? Один за другим.
- Помню.
- Вот так же сделаем и мы, когда ты будешь готов.
- Мы что, тоже выроем подкоп? - Я оглядываюсь.
- Нет, мы выберемся отсюда точно так же, как узники этого лагеря. Я хочу сказать, что тому, кто хочет бежать из заключения, надо быть очень храбрым и уходить по одному.
Я качаю головой.
- Это единственный приемлемый план. - Глаза Ма сверкают. - Ты - мой храбрый принц Джекер-Джек… Понимаешь, ты поедешь в больницу, оттуда вернешься сюда с полицейскими…
- Они меня арестуют?
- Нет-нет, они тебе помогут. Ты приведешь их сюда, чтобы спасти меня, и после этого мы всегда будем вместе.
- Я не могу спасти тебя, - говорю я ей, - ведь мне всего пять лет.
- Но ведь ты обладаешь сверхъестественной силой. Ты - единственный, кто может это сделать. Так, значит, сделаешь.
Я не знаю, что сказать, а она ждет моего ответа.
- Хорошо.
- Это означает "да"?
- Да.
Ма крепко целует меня. Мы вылезаем из постели и съедаем по банке мандаринов на каждого.
У плана еще много недоработок. Ма все время думает о них и говорит: о нет, так не пойдет, а потом находит новое решение.
- Но ведь полицейские не знают кода и не смогут открыть дверь, - говорю я.
- Они что-нибудь придумают.
- Что?
Ма трет свой глаз.
- Не знаю, может, пустят в ход газовую горелку?
- А что такое…
- Это прибор, из которого бьет пламя. Он может сжечь эту дверь.
- Надо нам самим сделать такую горелку, - говорю я, прыгая на месте. - Мы можем, мы можем взять бутылочку из-под витаминов с драконьей головой и положить ее на включенную плиту, а когда она загорится…
- Мы с тобой оба сгорим… - говорит Ма совсем не дружелюбным тоном.
- Но…
- Джек, это не игра. Давай еще раз повторим наш план…
Я помню все его части, но называю их в неправильном порядке.
- Послушай, надо действовать как Дора, - говорит мне Ма, - помнишь, она идет сначала в одно место, а потом в другое, чтобы попасть в третье. У нас это будут: болезнь, грузовичок, больница, полиция, спасение Ма. Повтори. - Она ждет, когда я повторю.
- Грузовик.
- Сначала болезнь.
- Болезнь, - говорю я. - Потом больница, ой, нет, извини, грузовичок. Итак, болезнь, грузовичок… Болезнь, грузовичок, больница, спасение Ма.
- Ты забыл полицию, - говорит Ма. - Считай по пальцам: болезнь, грузовичок, больница, полиция, спасение Ма.
Мы повторяли этот план снова и снова. Мы делали карту с картинками на разлинованной бумаге. На первой изображен я с закрытыми глазами и высунутым языком, на второй нарисован коричневый грузовичок, на третьей - человек в длинном белом халате, изображающий врача, на четвертой - полицейская машина с включенной мигалкой, на пятой - освобожденная Ма, которая улыбается и машет мне рукой с газовой горелкой, похожей на дракона, изрыгающего пламя. Я очень устал, но Ма говорит, что мне надо потренироваться изображать больного, поскольку это самое важное в нашем плане.
- Потому что, если он не поверит, что ты болен, наш план провалится. У меня есть идея. Я сделаю так, чтобы твой лоб стал горячим, и заставлю Старого Ника потрогать его.
- Нет!
- Не бойся, я не подожгу тебя…
Она не поняла.
- Я не хочу, чтобы он до меня дотрагивался.
- Он дотронется только один раз, обещаю тебе, и я буду стоять рядом.
Но я продолжал мотать головой.
- Да, это может сработать, - говорит она. - Мы положим тебя рядом с нагревателем. - Она становится на колени и засовывает руку под кровать, но потом хмурится и говорит: - Воздух не очень горячий. Может быть… положить тебе на лоб пакет с горячей водой, как раз перед его появлением? Ты будешь в постели, и, когда мы услышим, как дверь говорит бип-бип, я уберу пакет с водой.
- Куда?
- Да не важно куда.
- Нет, важно.
Ма смотрит на меня.
- Ты прав, нам надо тщательно все продумать, чтобы ничто не помешало осуществить наш план. Я засуну пакет с водой под кровать, хорошо? И когда Старый Ник потрогает твой лоб, он убедится, что он очень горячий. Давай попробуем?
- С пакетом воды?
- Нет, просто ложись в кровать и полностью расслабься, как тогда, когда мы с тобой играем.
Мне это всегда удается очень хорошо, у меня даже открывается рот. Ма притворяется Старым Ником. Она кладет руку поверх моих бровей и говорит грубым голосом:
- Ой, какой горячий!
