– Сирены, мигалки, крики, весь переполох. Это разбудит даже самого рьяного гуляку, – убежденно заявил Хафнер.
– А почему та дверь так легко открывается? – У Тойера заболела голова, и он знал по опыту, что боль будет только усиливаться, медленно превращая весь мир в ад.
– Новая система, – Кольманн пожал плечами. – По иронии судьбы тоже из Америки. В случае опасности смотритель направляет на замок пульт, который носит на запястье как часы, и дверь отпирается либо запирается. Теоретически это, конечно, лучше, чем тяжелая связка ключей. Но на практике засов часто застревает, и дверь очень легко открывается, если ее потрясти. Вероятно, Богумил хотел ударить вторгшегося на его территорию парня ради острастки…
Из‑за угла появился толстяк Зенф.
– Я двадцать минут жду вас на турбазе! – воскликнул он. – Решил, что вы захотите взглянуть на одноклассников парня. Накануне он был тут со своей группой. А вообще, они должны были провести у нас в городе еще неделю, но теперь хотят вернуться домой завтра или даже сегодня. Анатолий Шмидт – так звали парнишку. – Голос Зенфа, обычно не упускавшего случая отмочить дерзкую шутку, звучал серьезно. – Отца нет, только мать, еще двое младших ребятишек.
Наконец Тойер повернулся к обезьяне спиной, резко, словно желая хоть этим отомстить за убитого подростка.
– Замечательно, Зенф, но я приехал лишь несколько минут назад, поэтому к тебе пока не успел. Не могу ведь я раздвоиться, да еще в моем возрасте! Мне нужны те америкосы.
– Не нужны они нам! – возразил Хафнер; он отыскал в одном из карманов другую пачку сигарет и успокоился. – Ту крутую акцию, как уже сказано, парни провернули предыдущей ночью, а на эту ночь у них имеется железное алиби – они лишь час назад вернулись из Мангейма. Свидетельские показания мы, естественно, перепроверим.
– Вчера мы не заметили дыру в ограде, – сказал Кольманн. – Сломанный замок – да, обнаружили, но сотрудники его не починили, и меня, к сожалению, не поставили в известность. Причем я не уверен, что стал бы предпринимать что‑либо, ведь Богумил мог выйти из павильона только на свою лужайку, больше никуда.
– Раз есть дыра в заборе, должны сохраниться и следы ног, – упорствовал Тойер.
Зенф беспомощно воздел руки над головой.
– Мальчишку обнаружил один из смотрителей и поднял такой шум, что… И после этого такое началось… Хафнер ведь рассказывал. Первое, что нам пришлось делать, – выгонять отсюда половину турбазы…
– Через дыру в заборе? – простонал Тойер.
– Нет, конечно, но через нее они все приперлись сюда, кто‑то о ней знал, вероятно, один из тех америкосов. Несколько десятков зевак, среди них даже бельгийский священник…
Дальше Тойер не слушал.
Иногда ему нравилась его профессия – когда в конце концов кусочки мозаики – пазлов – попадали на свои места и складывалась логичная и цельная картина. На этот же раз, казалось, слепой от ярости игрок еще в самом начале так составил пазлы, что получилась лишь бурая поверхность, навсегда похоронившая под собой истину.
Умеют ли обезьяны складывать пазлы?
Как‑то раз он прочел в популярной книге по статистике: если за пишущую машинку посадить бессмертного шимпанзе и заставить его печатать целую вечность, то когда‑нибудь обязательно появится Новый Завет, без единой ошибки и без единой пропущенной запятой. И наоборот – то, что огромный самец гориллы нанес в испуге удар, вполне возможно… Кто это рассказывает? А, Зенф…
– Как утверждают одноклассники, он был помешан на животных, а с людьми не ладил, держался особняком… Ему было четырнадцать, возможно, он нарочно придумал такой дикий способ уйти из жизни… – Толстяк печально покачал головой.
