Встав из‑за стола, она спросила:
– А чего она могла испугаться?
– Как ты сказала – что ее могут заподозрить в причастности к убийству, имела она к нему отношение или не имела.
Паола достала приземистую бутылку с портвейном, но прежде чем налить его в маленькие стаканчики, убрала со стола тарелки и положила их в мойку. После этого наполнила стаканчики портвейном и поставила их на стол. Сладкое вино смешалось с оставшимся во рту вкусом фиг. Счастливый человек.
– Но я думаю, что не имела.
– Почему?
Он пожал плечами:
– Она не кажется мне похожей на убийцу.
– Потому что она хорошенькая? – спросила Паола и отпила портвейна.
Он чуть было не ответил: потому, что она врач, но тут вспомнил слова Риццарди – убивший молодого человека знал, куда ударить ножом. Врач тоже это знает.
– Может быть, – сказал он, потом переменил тему разговора и спросил: – Раффи дома?
И посмотрел на часы. Одиннадцатый час. Сын знает, что ему полагается быть дома в десять, если завтра нужно рано вставать в школу.
– Нет, разве что он вошел, пока мы ели, – ответила она.
– Нет, он не входил, – сказал Брунетти, сам не понимая, откуда ему это известно.
Было поздно, они выпили бутылку вина, съели превосходные фиги и запили замечательным портвейном. Говорить о сыне не хотелось ни ей, ни ему. Все равно он придет и завтра будет в их полном распоряжении.
– Сложить все это в мойку? – спросил он, имея в виду оставшиеся тарелки, но думая совсем о другом.
– Не надо. Я сама. Пойди и скажи Кьяре, чтобы она шла спать.
Легче было бы перемыть все тарелки.
– Пожар кончился? – спросил он, входя в гостиную.
Она его не слышала. Она находилась на расстоянии сотен миль и десятилетий от него. Она сидела, сильно сгорбившись, в кресле, вытянув перед собой ноги. На ручке кресла лежали два яблочных огрызка, на полу валялся пакетик от бисквитов.
– Кьяра, – позвал он, потом громче: – Кьяра.
Она подняла глаза от страницы, не сразу увидев его, потом осознала, что это ее отец. Тут же забыв о нем, снова опустила глаза в книгу.
– Кьяра, пора спать.
Она перевернула страницу.
– Кьяра, ты меня слышишь? Пора идти спать!
Продолжая читать, она оттолкнулась одной рукой от кресла. Дойдя до конца страницы, она остановилась, оторвалась от книги и поцеловала его, а потом ушла, заложив страницу пальцем. У него не хватило духу сказать ей, чтобы оставила книгу в гостиной. Ладно, если он встанет ночью, то сам выключит у нее свет.
В гостиную вошла Паола. Нагнулась, выключила свет рядом с креслом, подобрала яблочные огрызки и пакетик от бисквитов и вернулась на кухню. Брунетти выключил верхний свет и двинулся по коридору к спальне.
На следующее утро в восемь Брунетти приехал в квестуру, остановившись по дороге, чтобы купить газеты. Об убийстве сообщалось на одиннадцатой полосе «Коррьере», которая уделила ему только два абзаца, вообще не было упомянуто в «Ла Република», что вполне понятно – ведь сегодня была годовщина одного из самых кровавых терактов шестидесятых годов, а вот «Иль Гаццеттино» поместила сообщение на первой странице второго раздела, как раз слева от статьи о трех молодых людях, которые погибли, врезавшись в дерево на государственной трассе между Доло и Местре.
В заметке сообщалось, что молодой человек, названный «Микеле Фоостер», оказался, очевидно, жертвой ограбления. Не исключались и наркотики, хотя в заметке, вполне в стиле «Гаццеттино», ни слова не говорилось о том, какое именно отношение наркотики могут иметь к этому делу.
Брунетти часто размышлял о том, что, к счастью для Италии, ответственность прессы не является одним из условий вхождения в Общий рынок.
От центрального входа квестуры до дверей отдела по делам иностранцев змеилась обычная очередь, состоящая из плохо одетых и дурно обутых иммигрантов из Северной Африки и только что освободившейся Восточной Европы. Всякий раз, когда Брунетти видел эту очередь, его посещала мысль о шутках истории: три поколения его семьи покидали Италию, чтобы попытать счастья в таких далеких краях, как Австралия и Аргентина. А теперь в Европе, изменившейся вследствие недавних событий, Италия превратилась в эльдорадо для новых потоков еще более бедных, еще более темноволосых иммигрантов. Многие из его друзей говорили об этих людях с презрением, отвращением, даже с ненавистью, но Брунетти всегда смотрел на них сквозь призму воображения – ему представлялись его собственные предки, стоящие в таких же очередях, так же бедно одетые и плохо обутые, говорящие на какой‑то смеси языков. И так же, как эти бедолаги, готовые убираться в домах и присматривать за детьми тех, кто будет им за это платить.
Он поднялся по лестнице на четвертый этаж в свой кабинет, кому‑то пожелал доброго утра, кому‑то кивнул. Войдя к себе, он взглянул на стол, не появились ли на нем новые бумаги. Никаких новостей пока еще не поступило, и он решил, что может располагать сегодняшним днем так, как ему заблагорассудится. А заблагорассудилось ему протянуть руку к телефону и попросить связать его с комендатурой карабинеров на американской базе в Виченце.
Этого абонента оказалось отыскать гораздо проще, и через минуту Брунетти уже разговаривал с майором Амброджани, который сообщил, что именно он отвечает с итальянской стороны за расследование убийства Фостера.
– С итальянской? – переспросил Брунетти.
– Ну да, с итальянской, а американцы проведут свое расследование.
– Значит ли это, что могут возникнуть проблемы с юрисдикцией? – спросил Брунетти.
– Нет, вряд ли, – ответил майор. – Вы, гражданская полиция, ведете расследование у себя в Венеции. Но вам понадобится разрешение либо помощь американцев.
– У вас в Виченце?
Амброджани рассмеялся:
– Нет, ничего такого я не имею в виду. Речь идет только о базе. Пока вы находитесь в Виченце, в самом городе, за все отвечаем мы, корпус карабинеров. Но как только вы явитесь на базу, командовать будут американцы, и американцы станут вам помогать.
– Вы говорите так, словно сомневаетесь в этом, майор, – сказал Брунетти.
– Ничего подобного. Никаких сомнений.
– Значит, я неверно понял ваш тон. – А сам подумал, что все он понял правильно. – Мне бы хотелось съездить туда и поговорить с теми, кто его знал.
– По большей части это американцы, – сказал Амброджани, намекнув Брунетти на трудности с языком.
– У меня с английским все в порядке.
– Тогда у вас не будет проблем.
– Когда можно приехать туда?
– Сегодня, прямо с утра. Или во второй половине дня. Когда вам угодно, комиссар?
Из нижнего ящика Брунетти вытащил расписание поездов и пролистал его, ища линию Венеция – Милан. Нашелся поезд, уходящий где‑то через час.
– Я могу успеть на поезд девять двадцать пять.
– Прекрасно. Я вышлю машину встретить вас.
– Спасибо, майор.
– Очень рад, комиссар, очень рад. С нетерпением жду вас.
Они обменялись любезностями, и Брунетти положил трубку. Первое, что он сделал, – это подошел к стенному шкафу, стоявшему напротив. Открыл его и начал рыться в вещах, которые громоздились на дне: пара сапог, три электрические лампочки в отдельных коробочках, удлинитель, несколько старых журналов и коричневый кожаный портфель.