– То был несчастный случай – он с лошади свалился. Местность‑то сами видите какая, – сказал Абрантеш. – А у вас на войне мало, что ли, убивают, что вы аж в Бейру для расследования пожаловали?
– Убийства заинтересовали меня, потому что за ними стоит кто‑то, кто заправляет здесь.
– А заправлять, как видно, хотите вы.
– Но это ваша земля, сеньор Абрантеш. И люди здесь – ваши люди.
Стаканы опять наполнились. Фельзен предложил Абрантешу папиросу, но тот отказался – видно, посчитав, что время принимать подношения еще не пришло. Такой взгляд на вещи Фельзен оценил.
– Сеньор Абрантеш, – сказал он, – я собираюсь превратить вас в очень состоятельного человека.
Жоакин Абрантеш со стуком перевернул свой стакан дном вверх, словно вдавливая его в дерево. И ничего не сказал в ответ. Возможно, не раз слышал подобное.
– Вы и я, сеньор Абрантеш, приберем к рукам весь рынок не охваченной контрактами вольфрамовой руды в этом районе.
– Зачем мне иметь дело с вами, когда я и сам могу… Если вы можете помочь мне разбогатеть, то разве британцы не в состоянии сделать то же самое? Что, если я хочу сам играть на этом рынке? А рынок, как я вижу, идет на повышение.
– Британцы не будут покупать столько, как мы.
– Но они покупают. И вытеснят вас.
– Как вам теперешняя цена на вольфрам? – спросил Фельзен.
– Высокая.
– Но вы играете на повышение?
Абрантеш слегка дернулся на стуле.
– У меня имеются акции, – сказал он. – А цена постоянно растет.
– Если, как вы сказали, рынок вольфрама идет на повышение, то вам приходится продавать дорого, а покупать еще дороже, чтобы удержаться на рынке.
– Что же вы предлагаете, сеньор Фельзен?
– Предлагаю расширить сделки с вольфрамом в партнерстве со мной.
– У вас есть деньги. В этом я не сомневаюсь. Но имеете ли вы план, как это сделать?
– Думаю, что вы лучше моего знаете страну и местные условия.
Абрантеш смял в пальцах кусочек хлеба с сыром и отправил его в рот, запив агуарденте.
– Руда, которую я получаю, чаще всего с примесью кварца и пирита, – сказал он. – Если бы основать производство по очистке вольфрама, мы увеличили бы количество продукции и гарантировали качество.
Фельзен кивнул.
– Мне требуется финансовая независимость, – сказал Абрантеш. – Я не желаю просить разрешения на каждую тонну породы, а кроме того, мне нужна доля в прибыли или гарантированный процент с оборота.
– Сколько?
– Пятнадцать процентов.
Фельзен встал и направился к двери.
– Вы могли бы иметь подобный процент с небольших продаж, но предложить вам такие условия на объемы, о которых идет речь, я не могу.
– А о каких объемах речь?
– Счет идет не на сотни, а на тысячи килограммов.
Португалец мысленно взвешивал информацию.
– Чтобы стать вашим партнером и уйти с рынка…
– Я не собираюсь препятствовать вашему собственному бизнесу.
– Но как долго вы будете здесь вести дела? У меня же нет гарантий, что вы не…
– Сеньор Абрантеш, эта война… война, для которой и требуется вольфрам, изменит все. Знаете ли вы о том, что происходит в Европе? Что под нашим контролем уже территория от Скандинавии до Северной Африки, от Франции до России? Песенка англичан спета. Германия овладеет экономикой всей Европы, а если вы станете работать со мной, вы станете другом и союзником Германии. Таким образом, отвечая на ваш вопрос, сеньор Абрантеш, наших дел здесь хватит на всю вашу жизнь, жизнь ваших детей, внуков и так далее.
– Десять процентов.
– Такой процент наш бизнес не потянет, – сказал Фельзен, делая движение к двери.
– Семь.
– Я думаю, вы не до конца понимаете масштаб мероприятия, сеньор Абрантеш. Если бы вы это поняли, вам стало бы ясно, что даже один процент сделал бы вас самым богатым в Бейре.
– Вернитесь и сядьте, – сказал Абрантеш. – Давайте обсудим это. И давайте поедим. Думаю, нам надо хорошенько подкрепиться.
– Согласен, – сказал Фельзен, усаживаясь.
Девушка внесла жаркое из свинины, печенки и кровяной колбасы. Поставила на стол хлеб и кувшин красного вина. Они ели вдвоем. Абрантеш сообщил Фельзену, что блюдо называется
3 июля 1941 года.
Гуарда, Бейра‑Байша.
Португалия.
Сидя за маленьким столиком у закрытого жалюзи окна в душном зале ресторана, Фельзен обливался потом. В ресторане были вентиляторы, но ни один из них не работал. Жалюзи немного приглушали ужасный зной, от которого плавилась мостовая и фасады домов, но от духоты они не спасали.
В зале за двумя столами расположились пятнадцать мужчин, а на другом конце за отдельным столиком – он. Мужчины были вольфрамщикамии вели себя шумно, потому что за ними были богатые рудники, а в их желудках плескался коньяк. Головные уборы на них были того же фасона, что и у бедняков, но дорогие; у каждого из кармана торчала авторучка, хотя все до единого были неграмотными.
Атмосфера в зале была в достаточной мере чинной, пока не кончилось лучшее из имевшихся в ассортименте вин и вольфрамщики не перешли на коньяк. Поглощали они его в том же количестве, что и вино. За соседним столом не отставали, заказывая бутылку за бутылкой.
Слово за слово пошли взаимные оскорбления, все нараставшие, что грозило пролитием крови.
Войдя, Жоакин Абрантеш крикнул что‑то сидевшим за ближним к двери столом. Те притихли. Другие все никак не могли угомониться, продолжая ругаться. Абрантеш медленно повернул голову в их сторону и улыбнулся во всю ширь новеньких протезов. Зрелище было устрашающим, более жутким, чем раньше, когда он обнажал свои гнилые пеньки. Скандалисты тут же заткнулись.
Абрантеш, в новом костюме, уселся за столик Фельзена. Он уже начинал понимать значение улыбки при ведении деловых переговоров, но еще не вполне освоился с новыми протезами, за месяц до этого поставленными ему в Лиссабоне на деньги Фельзена.