Впервыйжевечернапрошлойнеделе,когдаяпочувствовал, что
выздоровеличто мне охота снова взяться за работу, я вдруг обнаружил, что
дляэтогонеточтонедостает вдохновения, а просто силенок не хватит
писатьоСиморе._Слишкомонвырос, пока я отсутствовал_. Я сам себе не
верил.Этотприрученный великан, с которым я вполне справлялся до болезни,
вдруг,закаких-нибудьдвас лишним месяца, снова стал самым близким мне
существом,тем единственным в моей жизни человеком, которого никогда нельзя
было втиснуть в печатную страничку - вовсякомслучаенамоей машинке, -
настолько он был неизмеримо велик. Проще говоря, я очень перепугался, и этот
испугнепроходил суток пять. Впрочем, не стоит сгущать краски. Оказалось,
чтотутдляменя неожиданно открылась очень утешительная подоплека. Лучше
сразусказатьвам,что,послетогочтоясделалнынчевечером,я
почувствовал;завтравернуськ работе и она станет смелей, уверенней, но,
можетбыть,ещеи противоречивее, чем прежде. Часа два назад я просто еще
раз перечитал старое письмо ко мне, вернее - целоепослание,оставленное
однаждыутромпосле завтрака на моей тарелке. В тысяча девятьсот сороковом
году и, если уж быть совсем точным, - подполовинкойнедоеденного
грейпфрута.Через две-три минуты я испытаю невыразимое (нет, "удовольствие"
нетослово),невыразимое_Нечто,переписываядословноэтотдлинный
меморандум. (О Живительная Желтуха! Не было еще для меня такой болезни - или
такогогоря,такойнеудачи,которая в конце концов не расцветала бы, как
цветокиличудесноепослание.Надотолькоуметьждать.)Как-то
одиннадцатилетнийСиморсказалпо радио, что его любимое слово в Библии -
"Бодрствуй". Но, прежде чем для ясности перейти к главной теме, мне надлежит
обговоритькое-какиемелочи.Можетбыть,другойтакойслучайине
представится.
Кажется, я ни разу не упоминал - и это серьезное упущение, - что я имел
обыкновение, вернее потребность, зачастую - надоили не надо - проверять на
Симоремоирассказики.Тоестьчитать их ему вслух. Что я и делал molto
agitato[13],после чего непременно объявлялось что-то вроде Передышки для
всехбезисключения.Яхочуэтимсказать,что Симор никогда ничего не
говорил,невысказывалсясразу,послетогокакяумолкал.Вместо
комментариев он минут пять-десять смотрел в потолок - обычноонслушал мое
чтение, лежа на полу, - потомвставал,осторожноразминал затекшую ногу и
выходил из комнаты. Позже - обычночерезнесколькочасов, но случалось, и
через несколько дней - оннабрасывалдве-три фразы на листке бумаги или на
картонке, какие вкладывают в воротники рубах, и оставлял эти записки на моей
кроватиилиоколомоейсалфеткина обеденном столе или же (очень редко)
посылалпо почте.
Вот образцы его критических замечаний. Откровенно говоря,
онисейчаснужнымнедляразминки.Можетбыть,инестоитвэтом
сознаваться, а впрочем - зачем скрывать?
Жутко, но очень точно. Голова Медузы, честь по чести.
Незнаю,какобъяснить.Женщинапоказанапрекрасно,нов образе
художникаявноугадываетсятвойлюбимец,тот,чтописалпортрет Анны
Карениной в Италии. Сделано здорово, лучше не надо. Но разве у нас самих нет
таких же мизантропов-художников?
По-моему, все надо переделать, Бадди. Доктор у тебя очень добрый, но не
слишкомлипоздно ты его полюбил? Во всей первой части рассказа он в тени,
ждет, бедняга, когда же ты его полюбишь. А ведь он - твойглавный герой. Ты
жехотел,чтобыпоследушевногоразговорас медсестрой он почувствовал
раскаяние.Нотогдатутнужно было вложить религиозное чувство, а у тебя
вышлочто-топуританское.Чувствуется,кактыегоосуждаешь, когда он
ругаетсявбогавдушумать. Мне кажется, это ни к чему. Когда он, твой
герой,илиЛес,или еще кто, Богом клянется, поминает имя божье всуе, так
ведьэтотожечто-товроде наивного общения с Творцом, молитва, только в
оченьпримитивнойформе.Ия вообще не верю, что Создатель признает само
понятие "богохульство". Нет, это слово ханжеское, его попы придумали.
Сейчас мне очень стыдно. Я плохо слушал. Прости меня. С первой же фразы
якак-товыключился."Гэншоупроснулсясдикойголовной болью". Я так
настойчивохочу,чтобытыразинавсегдапокончилсовсякимиэтими
фальшивыми гэншоу. Нет таких гэншоу - ивс?. Прочитай мне эту вещь еще раз,
хорошо?
Прошутебя,примирисьссобственнымумом.Никудатебе от него не
деться.Еслиты сам себя начнешь уговаривать отказаться от своих домыслов,
выйдеттакженеестественнои глупо, как если бы ты стал выкидывать свои
прилагательныеинаречия,потому что так тебе велел некий, профессор Б. А
что он в этом понимает? И что ты сам понимаешь в работе собственного ума?
Сижу и рву свои записки к тебе. Все время выходят какие-то не те слова:
"Эта вещь отлично построена" - или: "Очень смешно про женщину в грузовике!",
"Чудный разговор двух полисменов на страже". Вот я и не знаю - какбыть.
Толькотыначалчитать,какмнесталокак-то не по себе. Похоже на те
рассказики,прокоторыетвойсмертельный враг Боб Б. говорит: "Потрясная
повестушка!"Тебенекажется,что он сказал бы, что ты "стоишь на верном
пути?" И тебя это не мучает? Ведь даже то, смешное, про женщину в грузовике,
совершеннонепохоженато, что ты сам считаешь смешным. А тут ты просто
написалто, что, по-твоему, все считают смешным. И я чувствую: меня надули.
Сердишься? Скажешь, что я пристрастен, оттого что мы с тобой - родные?Меня
иэтобеспокоит.