Учитель сник,
начал лепетать что-то о необходимости помощи со стороны коллег и ненавидел
себя за эту ложь; хотелось послать все к черту, но он понимал, что если он
лишится заработка в гимназии,то снова начнется голод и жена будет пилить
его зато,что детям надо купить новую обувь,<ана твои рисунки можно
приобрести бутылку воды и ящик воздуха>.
- Ну, - сказал учитель, - где работы?
Матьиотецзасуетились,началидоставать рисунки изкомода,а
девочка стояла около окна, и щеки ее жег стыд - и за свои работы, и за то,
каксуетливо отецраскладывал рисункинастоле,новнезапно всеэто
исчезло,потому что Анка вспомнила,как однажды пошла с матерью на базар
помочь ей нести сумки,иувидела сейчас -явственно иблизко -желтый
медовый прилавок истаруху сдлинными зубами,прикрывавшую лицочерной
шалью,которая тоидело сползала на спину;старуха раскладывала перед
покупателями облитыекерамические тарелки -сине-красные,черно-желтые,
красно-голубые.Анкавспомнила сейчас,чтосреди всехэтих тарелок ее
поразили две -со странным,диковинным рисунком:петухи сраспущенными
хвостами,с неестественно длинными лапами и с когтями,украшенными синим
маникюром. Анка тогда прищурилась, и петухи исчезли - осталось лишь точное
сочетание красок, которые поймали форму - законченную, литую, и если долго
смотреть на этот рисунок, то могло показаться, что здесь и не петух вовсе,
аиюльское желтое поле иголубые васильки внемилипредгрозовое небо
поздниммайскимвечером,когдачернаятучакажется фиолетовой,ав
провалах белого неба горят зеленые, холодные звезды...
- Тебя спрашивают! - услыхала Анка голос отца. - Не слышишь, что ли?
- А? Чего? - спросила девочка, покраснев.
- Этоона,значит,витала,-виновато объяснила мать учителю.-
Разинет рот и глядит мимо.
- Что ж ты линию горизонта заваливаешь?- повторил учитель. - Нельзя
так.Ипроекцию совершенно неверно пишешь...Утебя ведь яблоко меньше
перца.
- Отвечай, когда спрашивают! - сказал отец. - Что молчишь?
- Я не знаю, - ответила девочка, - оно так лежало.
- Причемздесь<лежало>?-поморщился учитель.-Естьзаконы
живописи,которым подвластны все...Кроме гениев, впрочем, - добавил он,
скорее для себя,чем для этой туповатой,то идело краснеющей девочки в
уродливом платье, перешитом, видимо, из материнского. - Ты у кого училась?
- Ни у кого она не училась, - ответил отец. - У кого ж ей учиться?
- В гимназии ведь проходят рисование.
- Так то вгимназии,господин Воячич,аоткуда унас на гимназию
деньги-то?Онасемьклассов походила вобычную,атеперьматерипо
хозяйству помогает.
- Нельзя так писать бутылку,- снова поморщился учитель, - стекло ты
пофактуре угадала верно,но цвета смешаны:мягкий должен быть разлит в
центре, а на стыках тени и света следует подчеркнуть цветовую жесткость.
..
Нельзя же так: что вижу, то и рисую... Нет, ей надо как следует учиться.
Учитель сказал еще что-то и ушел, отказавшись от приглашения к обеду,
который со вчерашнего дня готовила мать,купив на базаре курицу.Она еще
утром накричала на Анку, когда девочка просила подождать, пока она напишет
ощипанную птицу,лежавшуюнагрубосбитомкухонномстоле.Ейочень
хотелосьнаписатьжелтизнукуриноготела,бессилие свесившейся шеив
контрасте сустойчивой жесткостью стола,но мать,запарившись,бросила
птицу в кастрюлю и Анку из кухни прогнала.
Учитель вернулся домой,продолжая своймысленный язвительный спор с
директором гимназии,легнасофу,которая стояла возле окна,ивдруг
увидел два яблока,бутылку с оливковым маслом и низку чеснока. Он сначала
не понял, откуда это, и решил было, что вспомнился ему кто-то из французов
позднего импрессионизма,но вдруг он увидел лицо дочери этого полотера, и
мучительный стыд ожег его.Не ответив жене,которая спрашивала, когда он
будет обедать,учитель выбежал на улицу, чтобы вернуться в дом полотера и
сказать девочке,что у нее божий дар, и что не надо ей слушать его слов о
проекции и законах света, и что пусть она приходит к нему в мастерскую, но
он остановился,поняв,что не сможет найти дом, где он был только что, -
он шел оттуда быстро, сняв очки, смотрел себе под ноги и жил своей обидой.
<И нечего винить всех вокруг втом,что ты неудачлив,-сказал он
себе.-Развеистинныйтворецпереживалбытак,какя,склокув
учительской?Истинный творец даже и не услышал бы ничего,как не слышала
меня та девочка внелепом платье,перешитом из материнского.Ая и это
подметил, вместо того чтобы заплакать при виде ее картин...>
...А отец отнес все картины на чердак, сказав:
- Ну,Анка,хватит баклуши бить:побаловалась -и будет.Помогай
матери хлеб зарабатывать, большая уже.
- Ладно,-сказаладевочкаи,раскатав впальцах хлебный мякиш,
быстро слепила фигурку -учитель, упершись руками в бока, откинул голову,
словно норовистый конь, и смотрит, насупившись.
- Ишь, - усмехнулся отец, - похоже...
А мать отчего-то заплакала и ушла на кухню.
Ай люли, люли, люли,
К нам Душана привезли,
Душан мальчик-краса,
Он не плачет никогда.
Бабкараскачивала внуканалевой ноге,отодвинув отсебя,чтобы
видеть лицомладенца:очки онанадевать ненаучилась,номогла четко
различить буквы илица,когда отходила в сторону.Старшая внучка,дочь
Младены,смеялась над старухой во время прогулок по Загребу: <Бабушка, ты
говоришь: <Ну-ка посмотрим, что это за магазин>, - и хозяин, услышав тебя,
бежит открывать дверь,а ты отскакиваешь от него на другую сторону улицы,
чтобы прочитать вывеску - чем здесь торгуют>.