— Каких слов ты ждешь от меня?
Клайв взглянул на меня с явно клиническим интересом.
— Как вы познакомились?
— Увидели друг друга на улице.
— И все?
— Да.
— Вы просто увидели друг друга и тут же прыгнули в постель?
— Да.
— Это просто похоть, Элис. Ради похоти ты не можешь перечеркнуть всю свою жизнь.
— Отцепись, Клайв. — Он, похоже, принял это как разумный ответ. Поэтому я продолжила: — Он для меня все. Я для него сделаю все, что угодно. Это как наваждение.
— И ты называешь себя ученым.
— Так оно и есть.
— Почему у тебя такой вид, словно ты вот-вот заплачешь?
Я улыбнулась:
— Я счастлива.
— Ты не счастлива, — сказал он. — Ты выбита из седла.
«Мне нужно поговорить с тобой о мужчине, которого ты у меня украла, — гласила записка, которую мне тут же нужно было выбросить. — Это срочно и должно остаться в тайне. Не говори ему». Она написала номер своего телефона.
Я подумала о послании, которое подкинули нам под дверь. Бумага была другая, почерк — мелкий и убористый, похожий на ученический. Совершенно другой, но что это могло значить? Любой может изменить почерк. Я поняла, что мне хотелось, чтобы это оказалась Лили, а не Джейк. Следовало сразу же показать записку Адаму, но я этого не сделала. Я убедила себя в том, что у него и без того довольно забот. В скором времени должна была выйти книга Клауса. Адаму уже позвонили два журналиста, пожелав взять у него интервью «о том, каково быть героем». Они задавали вопросы о Греге и его моральной ответственности за смерть альпинистов-любителей, которых тот повел в горы и оставил умирать. Адам презрительно отнесся к слову «герой» и просто отказался комментировать поведение Грега. Однако я часто слышала, как они с Клаусом обсуждали эту тему. Клаус упирал на закрепленный на маршруте шнур. Хотя ему не хотелось выступать в качестве судьи, но как мог Грег поступить так неосторожно? Адам снова и снова отвечал, что на высоте свыше восьми тысяч метров люди не способны отвечать за свои действия.
— Господи, мы все там потеряли голову, — сказал он.
— Но ты ведь не потерял, — вмешалась я, а оба мужчины повернулись и посмотрели на меня мягко и покровительственно.
— Мне повезло, — в глубокой печали ответил он. — А Грегу — нет.
Я не поверила. И я по-прежнему думала, что там, в горах, произошло нечто, о чем он мне не хотел рассказывать. Иногда я наблюдала за ним ночью. Он спал, положив одну руку мне на бедро, другую закинув за голову. Рот слегка приоткрыт, губы при дыхании немного шевелятся. Какие сновидения затягивают его туда, куда я не могу последовать за ним?
Как бы там ни было, я решила встретиться с Лили, не сказав об этом Адаму. Быть может, мне просто хотелось посмотреть, какая она; может, я хотела сравнить себя с ней или заглянуть в прошлое Адама. Я позвонила ей, и она низким хриплым голосом быстро предложила приехать в четверг утром к ней на квартиру в Шепардз-Буш. За день до свадьбы.
Я смотрела на нее и жалела о том, что пришла. Мы не стали обмениваться рукопожатиями или что-нибудь в таком роде. Она провела меня в свою квартиру в полуподвале. Когда она открыла дверь, я даже попятилась. Крошечная сырая квартира походила на мусорную свалку. Повсюду была разбросана одежда; тарелки были свалены в раковине и стояли грязными стопами на кухонном столе; посредине комнаты — вонючий кошачий туалет. Везде валялись журналы или вырезки из журналов. Большая кровать, которая стояла в углу гостиной, представляла собой ворох покрытых пятнами простыней и старых газет.
Большая кровать, которая стояла в углу гостиной, представляла собой ворох покрытых пятнами простыней и старых газет. На подушке стояла тарелка с остатками бутерброда, рядом недопитая бутылка виски. На стене — увидев это, я чуть не убежала — висела громадная черно-белая фотография Адама, он на ней был очень серьезным. Как только я увидела ее, то сразу же начала замечать другие следы присутствия Адама. Несколько снимков, явно вырванных из книг об альпинистах, стояли на каминной доске, и на всех был он. К стене был пришпилен пожелтевший газетный лист, с которого глядела фотография Адама. У кровати была выставлена фотография: Адам и Лили. Он обнимал ее рукой, она восхищенно смотрела на него снизу вверх. Я на мгновение закрыла глаза и пожалела, что здесь негде присесть.
— У меня немного не прибрано, — заметила Лили.
— Это точно.
Мы обе продолжали стоять.
— Это была наша кровать, — пояснила она.
— Понятно, — сказала я, глядя на кровать. Меня чуть не вырвало.
— Я не меняла белье с тех пор, как он ушел. Я еще чувствую его запах.
— Послушайте... — Я говорила с трудом, потому что ощущала себя так, словно попала в жуткий сон и не могу оттуда выбраться. — Вы сообщили, что срочно хотите что-то мне рассказать.
— Ты украла его у меня, — продолжала она, словно я ничего не сказала. — Он был мой, а ты пришла и уперла его у меня из-под носа.
— Нет, — возразила я. — Нет. Он выбрал меня. Мы выбрали друг друга. Простите меня, Лили. Я не знала о вашем существовании, но как бы там ни было...
— Ты просто сломала мне жизнь, даже не подозревая обо мне. — Она осмотрела свою разгромленную квартиру. — Тебе было на меня наплевать. — Ее голос сел. — И что теперь? — спросила она с вялым ужасом в голосе. — Что мне теперь делать?
— Послушайте, я думаю, мне просто следует уйти, — сказала я. — Это не поможет никому из нас.
— Смотри, — сказала она и сняла с себя майку. Она стояла белая и стройная. У нее были маленькие груди с крупными коричневыми сосками. Я не могла отвести от нее глаз. Потом она повернулась. Синевато-багровые рубцы опоясывали ее спину. — Это он сделал, — торжествующе заявила Лили. — Что теперь скажешь?
— Мне пора идти, — повторила я, пригвожденная к месту.
— Чтобы показать, как он меня любит. Он оставил на мне эту отметину. А тебе он такое делал? Нет? Но он сделал это мне потому, что я принадлежу ему! Он просто не может выбросить меня на помойку.
Я шагнула к двери.
— Это не все, — сказала она.
— Мы завтра поженимся. — Я открыла дверь.
— Это еще не все, что он...
Мне в голову пришла мысль.
— Вы знаете, где он живет?
Она выглядела озадаченной.
— В каком смысле?
— До свидания.
Я захлопнула дверь у нее перед носом и выбежала на улицу. Даже выхлопные газы после квартиры Лили, казалось, пахли чистотой.
Мы насухо вытерли друг друга. Зеркало запотело, но он сказал мне, что сегодня утром нет нужды смотреться в зеркало, достаточно его глаз. Он не позволил мне накраситься. Я надела платье на голое тело и влезла в туфли. Он натянул на себя джинсы и черную футболку с длинными рукавами.
— Готова? — спросил он.
— Готова, — ответила я.
— Теперь ты моя жена.
— Да.
— Все хорошо? Не дергайся.
— Да.
— А так?
— Нет.