Бонсуан сел; суставы у него стали негибкими после десятилетий, проведенных на борту или рядом с лодками. Брунетти прекрасно знал – не стоит ждать, что Бонсуан сам начнет что‑то рассказывать, просто потому, что у того нет привычки говорить, если нет какой‑то практической цели.
– Данило, женщина увидела тело примерно в половине шестого, во время отлива. Доктор Риццарди сказал, что покойник пробыл в воде примерно пять‑шесть часов. – Брунетти замолчал, давая собеседнику время мысленно просмотреть водные пути рядом с больницей. – В канале, где мы его нашли, не оказалось никакого оружия.
Бонсуан не стал затруднять себя комментариями. Никто не стал бы бросать в воду хороший нож, тем более там, где им только что сам убил кого‑то.
Брунетти принял его молчаливое мнение так, словно оно было высказано вслух, и добавил:
– Значит, его убили где‑то в другом месте.
– Возможно, – сказал Бонсуан.
– Где?
– Пять‑шесть часов?
Когда Брунетти кивнул, лоцман откинул голову и закрыл глаза. Брунетти почти увидел карту течений лагуны, которую тот изучал. Так Бонсуан оставался в течение нескольких минут. Один раз он покачал головой, коротко отметая что‑то, чего Брунетти не суждено будет никогда знать. Наконец, он открыл глаза и сказал:
– Есть два места, где это могло произойти. Позади Санта‑Марина. Вы знаете этот узкий тупик, что ведет к Рио‑Санта‑Марина, за новой гостиницей?
Брунетти кивнул. Это было спокойное место.
– Другое – каллеКокко. – Поскольку вид у Брунетти стал озадаченным, Бонсуан объяснил: – Это один из двух тупиков, что ведут из каллеЛунга, где она выходит из кампоСанта‑Мария‑Формоза. Упирается прямо в воду.
Хотя описание Бонсуана и помогло ему понять, где находится эта улочка, и даже вспомнить ее начало – он проходил мимо сотни раз, – но по самой улочке он не ходил ни разу. Да никто по ней и не станет ходить, разве только тот, кто на ней живет, поскольку это тупик, который ведет к воде и там кончается.
– И там, и там такое вполне могло произойти, – сказал Бонсуан. – Никто туда не заглядывает в такой поздний час.
– А прилив и отлив?
– Вчера ночью приливная волна была невысокой. Течения почти не было. А тело ведь то здесь застрянет, то там, движется еще медленнее. Это могло случиться в любом из этих двух мест.
– А еще?
– Есть еще одна улочка, ведущая к каналу Санта‑Марина, но если он плыл только пять или шесть часов, то первые две подходят больше всего. – Тут Бонсуан добавил: – Разве только он воспользовался лодкой. – Брунетти догадался, что имелся в виду убийца.
– Такое вероятно, – согласился Брунетти, хотя и считал, что это маловероятно. Лодка – значит, мотор. А поздно ночью это привлечет внимание людей, которые высунутся из окон посмотреть, кто там шумит. – Спасибо, Данило. Скажите, пожалуйста, водолазам, чтобы они отправились в оба эти места – можно подождать до утра – и посмотрели. И попросите Вьянелло послать своих людей проверить эти места и посмотреть, не произошло ли это там.
Бонсуан рывком встал со стула, коленки у него громко хрустнули. Он кивнул.
– Есть кто‑нибудь внизу, кто мог бы отвезти меня на пьяццале Рома, а потом на кладбище?
– Монетти, – ответил Бонсуан, назвав одного из лоцманов.
– Вы не могли бы сказать ему, что я хочу выехать минут через десять?
Кивнув и пробормотав «Да, синьор», Бонсуан вышел.
Внезапно Брунетти понял, как он проголодался. С утра он съел только три сэндвича, даже меньше, поскольку один из них достался Орсо. Он выдвинул нижний ящик стола, надеясь найти там что‑нибудь, коробку buranei,печений в виде буквы s, которые очень любил и из‑за которых всегда воевал с детьми, или завалявшуюся сладкую плитку, или хоть что‑нибудь, но в ящике было так же пусто, как и в последний раз, когда он туда заглядывал.
Он выдвинул нижний ящик стола, надеясь найти там что‑нибудь, коробку
Брунетти прибыл на пост карабинеров на пьяццале Рома без двадцати семь, оставив Монетти на катере дожидаться, когда он вернется с доктором. Он понял, хотя это, бесспорно, говорило о его предубеждениях, что ему удобнее думать о ней как о докторе, чем как о капитане. Он уже звонил на пост, так что здесь знали, что он должен приехать. Это была обычная компания в основном южан, которые, кажется, никогда не уходили из прокуренного помещения поста, назначения которого Брунетти никогда не мог понять. Карабинеры не имели никакого отношения к уличному движению, но на пьяццале Рома не было ничего, кроме уличного движения: машины, автоприцепы, такси и, особенно летом, бесконечные ряды автобусов, паркующихся там ровно на столько, чтобы выгрузить свой тяжкий груз – туристов. В последнее лето к ним добавился новый вид транспорта – изрыгающие выхлопные газы дизельные автобусы, которые неуклюже выезжали на площадь по утрам, проделав путь из только что освободившейся Восточной Европы. Из автобусов вылезали, одурев от путешествия и недосыпа, тысячные толпы очень вежливых, очень бедных и очень коренастых туристов, которые проводили в Венеции всего один день и уезжали из нее, ослепленные красотой, увиденной за этот один‑единственный день.