– И они тебя не пугают?
– Пугают. Я не хочу потерять работу, не хочу, чтобы твоя карьера пострадала.
– Но?..
– Знаю, ты считаешь, я занимаюсь показухой, Гвидо, – произнесла Паола и продолжила, прежде чем он успел что‑либо возразить: – И ты прав, но только отчасти. Все не так, совсем не так. Я делаю это не для того, чтобы попасть в газеты. Признаюсь тебе, я боюсь тех бед, которые наверняка обрушатся на нас в результате. Но я должна это сделать. – Он вновь попытался возразить, но она не дала: – То есть кто‑то должен это сделать, или же, если пользоваться безличной формой, которую ты так не любишь, – она мягко улыбнулась, – это нужно сделать. – Не переставая улыбаться, она сказала в заключение: – Я готова выслушать все, что ты скажешь, но не думаю, что изменю свое решение.
Брунетти поменял положение ног – теперь левая оказалась сверху – и заметил:
– В Германии новое законодательство. Теперь они могут преследовать немцев за преступления, совершенные в других странах.
– Я знаю, знаю. Читала статью, – сказала она резко.
– И чем ты недовольна?
– Один‑единственный человек был приговорен к нескольким годам тюрьмы. Big fucking deal, как говорят американцы, – подумаешь, делов‑то! Сотни, тысячи людей ездят в секс‑туры каждый год. Тот факт, что одного из них посадили в тюрьму – в комфортабельную немецкую тюрьму, с телевизором и еженедельными посещениями жены – не помешает остальным ездить в Таиланд.
– А то, что ты собираешься сделать, помешает?
– Если никто не будет организовывать подобные туры, заказывать номера в гостиницах, питание, гидов, которые отвозят этих «туристов» в бордели, тогда, думаю, меньше народу станет ездить. Знаю, этого мало, но хоть что‑то.
– Они будут добираться туда самостоятельно.
– Их станет меньше.
– Но все‑таки кто‑то ведь все равно поедет?
– Вероятно.
– Тогда зачем все это?
Она с досадой покачала головой.
– Думаю, ты говоришь так, потому что ты – мужчина, – сказала Паола.
И вот тут Брунетти разозлился:
– И что это значит?
– Это значит, что мужчины и женщины по‑разному смотрят на насилие. И так будет всегда.
– Почему? – Голос его звучал ровно, хотя оба они чувствовали злость, которая стеной встала между ними.
– Потому что, сколько бы ты ни пытался представить себе суть проблемы, для тебя она всегда останется лишь упражнением ума. С тобой такого не может случиться, Гвидо. Ты большой и сильный, а еще ты с детства привык к разного рода насилию: футбол, драки с мальчишками, в твоем случае – еще и полицейская школа.
Она заметила, что его взгляд стал невнимательным: он и прежде слышал подобные речи и никогда не верил им. Она считала, что он просто не хочет верить, но никогда ему этого не говорила.
– У нас, женщин, все по‑другому, – продолжила она. – Мы всю жизнь вынуждены бояться насилия и думать о том, как его избежать. И каждая из нас знает: то, что происходит с этими детьми в Камбодже или Таиланде, может произойти с нами. Все очень просто, Гвидо: ты большой и сильный, а мы нет.
Он не отреагировал, поэтому Паола заговорила снова:
– Гвидо, мы годами это обсуждаем, но так и не пришли к согласию. И сейчас не придем. – Она замолчала, потом попросила: – Потерпи еще немного, а потом я выслушаю тебя. Хорошо?
Брунетти пытался быть любезным, открытым и доброжелательным, он хотел ответить: «Да, конечно», но смог выдавить только натужное:
– Да.
– Подумай об этой подлой статье в журнале. Это один из главных источников информации в стране, и социолог – уж не знаю, где он там преподает, но наверняка в каком‑нибудь крупном университете – считается экспертом, и люди поверят его словам. Так вот, он пишет в своей статье, что педофилы любят детей, потому что мужчинам удобнее, если все в это поверят. А мужчины правят этой страной.
Она остановилась, задохнувшись, потом произнесла:
– Не знаю, имеет ли это какое‑нибудь отношение к тому, о чем мы сейчас говорим, но, думаю, есть еще одна причина, из‑за которой в этом вопросе нас разделяет пропасть, – не только нас с тобой, Гвидо, но вообще всех мужчин и женщин. Дело вот в чем: любой женщине легко представить себе, что сексуальный опыт может оказаться неприятным, отрицательным, для мужчин же такое немыслимо.
Он попытался запротестовать, и она поторопилась добавить:
– Гвидо, ни одна женщина ни на минуту не поверит утверждению, что педофилы любят детей. Они испытывают к ним похоть, стараются подчинить их себе, но все это не имеет ни малейшего отношения к любви.
Она взглянула на него и увидела, что он сидит, опустив голову.
– Вот и все, что я хотела тебе сказать, мой дорогой Гвидо, мой любимый! Ведь я люблю тебя всей душой. Мы, большинство женщин, считаем, что любовь не имеет ничего общего с похотью и желанием подчинить себе другого человека. – Паола замолчала, взглянула на правую руку и стала машинально теребить заусенец на большом пальце. – Конец проповеди.
Тишина повисла между ними, а потом Брунетти неуверенно заговорил.
– Тебе кажется, так считают все мужчины или только некоторые? – спросил он.
– Полагаю, только некоторые. Хорошие – такие, как ты, – безусловно нет. – И прежде чем он успел что‑либо сказать, она добавила: – Но они все равно рассуждают не так, как женщины. Не думаю, что понимание любви как похоти, насилия и власти над любимым человеком им чуждо абсолютно – как нам.
– Всем женщинам?
– Надеюсь. Но нет, не всем.
Он поднял на нее глаза:
– И к чему мы пришли?
– Не знаю. Но я хочу, чтоб ты понял, насколько серьезно я все это воспринимаю.
– А если я попрошу тебя прекратить и больше ничего такого не предпринимать?
Паола плотно сжала губы – это выражение было ему знакомо вот уже двадцать лет. Она покачала головой и ничего не ответила.
– Значит ли это, что ты не прекратишь или что ты не хочешь, чтоб я тебя об этом просил?
– И то и другое.
– Однако я буду тебя просить и сейчас прошу. – Прежде чем она ответила, он поднял руку: – Нет, Паола, ничего не говори, потому что я знаю, что ты скажешь, и не хочу этого слышать. Пожалуйста, помни: я просил тебя этого не делать. Не ради меня или моей карьеры, что бы там ни произошло. А потому что я считаю твои поступки и твое мнение на этот счет неправильными.
– Я знаю, – сказала Паола и встала.
Прежде чем она отошла от стола, он добавил:
– Я тоже тебя очень люблю. И всегда буду любить.
– Ах, как я рада это слышать! – В ее голосе прозвучало облегчение, и он по опыту знал, что дальше непременно последует какое‑нибудь насмешливое замечание. Так всегда бывало в важные моменты их жизни, и сейчас она его не разочаровала. – Значит, к обеду можно смело выкладывать на стол ножи, – улыбнулась она.
На следующее утро, вопреки обычному распорядку, Брунетти не пошел в квестуру: пройдя мост Риальто, он свернул направо. Все в Венеции знали, что «Роза Сальва» – один из лучших баров в городе. Брунетти особенно нравились маленькие пирожные с творожным сыром рикотта, что у них продавались.