Том 3
ЛЕТО 1914 ГОДА
XL
В большой гостиной Антуана собралось уже человек шесть.
Войдя,Жаксталискать брата глазами.Кнемуподошел Манюэль Руа:
Антуан сейчас вернется - он у себя в кабинете с доктором Филипом.
Жак пожал руку Штудлеру,Рене Жуслену и доктору Теривье,бородатому и
веселому человечку,которого онвсвое время встречал упостели больного
г-на Тибо.
Какой-точеловек высокого роста,еще молодой,сэнергичными чертами
лица,напоминавшими юного Бонапарта,громко разглагольствовал,стоя перед
камином.
- Нуда,-говорил он,-всеправительства заявляют содинаковой
твердостью и одинаковой видимостью искренности,что не хотят войны.Почему
быимэтогонедоказать,проявляя меньше непримиримости?Онитолько и
говорят чтоонациональной чести,престиже,незыблемых правах,законных
чаяниях...Все они как будто хотят сказать: "Да, я желаю мира, но мира, для
меня выгодного".Иэто никого не возмущает!Столько людей походят на свои
правительства:преждевсегозаботятсяотом,чтобыустроитьвыгодное
дельце!.. А это все усложняет: ведь для всех выгоды быть не может; сохранить
мир можно лишь при условии взаимных уступок...
- Кто это? - спросил Жак у Руа.
- Финацци, окулист... Корсиканец... Хотите, я вас познакомлю?
- Нет, нет... - поспешно ответил Жак.
Руа улыбнулся и, отведя Жака в сторону, любезно уселся подле него.
Он знал Швейцарию и,в частности, Женеву, так как несколько лет подряд
в летние месяцы принимал там участие в гонках парусных судов. Жак на вопрос,
чем он занимается,заговорил освоей личной работе -ожурналистике.Он
решил проявлять сдержанность ивэтой среде неафишировать без надобности
своих убеждений.Поэтому онторопился перевести разговор навойну:после
того,что онслышал впрошлый раз,его заинтересовали воззрения молодого
врача.
- Я,-сказалРуа,расчесывая кончиками ногтейсвоитонкие черные
усики,-думаю о войне, с осени тысяча девятьсот пятого года! А ведь тогда
мне было всего шестнадцать лет:я только что сдал первый экзамен на степень
бакалавра,кончал лицей Станислава... Несмотря на это, я очень хорошо понял
в ту осень, что нашему поколению придется иметь дело с германской угрозой. И
многие из моих товарищей почувствовали то же самое.Мы не хотим войны; но с
того времени мы готовимся к ней, как к чему-то естественному, неизбежному.
Жак поднял брови:
- Естественному?
- Нуда:надожесвестисчеты.Раноилипоздно придется наэто
решиться, если мы хотим, чтобы Франция продолжала существовать!
Жакснеудовольствиемзаметил,чтоШтудлербыстрообернулсяи
направился к ним.Он предпочел бы с глазу на глаз продолжать свое маленькое
интервью.
По отношению к Руа он испытывал некоторую враждебность, но никакой
антипатии.
- Еслимыхотим,чтобы Франция продолжала существовать?-повторил
Штудлер недружелюбным тоном.-Вот уж что меня ужасно злит,- заметил он,
обращаясь на этот раз к Жаку, - так это мания националистов присваивать себе
монопольноеправонапатриотизм!Вечноонистараютсяприкрытьсвои
воинственные поползновения маской патриотических чувств.Как будто влечение
к войне - это в конечном счете некое удостоверение в любви к отечеству!
- Я просто восхищаюсь вами,Халиф,-с иронией заметил Руа.-Люди
моего поколения не так трусливы,как вы:они более щекотливы.Нам в конце
концов надоело терпеть немецкие провокации.
- Но ведь пока что речь идет только об австрийских провокациях...ик
тому же направленных не против нас! - заметил Жак.
- Так что же?Вы, значит, согласились бы, в ожидании, пока придет наша
очередь,наблюдатьвкачествезрителя,какСербиястановитсяжертвой
германизма?
Жак ничего не ответил.
Штудлер саркастически усмехнулся:
- Защитаслабых?..Акогдаангличанециничноналожилирукуна
южноафриканские золотыеприиски,почемуФранциянебросилась напомощь
бурам,маленькому народу,ещеболееслабомуивызывающему ещебольшее
сочувствие,чемсербы?Апочемутеперьмынестремимся помочь бедной
Ирландии?..Выполагаете,чточесть совершения такого благородного жеста
стоит риска столкнуть между собой все европейские армии?
Руа ограничился улыбкой. Он непринужденно обернулся к Жаку:
- Халиф принадлежит ктем славным людям,которые из-за преувеличенной
чувствительности воображаютовойневсякиеглупости...исовершенно не
считаются с тем, что она представляет собою в действительности.
- В действительности? - резко перебил Штудлер. - Что же именно?
- Даоченьмногое...Во-первых,законприроды,глубокосидящий в
человекеинстинкт,которыйнельзявыкорчевать,неискалечивсамым
унизительным образом человеческую натуру. Здоровый человек должен жить своей
силой -таков его закон...Во-вторых, возможность для человека развивать в
себе целый рядкачеств,очень редких,прекрасных...иочень укрепляющих
душу!..
- Какихже?-спросил Жак,стараясь сохранять чистовопросительную
интонацию.
- Ну,-сказал Руа,вскинув свою маленькую круглую голову, - как раз
те,которые ябольше всегоценю:мужественную энергию,любовь криску,
сознание долга идаже больше -самопожертвование,когда ваша частная воля
отдаетсянаслужениенекоемуколлективномудействию,широкому,
героическому... Вы не считаете разве, что человека молодого и сильного духом
должно непреодолимо влечь к героизму?
- Да, - лаконически признал Жак.