Ободрённый, Измат попытался встать. Чужак, достав из рюкзака маленькую складную лопатку, выкопал между камнями яму, уложил в неё рюкзак, две завёрнутые в овечью шкуру трубы и завалил сверху камнями. Закончив, Мартин огляделся, запоминая место. Главное – попасть к этой rope, a уж клад он найдёт без труда.
Мальчишка заявил, что может идти сам, но Мартин без слов перебросил проводника через плечо и тронулся в путь. Худой – кожа, кости да мышцы – афганец весил не больше, чем рюкзак, который тянул на сотню фунтов. Тем не менее подъем в гору при нехватке кислорода давался нелегко. Скорректировав курс, Мартин двинулся по осыпи в долину. Решение оказалось верным.
Сбитые или потерпевшие крушение советские самолёты и вертолёты всегда привлекали внимание местных жителей, растаскивавших обломки для использования в хозяйстве или на продажу. Дым русские ещё не заметили, а последнее сообщение Симонова было предсмертным криком, никак не помогшим определить координаты. Зато дым привлёк внимание моджахедов из соседней долины. А потом они увидели и человека, несущего на плече раненого.
Измат Хан объяснил, что случилось. Горцы заулыбались и принялись похлопывать англичанина по спине. Он же никак не мог убедить их, что его проводнику требуется срочная и квалифицированная медицинская помощь, а не просто чашка чая в какой‑то захудалой горной чайхане. Мальчика нужно транспортировать в настоящий госпиталь. Один из моджахедов вспомнил, что знает человека, у которого есть мул и который живёт всего лишь в часе ходьбы от их укрытия, и отправился за ним. Вернулся он к вечеру. Мартин ввёл Измату вторую порцию морфия.
С новым проводником и Измат Ханом на муле Мартин выступил в ночь. К рассвету они достигли южного склона Спингара. Проводник остановился и вытянул руку.
– Джаджи, – сказал он. – Арабы.
Проводник потребовал вернуть мула. Последние две мили Мартин нёс мальчика на спине. Джаджи представлял собой огромный комплекс примерно из пятисот пещер. Три года так называемые афгано‑арабы расширяли их, углубляли, расчищали и оснащали всем необходимым для превращения в главную базу повстанцев. Мартин не знал этого, но внутри комплекса имелись бараки, мечеть, библиотека с религиозными текстами, кухни, складские помещения и прекрасно оборудованный госпиталь.
Подойдя ближе, англичанин наткнулся на внешнее кольцо охраны. Что он здесь делает, было понятно без слов – на плече у него лежал раненый. Охранники обсудили между собой, что делать с гостями, и Мартин узнал арабский Северной Африки. Конец обсуждению положил высокий мужчина, говоривший на саудовском. Мартин понимал все, о чём говорилось, но счёл за лучшее помолчать, объяснив языком жестов, что его друг нуждается в хирургической операции. Саудовец кивнул, сделал знак следовать за ним и повёл в глубь комплекса.
Через час Измат Хана прооперировали. Из бедра извлекли осколок снаряда.
Мартин подождал, пока мальчик проснётся. Следуя местному обычаю, он присел на корточках в углу палаты, и те, кто замечал присутствие постороннего, принимали его за горца‑пуштуна, принёсшего в госпиталь друга.
Час спустя в палату вошли двое. Один – высокий, моложавый, бородатый – был в камуфляжной куртке поверх традиционного арабского платья и белом головном платке. Одежду другого – низенького, полного, под тридцать, с носом‑кнопкой и круглыми очками – скрывал медицинский халат. Осмотрев двух своих раненых, мужчины подошли к афганцу, и высокий обратился к нему на саудовском арабском:
– А как себя чувствует наш юный афганский воин?
– Иншалла, мне намного лучше, Шейх, – почтительно ответил на арабском Измат.
Высокий удовлетворённо закивал.
– Ты такой юный, а уже говоришь по‑арабски.
– Я семь лет ходил в медресе в Пешаваре. А в прошлом году вернулся, чтобы драться с неверными.
– И за что же ты дерёшься, сын мой?