Я хихикаю.
- Джек!
- Прости. - Я опять лежу неподвижно. Мы снова и снова повторяем это, но мне скоро надоедает притворяться больным, и Ма разрешает мне встать.
Мы ужинаем сосисками в тесте. Ма почти ничего не ест.
- Так ты помнишь наш план? - спрашивает она.
Я киваю.
- Повтори еще раз.
Я проглатываю кусок своей сосиски и говорю:
- Болезнь, грузовичок, больница, полиция, спасение Ма.
- Отлично. Значит, ты готов?
- К чему?
- К тому, чтобы убежать сегодня.
Я и не думал, что мы совершим побег сегодня. Я не готов к этому.
- А почему сегодня?
- Я не хочу больше ждать. После того, как он отключил нам ток.
- Но он же включил его снова!
- Да, помучив нас три дня. И заморозил наш цветок. Кто знает, что он сделает завтра? - Ма встает с тарелкой в руках. - Внешне он похож на человека, но на самом деле в нем нет ничего человеческого.
Я теряюсь:
- Он что, робот?
- Хуже.
- Однажды в передаче "Боб-строитель" показывали робота…
Но Ма перебивает меня:
- Ты знаешь свое сердце, Джек?
- Бам-бам. - Я показываю на свою грудь.
- Нет, то место, где живут твои чувства - грусть, страх, радость и тому подобное?
Это ниже, я думаю, они живут в моем животе.
- Так вот, у него нет такого места.
- У него нет живота?
- Нет места, где живут чувства, - отвечает Ма.
Я смотрю на свой живот.
- А что же у него вместо этого?
Ма пожимает плечами:
- Пустота.
Как в кратере? Но ведь это дыра, в которой что-то произошло. Что же произошло со Старым Ником? Я так и не понял, почему мы должны осуществить свой план сегодня. Только потому, что Старый Ник на самом деле робот?
- Давай убежим в другую ночь.
- Хорошо, - говорит Ма, бессильно падая на свой стул.
- Хорошо?
- Да. - Она потирает лоб. - Прости меня, Джек, я понимаю, что не должна тебя подгонять. Я-то уже давно все обдумала, но тебе все это в новинку.
Я киваю и киваю.
- Конечно, пара дней ничего не меняет. Если мы опять с ним не поругаемся. - Она улыбается мне. - Может, через пару дней?
- А может, лучше, когда мне исполнится шесть?
Ма с удивлением смотрит на меня.
- Я готов обмануть его и выйти наружу, когда мне будет шесть.
Ма закрывает лицо ладонями. Я тяну ее за руку:
- Не надо.
Когда она поднимает голову, ее лицо пугает меня.
- Ты же говорил, что будешь моим супергероем.
Что-то не помню, чтобы я такое говорил.
- Так ты хочешь убежать отсюда?
- Да, только не по-настоящему.
- Джек!
Я смотрю на последний кусок сосиски, но есть мне уже не хочется.
- Давай останемся здесь.
Ма качает головой:
- Здесь становится тесно.
- Где?
- В комнате.
- В комнате совсем не тесно. Посмотри. - Я забираюсь на стул и прыгаю на нем, раскинув руки - они ни за что не задевают.
- Ты не представляешь, как это вредно для тебя. - Голос Ма дрожит. - Ты должен видеть разные вещи, трогать их.
- Я…
- Ты должен узнать много других вещей. Тебе нужно больше места. Нужна трава. Я думаю, ты хочешь увидеть своих бабушку и дедушку и дядю Пола, покататься на качелях на детской площадке, поесть мороженого.
- Нет, спасибо.
- Ну хорошо, забудь об этом.
Ма снимает с себя одежду и натягивает ночную футболку. Я надеваю свою. Она делает все это молча - я вижу, что она очень сердится на меня. Она завязывает пакет с мусором и ставит его у двери. Сегодня на нем нет никакого списка.
Мы чистим зубы. Ма сплевывает. На губах у нее осталась паста… ее глаза встречаются с моими в зеркале.
- Я дала бы тебе больше времени, если бы могла, - говорит она, - клянусь, я ждала бы столько, сколько нужно, если бы была уверена, что мы в безопасности. Но такой уверенности у меня нет.
Я быстро поворачиваюсь к ней и утыкаюсь в ее живот. Я пачкаю ее футболку пастой. Но она не обращает на это внимания.
Мы лежим на кровати, Ма разрешает мне пососать из левой груди. Мы молчим.
В шкафу я никак не могу уснуть. Я тихонько напеваю: "Джон Джейкоб Ингельхеймер Шмидт". Я жду. Потом снова пою эти слова.
Ма подхватывает:
Меня так кличут тоже.
Куда б я ни пошел.
Кричит вокруг народ:
- Смотри, Джек Джейкоб Ингельхеймер Шмидт идет.
