На каменной балюстраде парапета, шедшего вдоль берега, выстроилась цепочка зевак. Все глядели вниз на песок. Несколько приземистых ширококостых женщин‑работниц воспользовались случаем, чтобы передохнуть и поохать, зажимая рот рукой.
– О Матерь Божья! Бедняжка!
Четверо из службы охраны общественного порядка, нечувствительные к зрелищу, беседовали с двумя парнями из береговой полиции. Еще часа два – и пляж наводнят девчонки, начнутся ахи‑охи, расспросы, и уж тут даже береговой полиции будет не протолкнуться. Я представился и спросил, кто нашел тело. Парни указали мне на рыбака, сидевшего поодаль на парапете. Поза трупа, лежавшего на прибитом песке выше линии прибоя, убеждала в том, что тело не было выброшено на берег волной, а упало вниз с парапета, примерно с того места, где стоял я, с высоты в три метра. Береговой полиции было достаточно этого, но они ждали от эксперта‑патологоанатома подтверждения, что в легких пострадавшей нет воды. Мне разрешили начать следственные действия, и я послал ребят из охраны общественного порядка отогнать от парапета зевак. Подошел полицейский фотограф, и я велел ему сделать снимки как сверху, так и с берега.
Голое тело девушки было неловко вывернуто, так что левое плечо ушло в песок. Лицо с единственной ссадиной на лбу устремлено вверх, глаза широко раскрыты. Она была совсем молоденькая, грудь высокая, живот довольно пухлый, но бедра худые, левая нога выпрямлена, правая согнута в колене и пяткой упирается в ягодицу, правая рука откинута назад. На вид я не дал бы ей и шестнадцати. Было понятно, почему рыбак даже не удосужился спуститься вниз, чтобы проверить, действительно ли девушка мертва. Лицо ее, если не считать ссадины, было совершенно белым, а ярко‑синие глаза мертвенно застывшими. Никаких следов вокруг тела видно не было, и я разрешил фотографу присесть рядом, чтобы отснять несколько крупных планов.
Рыбак объяснил мне, что увидел тело в полшестого утра, когда направлялся к себе в сарайчик. С первого взгляда он понял, что девушка мертва, и не стал спускаться, а сразу прошел к спортивному клубу и там попросил в канцелярии позвонить в полицию.
Я потянулся к подбородку, но рука вместо того, чтобы нащупать бороду, ухватила голую кожу. Я недоуменно взглянул на руку, не веря своему ощущению. Придется привыкать к новым.
На берегу лежала мертвая девушка, и чайки, пронзительно крича, кружили над телом.
Прибыл эксперт‑патологоанатом, маленькая смуглая женщина по имени Фернанда Рамалью; в свободное от исследования покойников время она увлекалась марафонским бегом.
– Я оказалась права, – сказала она, переведя на меня взгляд после того, как я представил ей Карлуша Пинту, уже писавшего что‑то в своем блокноте.
– Лучшие из экспертов‑патологоанатомов всегда правы, Фернанда.
– Вы просто красавец. А ведь были те, кто подозревал, что борода вам нужна только для того, чтобы скрывать недостаточно решительный подбородок.
– Значит, теперь полагают, что мужчины отращивают бороды лишь для маскировки. В моем детстве бороды были у всех.
– А зачем мужчины отращивают бороды? – спросила Фернанда с искренним недоумением.
– Да затем же, зачем кобели лижут себе яйца, – сказал Карлуш, на секунду отрывая ручку от блокнота. – Затем, что находят это возможным, – пояснил он.
Фернанда вопросительно вскинула бровь.
– Это первый его день, – сказал я, чем вновь вызвал неудовольствие Карлуша. Второй раз, хоть не прошло и часа. Дурак он, что ли? Фернанда сделала шаг назад, словно опасаясь, что он может продемонстрировать то, о чем только что упомянул. Почему Нарсизу не предупредил меня, что парень настолько неотесан?
