– Да, тот второй гол им забили, как… – Спайсер в притворном отчаянии вскинул руки и снова посопел.
– Имя у твоего приятеля есть? – спросил Гленн Брэнсон.
– Не‑а. Знаете, даже смешно. Время от времени видимся с ним, вот уже много лет подряд, а как его зовут, я до сих пор не знаю. Мы с ним выпиваем после матчей, ну, болтаем о том о сем, и все.
– Почему? – спросил Ник Николл.
Спайсер пожал плечами.
Полицейские долго молчали.
Брэнсон снова полистал блокнот.
– Сюда ты обязан возвращаться в половине девятого вечера. Мне сказали, что вчера ты пришел без четверти девять, еле языком ворочал, а зрачки были расширены. Ты очень обрадовался, что тебя пустили. Ведь здесь наркота под запретом.
– Какая наркота? О чем вы говорите, сэр? – Спайсер снова шмыгнул носом.
– Как же, как же. А сегодня у тебя простуда, верно?
– Да. Наверное, в том и дело. Вы правы! Сильно простудился.
Брэнсон кивнул.
– Ты, наверное, до сих пор веришь в Санта‑Клауса?
Спайсер лукаво улыбнулся, не совсем понимая, куда клонит сыщик.
– В Санта‑Клауса? Да… Ну да, а что?
– Перед следующим Новым годом напиши ему письмо. Пусть подарит тебе носовой платок!
53
11 января, воскресенье
По воскресеньям Ра не выезжал на смену, потому что у него были другие заботы.
Это выражение он у кого‑то подслушал, и ему понравилось. «У меня другие заботы!» Приятно звучит. Иногда он любил произносить вслух отдельные слова или фразы, которые ласкали слух.
– Почему ты никогда не работаешь по воскресеньям? – спросил его недавно владелец такси.
– Потому что вечером в воскресенье у меня другие заботы, – с важным видом ответил Ра.
По воскресеньям у него в самом деле было чем заняться. Важные дела отнимали почти весь день – с раннего утра, когда он вставал, и до поздней ночи.
Сейчас как раз ночь.
Утром по воскресеньям он первым делом проверял, нет ли где протечек: внизу, под ватерлинией, и наверху. Потом он прибирался, наводил порядок. Во всем Шорэме у него был самый чистый плавучий дом. Потом он придирчиво мылся и чистился сам. Он был самым чистым и гладковыбритым таксистом во всем Брайтоне и Хоуве.
Когда владельцы «Тома Ньюбаунда» наконец вернутся из Индии, они – Ра не сомневался – будут им гордиться. Может быть, и дальше позволят ему жить с ними, если он вызовется мыть и чистить баржу каждое воскресенье.
Он очень на это надеялся. Ведь идти ему больше некуда.
Один сосед сказал Ра: его баржа такая чистая, что с палубы можно есть. Если захочется. Ра его не понял. Зачем есть с палубы? Если он поставит еду на палубу, мигом слетятся чайки и все расклюют. Потом придется убирать за ними крошки и грязь и снова драить палубу. Отмывать дочиста. Дурак этот сосед!
За долгие годы он понял: на дурацкие предложения лучше не реагировать. Зачем вообще разговаривать с идиотами? Приличные люди держат свои соображения при себе.
Каждый час он заваривал себе чай и пил его. А вечером ужинал – всегда одинаково: разогревал замороженную лазанью в микроволновке. Перед ужином он пересматривал свою коллекцию туалетных цепочек для спуска воды, которую собирал с детства. Коллекция хранится в трюме, в тайнике. На «Томе Ньюбаунде» Ра нашел несколько отличных тайников. В одном из них лежит и его коллекция туфель.
Ему нравилось не спеша раскладывать свои цепочки на полу в салоне. Сначала он их пересчитывал – убеждался, что ничего не украли. Потом осматривал каждый экспонат – нет ли где пятен ржавчины. Потом чистил их, с любовью натирал полиролью для металла каждое звенышко.