– Вероятно, это не преступление. – Лейдиг вздохнул. – Но все ужасно грустно. Суицид ли это или гибельная романтика… я о том, что его тянуло к зверю… красивая зимняя ночь, звезды, мироздание… – Тут он покраснел.
– Класс не уедет из Гейдельберга ни сегодня, ни завтра, – решительно заявил Тойер. – Я хочу побеседовать со всеми у нас в Центре; для утешения вызовите пару психологов. Комнату парня на турбазе нужно осмотреть, может, чего и нароем. – Он чувствовал: просто не может быть все так легко и просто… Лишнее «просто»…
Они уже второй день разбирались в показаниях школьников, от истерических до псевдокрутых. При этом им постоянно сообщали, что разгневанные родители звонят из Эккернфёрде, что уже поступают жалобы в высшие инстанции: дети испуганы, их нужно успокоить, а не допрашивать. И ведь верно, в сущности! И что хватит постоянно говорить про Киль. Их группа прибыла из Эккернфёрде, следующей бухты к северу от Килерфёрде; надо почаще заглядывать в атлас, или у них там, в центре страны, его нет?
Тойер выбросил свой при переезде, и ему пришлось воспользоваться школьным атласом Бабетты. Город находился почти на датской границе, во всяком случае, так это выглядело на мелкомасштабной карте Германии. Нашел он и Эре, остров, где в прошлом году Ильдирим и Бабетта пережили страшную ночь.
Сыщик не был суеверным, но его все же смутило, что север во второй раз стал предметом его профессиональной активности.
Изнурительной активности, ведь они с Ильдирим больше не имели права работать вместе. От прокуратуры над следствием надзирал карьерист Момзен и ничего не желал слышать о криминальной версии.
– Разумеется, вы, господин Тойер, должны расследовать это дело, – гундосил он в телефон, – но потом закрыть его. В конце концов, ведь перед нами бесспорный несчастный случай.
– Именно это я и намерен выяснить.
– Да, прекрасно. Тогда жду от вас в скором времени отчета. До свидания.
От них уже многое ускользнуло: с турбазы уехали некоторые группы и отдельные постояльцы, прежде чем их успели опросить. На яростный звонок Тойера управляющая возразила, что ей требовалось освободить место для новых приезжих.
Сыщикам пришлось помучиться, обмениваясь корреспонденцией с разными зарубежными учреждениями или – что хуже – объясняясь по телефону на подзабытом школьном английском.
Двое французов алжирского происхождения, как выяснилось, уже имели судимость за сбыт наркотиков и – ага! – на самом деле были поставщиками тех американских парней. А те, в свою очередь, оказались набожными христианами и попросили для себя строгого наказания. Деньги на ремонт забора выделил преподобный Шаффер из Техаса, возмущенный поведением своего отпрыска, Дейва Шаффера III.
Но в остальном французы и американцы находились вне рамок расследования, поскольку первые в ту злосчастную ночь надолго застряли в борделе, а заокеанские оболтусы были в Мангейме в православном храме – на Рождественской всенощной. Парень, лазивший в обезьянник, Джеймс Гагарин, хотел познакомить приятелей со своими фамильными корнями; нет, к счастью, он не состоял в родстве с космонавтом, ведь тот был коммунистом.
Трудней всего проходили поиски итальянского туриста, поскольку доктор Дзерби, которого гейдельбергская полиция обычно использовала в качестве переводчика, только что прошел сквозь кровавую бракоразводную драму и крайне неохотно согласился помочь. В итоге итальянские коллеги что‑то недопоняли и арестовали бедного господина Бенедетто в два часа ночи. Вскоре поступило новое сообщение: он отпущен, так как его алиби подтвердил сосед по номеру, норвежец. Тот объявился быстро и констатировал, что Бенедетто ужасно храпел, и поэтому он может дать гарантию, что итальянец всю ночь никуда не отлучался.