Скандалисты тут же заткнулись.
Абрантеш, в новом костюме, уселся за столик Фельзена. Он уже начинал понимать значение улыбки при ведении деловых переговоров, но еще не вполне освоился с новыми протезами, за месяц до этого поставленными ему в Лиссабоне на деньги Фельзена.
Фельзен только что вернулся из Берлина, где имел случай узнать еще одну неприятную сторону характера группенфюрера Лерера. 20 июня Лерер ездил на встречу с министром вооружений Фрицем Тодтом, очень обеспокоенным недостатком продукции для вторжения в Россию, намеченного на 22 июня. Лерер сообщил Фельзену, что запасов вольфрама катастрофически не хватает, и в лицах изобразил другую аудиенцию, которую имел с рейхсфюрером СС Гиммлером, который, как он сказал, отрывал ему яйца и втаптывал их в ковер, в чем Фельзен усомнился. Рейхсфюрера он видел на предвоенном мюнхенском съезде. Тот был похож скорее на педанта‑бухгалтера, чем на человека, способного оторвать кому‑то яйца.
Однако результатом этой малоприятной беседы за обеденным столом стало требование добыть вольфрам во что бы то ни стало и любой ценой. Вдобавок ему надлежало ознакомиться с рынком жести и не пренебрегать прочими товарами, как то: сардинами, оливковым маслом, кожей или, к примеру, одеялами.
– Так мы что, собираемся воевать с русскими и русской зимой? – удивился Фельзен.
– Россия большая страна, – отвечал Лерер. – Наша неосмотрительность была бы… как бы это выразиться… не вполне уместна, что ли.
– Но завоевать Югославию, Грецию, Румынию, Болгарию нельзя в один момент.
– Видно, шампанское в отеле «Парковый» лилось рекой, – с яростью оборвал его Лерер.
– Вот уж не знаю, герр группенфюрер.
Вернувшись в Лиссабон, Фельзен обратился в абвер с просьбой найти управу на англичан, которых не испугали новые предложенные Фельзеном цены и которые смогли увести у него из‑под носа еще один пятидесятитонный контракт. Однако абвер оказался бессилен.
Теперь Фельзен находился в Бейре и вынужден был сам выпутываться из сложного положения. Абрантеш втягивал суп через свои протезы. Фельзен, зная о предстоящих переменах, лениво ковырял кусок свинины.
– Там будет машина, – сказал Абрантеш, – на короткой дороге между Мелушем и Сейшу. Завтра днем будет. От двух до четырех.
– С английским уполномоченным?
Абрантеш кивнул.
– Что‑нибудь еще известно?
– Нет. Кроме того, что дорога идет через сосновый бор.
– Кто вам сказал?
– Шофер.
– А он человек надежный?
– Запросил тысячу. Хочет работать. Но приглядывать за ним придется.
– Надежность нынче в цене.
Абрантеш мотнул головой, указывая подбородком туда, где сидели вольфрамщики.
– Жрать хлеб они больше не согласны. Дешевая еда им уже не по вкусу. Обзавелись часами, а время по ним определять не могут. Нацепили золотые коронки на гнилые зубы, а трахаются все еще с овцами. Бейра теперь настоящий сумасшедший дом. Вчера ко мне вся деревня заявилась. Все как один! И еще четыре сотни откуда‑то из‑под Каштелу‑Бранку. Прознали про цены. Две сотни эскудо за кусочек породы – и заработаешь в пятьдесят раз больше того, что получаешь за день. Они называют это черным золотом.
– Долго это не продлится.
– Вот накупят себе машин, тогда посмотрите. Нам будет крышка.
– Я хочу сказать, что доктор Салазар не допустит, чтобы так продолжалось. Власти не позволят людям бросать свои дома, свои поля. Не позволят ценам выйти из‑под контроля. Салазару известно, что такое инфляция.
– Инфляция?
– Эта чума опустошает карманы.
– Объясните‑ка.
– Это болезнь, от которой гибнут деньги.
– Деньги – это бумажки, сеньор Фельзен, – отрезал Абрантеш.
– Вы знаете, что такое рак?
Абрантеш кивнул и перестал уплетать свою треску.
– Так вот, бывает, что он поражает и кровь. Кровь выглядит как обычно, такая же красная, но внутри у нее рак. Сегодня у тебя есть банкнота в десять эскудо, а назавтра – это уже сотня, а послезавтра она превратится в тысячу эскудо.
– Так разве это плохо?
– Деньги выглядят прежними, но ценности не имеют. Власти печатают их лишь для того, чтобы угнаться за ценами и ростом заработной платы. На свою банкноту в тысячу эскудо ты не купишь ничего. Мы‑то в Германии знаем, что такое инфляция.
Нож и вилка Жоакина Абрантеша застыли в воздухе. Впервые Фельзен наблюдал его испуг.
Машина Фельзена спустилась с крутого склона, очутилась в сосновом бору, покрутилась немного по равнине и поднялась на противоположный склон. Грузовичок с четырьмя мужчинами на борту и шофером следовал за ним. Доехав до поворота, который уже обследовали накануне, они вышли. Легковая машина и грузовичок проехали дальше, немного поднялись по склону и остановились.
Двое подтащили заранее поваленную сосну и положили ее поперек дороги. Еще один с топором скрылся за поворотом, на тропинке, ведшей в гору.