Фотограф заснял свои крупные планы, и я кивнул Фернанде, уже стоявшей наготове с открытым чемоданчиком и в хирургических перчатках.
– Проверьте заявления о пропавших, – сказал я Карлушу. – Не значится ли там девушка пятнадцати‑шестнадцати лет, блондинка, глаза голубые, рост метр шестьдесят пять, вес пятьдесят пять килограммов. Особые приметы, Фернанда?
Фернанда приподняла руку девушки и стала наговаривать что‑то в диктофон. Карлуш между тем пролистывал заявления о пропавших – их было много, целая прорва людей, ухнувших в черную дыру. На Маржинал уже мелькали машины. Фернанда внимательно рассматривала промежность и влагалище девушки.
– Начните с тех, кто пропал за последние сутки, – сказал я.
Карлуш вздохнул.
Фернанда развернула и раскрыла, установив перед собой, пластиковый пакет для вещдоков. Вынув термометр из‑под мышки девушки, она приподняла тело и положила его к себе на колени вниз лицом. Трупное окоченение уже было заметно. Фернанда пинцетом разбирала пряди волос, трогала запекшуюся кровь на запачканном песком затылке девушки. Кинув что‑то в пакет, она сделала запись. Тронула волосы и вновь сказала что‑то в диктофон. Потом прошлась по всей длине тела, пальцами раздвинула ягодицы, не переставая наговаривать на диктофон результаты обследования. Затем она отключила его.
– Родинка на затылке, под волосами, по центру. Пятно кофейного цвета на левом бедре в пятнадцати сантиметрах выше колена, – объявила она.
– Даже и родители не могли бы дать описание подробнее, – сказал я.
– Катарина Соуза Оливейра, – сказал Карлуш, передавая мне листок с записью.
Прибыла карета «скорой». Два санитара шли к нам, один тащил носилки, другой – черный пластиковый мешок. Фернанда опустила тело и отряхнулась.
Я спустился к морю. Было всего семь пятнадцать, но уже сильно припекало. Слева от меня, к востоку, виднелись устье Тежу и ажурные фермы моста Двадцать Пятого Апреля, словно парившего в густом тумане. Солнце поднялось выше, и вода уже не была такой голубой. У причала на ослепительной водной глади покачивались на легком ветерке рыбачьи суденышки. Пассажирский самолет пролетел низко над Тежу и пляжами Капарики, чтобы приземлиться в аэропорту к северу от города. Прибывали туристы – погреться на солнышке, поиграть в гольф. Подальше, на западе, в районе маяка Бужиу, буксир тащил землечерпалку. На самом конце парапета человек с удочкой сильным движением отправил свой крючок в океан.
– Ее здорово ударили по затылку, – проговорила за моей спиной Фернанда. – Чем ударили, пока сказать не могу, похоже, молотком, а может, гаечным ключом или куском трубы. От удара она упала вперед лицом, стукнувшись лбом обо что‑то твердое, на девяносто процентов о ствол дерева, но в институте я еще раз проверю. Судя по всему, – от удара она потеряла сознание, затем последовала смерть. Но этот парень для верности еще и горло сдавил ей большими пальцами.
– Парень?
– Простите, это лишь предположение.
– Произошло это не здесь, не так ли?
– Не здесь. Левая ключица сломана. Ее сбросили с парапета. А в волосах у нее и в ране я обнаружила вот это.
В пакете для вещдоков находилась сосновая иголка.
Я подозвал полицейского из охраны общественного порядка.
– Она изнасилована?
– Имеются следы сексуального контакта, но признаков насилия нет. На ваш вопрос я смогу ответить позже.
– Время смерти сообщить мне можете?
– От тринадцати до четырнадцати часов назад.
– Как это вы установили?
За этим возмущенным восклицанием Карлуша последовало подробное разъяснение:
– Перед тем как выезжать, я навела справки у метеорологов. Они сообщили, что температура этой ночью не опускалась ниже двадцати градусов. Значит, тело остывало со скоростью примерно три четверти градуса в час.