Обычно мы вместе с ней поем: "На, на, на, на, на, на, на", за что я и люблю эту песню, но на этот раз Ма молчит.
Ма будит меня глубокой ночью. Она стоит, наклонившись надо мной, и я ударяюсь о шкаф, садясь на своей постели.
- Пойди посмотри, - шепчет она.
Мы стоим у стола и смотрим вверх. В окно заглядывает огромное круглое серебряное лицо Бога. Оно такое яркое, что освещает всю комнату, краны и зеркало, кастрюли и дверь и даже щеки Ма.
- Знаешь, - шепчет она, - иногда луна полукруглая, в другое время похожа на серп, а порой напоминает простой обрезок ногтя.
- Не-а, луна существует только в телевизоре.
Ма показывает на окно:
- Ты видел ее только тогда, когда она полная и стоит прямо над головой. Но когда мы выберемся наружу, ты сможешь увидеть ее в нижней части неба, во всех ее видах. И даже днем.
- Ни в коем случае, Хозе.
- Я говорю тебе правду. Окружающий мир тебе очень понравится. Подожди, вот увидишь заход солнца, когда небо на закате еще розовое и пурпурное…
Я зеваю.
- Прости меня, - снова шепчет Ма, - ложись в постель.
Я смотрю, здесь ли пакет с мусором. Его нет.
- А Старый Ник приходил?
- Да, я сказала ему, что ты заболел. Что у тебя судороги и понос.
Мне показалось, что Ма вот-вот засмеется.
- А почему ты…
- Чтобы он легче поверил в наш обман. Мы совершим побег завтра ночью.
Я выдергиваю свою руку из ее рук.
- Не надо было ему говорить.
- Джек…
- Это плохая идея.
- Но ведь мы составили отличный план.
- Это - дурацкий, глупый план.
- Другого у нас нет, - очень громко произносит Ма.
- Но я же сказал "нет".
- Да, но до этого ты сказал "может быть", а еще раньше ты сказал "да".
- Ты - обманщица.
- Я - твоя мать. - Ма почти кричит. - Это означает, что иногда мне приходится выбирать за нас обоих.
Мы ложимся в постель. Я сжимаюсь калачиком, повернувшись к ней спиной. Как бы я хотел получить в качестве воскресного подарка специальные боксерские перчатки, чтобы побить ее!
Я просыпаюсь в страхе, и страх меня не покидает.
Ма не смывает наши какашки, она разбивает их ручкой деревянной ложки, чтобы они стали похожи на густой суп, который пахнет просто отвратительно.
Мы ни во что не играем, а просто тренируемся - я лежу, полностью распластавшись, и не произношу ни слова. Я и вправду начинаю чувствовать себя больным; Ма говорит, что это сила воображения.
- Ты так хорошо притворяешься, что обманул даже свой собственный организм.
Я снова собираю свой рюкзак, который на самом деле является наволочкой. Я укладываю туда дисташку и желтый шар, но Ма говорит "нет".
- Если ты что-нибудь возьмешь с собой, Старый Ник сразу догадается, что ты решил бежать.
- Я спрячу дисташку в карман брюк.
Но Ма качает головой:
- Ты будешь в одной ночной футболке, потому что, если у тебя действительно сильный жар, ничего другого на тебе быть не может.
Я представляю себе, как Старый Ник несет меня в грузовичок, и у меня сразу же начинает кружиться голова. Мне даже кажется, что я сейчас упаду.
- Ты боишься, - говорит Ма, - но поступаешь смело.
- А?
- Ты - боязливо-смелый.
- Болый.
Обычно она смеется, когда я составляю слово-бутерброд, но мне сейчас совсем не до смеха.
На обед у нас суп с говядиной, но я просто сосу крекеры.
- Чего ты теперь боишься? - спрашивает Ма.
- Больницы. Вдруг я все перепутаю?
- Тебе нужно будет сказать им, что твоя мама живет взаперти, а запер ее тот человек, который тебя привез.
- Но слова…
- Что "слова"? - Маждет.
- Вдруг они вообще не произнесутся?
Она кладет голову на руки.
- Я все время забываю, что ты ни с кем, кроме меня, никогда не разговаривал.
Я жду. Ма медленно и с шумом выдыхает из себя воздух.
- Знаешь, что я тебе скажу. Я напишу записку, в которой все объясню, и ты ее спрячешь.
- Хорошо-о.
- И ты отдашь ее первому же человеку, которого увидишь в больнице. Только не больному, а тому, кто будет в белом халате.
- А что этот человек с ней сделает?
- Прочитает, конечно.
- Неужели в телевизоре умеют читать?
Ма смотрит на меня с удивлением:
- Запомни, эти люди самые настоящие, как и мы с тобой.
