.. Впрочем, не далее как сегодня она предприняла весьма
важныйшаг:открытопредупредилаПетербург,чтоеслирусскиевоенные
приготовления не прекратятся и,тем более, если они усилятся, она вынуждена
будетобъявитьвсеобщуюмобилизацию;аэто,уточняет она,означало бы
европейскуювойну...ЧтоответитРоссия?Еслионанеуступит,ее
ответственность,и без того тяжелая,окажется ужасающей...А между тем...
маловероятно, чтобы она уступила...
- Ну, а мы-то как во всем этом?
- Мы, дорогой друг?.. Мы?.. Что делать? Отречься от России? И тем самым
деморализовать общественное мнение нашей страны накануне,быть может,того
дня,когданампонадобятся всенашисилы,когда необходим будет единый
национальныйпорыв?ОтречьсяотРоссии?Чтобыоказатьсявполнейшей
изоляции?Чтобыпоссоритьсясединственнымнашимсоюзником?Чтобы
общественное мнение Англии пришло внегодование,отвернулось отФранции и
России и принудило свое правительство стать на сторону германских держав?
Его прервал осторожный стук в дверь. И из коридора донесся голос Леона:
- Господина Антуана опять просят к телефону.
- Скажите,что я...Нет!-закричал он.-Иду! - И, обратившись к
Рюмелю, спросил: - Вы позволите?
- Ну,разумеется,дорогой мой.К тому же ужасно поздно, я бегу... До
свиданья...
Антуан быстро прошел в свой маленький кабинет и взял трубку:
- В чем дело?
Напротивоположном конце провода Анна вздрогнула,пораженная сухостью
его тона.
- Да,правда, - кротко произнесла она, - сегодня воскресенье!.. У вас,
может быть, собрались друзья...
- В чем дело? - повторил он.
- Я только хотела... Но если я тебе помешала...
Антуан не ответил.
- Я...
Она угадывала его раздражение инезнала теперь,что сказать,какую
ложь придумать. И совсем робко, не найдя ничего лучшего, прошептала:
- А как... вечером?
- Невозможно,- отрезал он. Но тотчас же продолжал более мягким тоном:
- Сегодня вечером, дорогая, невозможно...
Емувдруг стало жальее.Анна почувствовала этоиощутила какую-то
мучительную сладость.
- Будь же умницей,-сказал он.(Она услышала его вздох.)-Прежде
всего сегодня язанят...Даеслибыибылсвободен,идти куда-нибудь
развлекаться в такой момент...
- Какой момент?
- Послушайте,Анна,вычто,газет нечитаете?Выже знаете,что
происходит?
Ее так и передернуло.Газеты?Политика? Из-за такой чепухи он отдалял
ее от себя? "Наверное, лжет", - подумала она.
- А ночью... в нашей комнатке?.
.. в нашей комнатке?.. Нет?
- Нет...Я,наверно, приду поздно, усталый... Уверяю тебя, дорогая...
Не настаивай...-И нехотя добавил:- Может быть, завтра. Позвоню завтра,
если смогу... До свиданья, дорогая.
И, не дожидаясь ответа, повесил трубку.
XLII
Жакушел,недожидаясьвозвращениябрата.Ондажепожалел,что
задержался уАнтуана,когда наулице Обсерватории консьержка сказала ему,
что мадемуазель Женни возвратилась уже больше часа тому назад.
Перепрыгивая через две ступеньки,он взбежал по лестнице и позвонил. С
бьющимся сердцем старался онуловить мгновение,когда за дверью послышатся
шаги Женни; но до него дошел ее голос:
- Кто там?
- Жак!
Он услыхал щелканье задвижки, лязг цепочки; наконец дверь открылась.
- Мамы нет дома,-сказала Женни,объясняя, почему она так тщательно
заперлась. - Я только что проводила ее на поезд.
Она все еще стояла в дверях,словно в последний момент,перед тем как
впустить его,испытывала какую-то неловкость. Но он смотрел ей прямо в лицо
таким открытым ирадостным взглядом,что смущение ее тотчас же рассеялось.
Он был тут! Вчерашний сон продолжался!..
Порывисто инежнопротянул онейоберуки.Таким жедоверчивым и
решительным движением отдалаонаемусвоируки;потом,неотнимая их,
отступила на два шага и заставила его переступить через порог.
"Где мне его принять?" -думала она,когда дожидалась его прихода.В
гостиной мебель стояла вчехлах.Усебя вкомнате?Это было ее убежище,
место,принадлежавшее исключительно ей,икакое-точувство,похожеена
стыдливость,мешало ейвпускать тудакого бытонибыло.Даже Даниэль
заходилтудаоченьредко.Оставалась комната Даниэля икомната г-жиде
Фонтанен, где обычно проводили время они обе. В конце концов Женни предпочла
комнату брата.
- Пойдемте кДаниэлю,-сказала она.-Это единственная в квартире
прохладная комната.
Легкого черного платья унее еще не было,идома она надевала старое
летнее платье из белого полотна с открытым воротом,придававшее ей какой-то
весенний и спортивный вид.Ни узкие бедра,ни длинные ноги не придавали ей
особой гибкости,таккакона инстинктивно следила засвоими движениями и
сознательностараласьиметьтвердуюпоходку.Но,несмотрянаэту
сдержанность,встройныхногахинежныхрукахеечувствоваласьюная
упругость.
Жак шел за нею,весь во власти нахлынувших на него воспоминаний: он не
могнесмотретьсволнением посторонам.Онузнавалвсе:переднюю с
голландским шкафом и дельфтскими блюдами над дверьми;серые стены коридора,
накоторых г-жадеФонтанен когда-торазвешивала первыенаброски своего
сына;застекленный красным чулан,в котором дети устроили фотолабораторию;
и,наконец,комнатуДаниэляскнижной полкой,старинными алебастровыми
часамиидвумямаленькими креслами,обитыми темно-красным бархатом,где
столько раз, сидя против своего друга.