Убрав цепочки на место, Ра подключался к Интернету. Изучал карты, проверял, какие в них внесли изменения. К такому открытию он пришел не сразу. Оказывается, карты изменяются, как и все остальное. На них нельзя полагаться. Ни на что нельзя полагаться. Прошлое – зыбучий песок. Ты что‑то прочел, сохранил в голове, а оно р‑раз – и меняется. Если ты что‑то когда‑то выучил, надо обязательно проверять, потому что и факты, и знания тоже меняются. Вот и с картами так. Если полагаться только на карты, хорошим таксистом не станешь. Надо все время быть в курсе, даже в мелочах!
То же самое и с новой техникой.
То, что ты знал пять, десять и пятнадцать лет назад, не обязательно сгодится сегодня. Меняется технология. Здесь, на барже, у него в шкафчике много схем охранной сигнализации. Ему нравилось их разбирать. Нравилось находить недостатки в системе. Давным‑давно он понял: во всем, что создано руками человека, можно найти недостаток. Ра коллекционировал и недостатки – в голове. Информация – это знание, а знание – сила!
Сила и власть над теми людьми, которые считают его никудышным. Которые презирают его и смеются над ним. Иногда он сразу понимал, что пассажиры в такси смеются над ним. Он видел их лица в зеркальце. Они сидели на заднем сиденье, ухмылялись и перешептывались. Говорили о нем. Думали, у него не все дома. Считали его дурачком… Да, дурачком!
Да уж!
Совсем как его мать.
Она совершила ту же ошибку. Считала его дураком. Мать не знала, что иногда, днем или по ночам, когда она была дома, он следил за ней. Она понятия не имела, что он провертел дырочку в потолке ее спальни. Бывало, он тихо лежал на чердаке над ее спальней и наблюдал, как она делает мужчине больно своими туфлями. Он видел, как она трахает голых мужчин в зад своими высоченными шпильками.
Иногда она запирала Ра в его комнате, приносила ему еду и ведро и на всю ночь бросала его одного. Щелкал замок, а потом она цокала каблуками. Цокот постепенно стихал вдали.
Мать так и не узнала, что он хорошо разбирается в замках. Что прочел и запомнил все специализированные журналы и все инструкции, какие смог заполучить в справочной библиотеке. Он знал почти все, что нужно знать о скучных цилиндрических, кулачковых, рычажных замках. Ра думал: нет на свете такого замка или охранной сигнализации, с которыми он бы не справился. Нет, он не пробовал сладить со всеми. Он понимал, что на это уйдет очень много времени.
Когда она уходила и оставляла его одного, а цоканье каблуков затихало вдали, он отпирал замок на двери своей спальни и шел к ней в комнату. Ему нравилось лежать голым на ее кровати, вдыхать пряный, терпкий запах духов «Шалимар» и ее сигарет, держать в левой руке ее туфлю, свободную от нее, а правой рукой ублажать себя.
Вот и сейчас он так же заканчивал воскресные вечера.
Но сегодня все даже лучше, чем всегда! У него есть газетные статьи про Туфельщика. Он читал и перечитывал их, и не только «Аргус», но и другие газеты. Воскресные газеты. Туфельщик насиловал женщин и забирал у них туфли.
Да уж!
Переборки своей каюты на барже он обрызгал «Шалимаром», понемногу в каждый угол и побольше – на потолок, прямо над головой, чтобы крошечные, невидимые капельки духов окружали его со всех сторон.
От возбуждения его начинало трясти. Он весь покрывался испариной. Аромат пробуждал в нем столько воспоминаний! Потом он закуривал сигарету «Данхилл интернешнл» и глубоко вдыхал сладкий дым, задерживая его на несколько секунд в легких. Под конец он выпускал дым через нос – как мать.
Теперь у него пахло как в ее комнате. Да уж!
Между затяжками, все больше возбуждаясь, он начал расстегивать брюки. Потом, устроившись на койке, начал ласкать себя, шепча:
– О, мамочка! О, мамочка! О да, мамочка, я такой плохой мальчик!
И все время думал о том, что только что совершил по‑настоящему плохой поступок.