Я до сих пор в это не верю, но ничего не говорю. Ма на куске линованной бумаги пишет записку. Она описывает нашу судьбу и комнату и заканчивает словами: "Пожалуйста, помогите нам к. м. с.", что означает "как можно скорее". Вначале стоят два слова, которых я до сих пор ни разу не видел. Ма говорит, что это ее имя и фамилия. Их имеют все люди из телевизора. Так снаружи называли ее все, кто ее знал, только я зову ее Ма.
У меня болит живот, мне не нравится, что у нее есть имена, которых я не знаю.
- А у меня есть другие имена?
- Нет, ты всегда Джек. Ой, нет, я забыла - ты ведь носишь мою фамилию. - И она показывает на свое второе имя.
- Зачем?
- Ну, чтобы показать, что ты отличаешься от всех других Джеков в мире.
- Каких других Джеков? Из сказок?
- Нет, от настоящих мальчиков, - отвечает Ма. - Снаружи живут миллионы людей, и имен на всех не хватает, поэтому многие носят одинаковые имена.
Я не хочу, чтобы мое имя носил кто-нибудь еще. Живот у меня болит все сильнее. У меня нет кармана, поэтому я засовываю мамину записку в трусы, и она царапает мне кожу.
За окном постепенно темнеет. Мне хочется, чтобы день не кончался и ночь вообще не наступала. Сейчас 8:41, и я в постели, тренируюсь лежать совершенно неподвижно. Ма наполняет горячей водой полиэтиленовый пакет и крепко завязывает его, чтобы вода не пролилась. Она засовывает его в другой пакет и тоже завязывает его.
- Ой! - Я пытаюсь отодвинуться.
- Это твой лоб? - Она снова кладет пакет мне на лицо. - Он должен быть горячим, иначе ничего не получится.
- Но мне больно.
Она прикладывает пакет к своему лицу.
- Потерпи еще минутку.
Я закрываю лоб кулаками.
- Ты должен быть храбрым, как принц Джекер-Джек, а то наш план сорвется. Может, мне сказать Старому Нику, что тебе стало лучше?
- Нет.
- Я уверена, что Джек - Победитель великанов положил бы горячий пакет себе на лицо, если бы это было нужно. Ну, давай же еще немного.
- Дай я сам. - Я устраиваю пакет на подушке, а потом укладываюсь на него лицом. Временами я поднимаю голову, чтобы передохнуть, а Ма щупает мой лоб или щеки и говорит:
- Горячо, - но потом снова заставляет лечь на пакет.
Я тихонько плачу, но не из-за того, что мне жарко, а потому, что скоро придет Старый Ник, если он, конечно, сегодня придет, я не хочу, чтобы он приходил, мне кажется, что я по-настоящему заболею. Я прислушиваюсь, не раздастся ли бип-бип. Я надеюсь, что он не придет, я не болый, а самый настоящий трус. Я бегу в туалет и какаю, а Ма размешивает мои какашки. Я хочу смыть их, но она говорит "нет", комната должна провонять насквозь, как будто у меня вчера был понос.
Когда я возвращаюсь в кровать, она целует меня сзади в шею и говорит:
- У тебя отлично получается, а то, что ты плачешь, - это даже лучше.
- Почему?
- Потому что ты действительно кажешься совсем больным. Давай что-нибудь сделаем с твоими волосами… Надо было подумать об этом заранее. - Она наливает немного зеленой жидкости для мытья посуды себе на руки и втирает мне в волосы. - Теперь они кажутся жирными от пота. Но только пахнут они слишком хорошо, надо, чтобы от тебя плохо пахло.
Она убегает, чтобы посмотреть на часы.
- У нас осталось совсем мало времени, - говорит Ма и вся трясется. - Какая же я дура, от тебя должно сильно вонять, ты ведь… Держись.
Она наклоняется над кроватью, издает какой-то странный кашляющий звук и закрывает руками рот. Этот звук повторяется снова и снова. Потом из ее рта падает какая-то масса, вроде плевка, но только намного гуще. Я узнаю в ней рыбные палочки, которые мы ели на ужин. Ма растирает эту массу по подушке и моим волосам…
- Не надо! - кричу я, пытаясь увернуться.
- Извини, но я должна это сделать. - Глаза Ма как-то странно сияют. Она мажет своей блевотиной мою футболку, даже мои губы. Она пахнет очень мерзко, остро и ядовито. - А теперь клади лицо на горячий пакет.
- Но…
- Делай, что тебе говорят, Джек, да поживее.
- Я передумал.
- Мы с тобой не в игрушки играем, так что передумывать нельзя. Клади лицо.
Я плачу и ложусь лицом на горячий пакет.
- Ты - злая.
- У меня есть на это причины, - отвечает Ма.
И тут раздается: бип-бип, бип-бип.
Ма быстро хватает пакет и проезжает им по моему лицу…