– За Афганистан, – ответил Измат.
– И за что же ты дерёшься, сын мой?
– За Афганистан, – ответил Измат. Что‑то похожее на облачко омрачило лицо араба. Поняв, что ошибся и сказал не то, чего от него ожидали, юноша поправился: – А ещё, Шейх, я сражаюсь за Аллаха.
Облачко рассеялось, губы араба тронула улыбка. Наклонившись, он потрепал афганца по плечу.
– Придёт день, когда Афганистан больше не будет нуждаться в тебе, но Аллах всемилостивый будет всегда нуждаться в таких воинах, как ты. Как заживает рана нашего юного друга?
Вопрос он адресовал низенькому врачу.
– Посмотрим, – проговорил тот, поднимая бинты.
Рана была чистая, лиловая по краям, но уже стянутая шестью швами. Заражение Измату не грозило. Низенький довольно кивнул.
– Через неделю будешь ходить, – сказал доктор Айман Аль‑Завахири, после чего вышел из палаты вместе с Усамой бен Ладеном.
Никто из них не удостоил и взглядом прикорнувшего в углу, с опущенной на колени головой мужчину.
Мартин поднялся и подошёл к кровати.
– Мне надо идти. Арабы позаботятся о тебе. Постараюсь найти твоего отца и попросить другого проводника. Да пребудет с тобой Аллах, друг мой.
– Будь осторожен, Ма‑ик, – ответил юноша. – Эти арабы, они не такие, как мы. Для них ты кафир, неверный. Они такие же, как тот имам в медресе. Ненавидят всех неверных.
– Тогда я буду признателен, если ты никому не скажешь, кто я такой, – сказал англичанин.
Измат Хан закрыл глаза. Он бы скорее умер под пытками, чем выдал нового друга. Так велит кодекс чести горца. Когда афганец открыл глаза, англиза в палате уже не было. Позднее он узнал, что тот добрался‑таки до Шах Масуда в Паншере. Больше они не встречались.
Проведя шесть месяцев в тылу советских частей в Афганистане, Майк Мартин вернулся домой через Пакистан – нерассекреченный и с пополненным пушту языковым багажом. Его наградили отпуском, восстановили в армии и – поскольку он всё ещё состоял в САС – снова отправили в Северную Ирландию. Но на этот раз всё было по‑другому.
Если ИРА кого‑то и боялась, то только САС, а потому убить – а ещё лучше взять живым, чтобы потом замучить пытками и все равно убить, – спецназовца было мечтой каждого бойца этой организации. Майк Мартин оказался в 14‑й разведывательной роте, известной как «Расчёт».
Занимались они тем, что вели визуальное наблюдение, отслеживали передвижение и организовывали прослушку разговоров. Смысл работы заключался в том, чтобы, оставаясь незамеченными, вызнавать, где киллеры ИРА нанесут следующий удар. Во исполнение этого иногда приходилось использовать нетрадиционные методы.
Агенты проникали в дома лидеров ИРА, разбирая черепицу на крыше, и нашпиговывали жилище «жучками» – от чердака до подвала. Микрофоны помещали даже в гробы умерших членов ИРА – было известно, что вожаки имеют привычку устраивать совещания, маскируя их под бдения у тела покойного. Камеры дальнего действия снимали шевелящиеся губы, а потом специалисты расшифровывали произносимые слова. Остронаправленные микрофоны записывали разговоры через закрытые окна. Узнав что‑то интересное, парни из «Расчёта» передавали информацию парням с крепкими кулаками.
Правила при задержании действовали строгие. Чтобы выстрелить в бойца ИРА, требовалось подождать, пока он выстрелит первым. И не куда‑то, а в тебя. Тех, кто бросал оружие, надлежало брать в плен. В общем, прежде чем спустить курок, спецназовец или десантник должен был дважды подумать, все ли инструкции соблюдены. Такова установленная политиками и юристами свежая британская традиция: враги Британии имеют гражданские права, а вот её солдаты – нет.
За восемнадцать месяцев в Ольстере капитан САС Мартин принял участие в нескольких ночных операциях.