Когда они вышли, небо нахмурилось, и темные облака заклубились над ледяным кратером озера, который сразу обрел жутковатый вид. Ветер неистово завертел снежные хлопья. Пейзаж вдруг стал соответствовать совершенному преступлению: в нем проступило что-то хаотичное, темное и леденящее душу. Завывания ветра вполне могли заглушить отчаянное ржание умирающего коня.
- Надо спешить! - прокричала Циглер. - Погода портится.
Ветер трепал ей волосы, и белокурые пряди в беспорядке выбивались из прически.
4
- Мадемуазель Берг, не стану от вас скрывать, я не понимаю, почему доктор Варнье так настаивает на том, чтобы вы у нас работали. Я имею в виду клиническую и генетическую психологию, теории Фрейда - в общем, всю эту… муру. Лично я предпочитаю англосаксонскую методику.
Доктор Франсис Ксавье восседал за большим письменным столом. Это был маленький холеный человечек, еще не старый, в белом халате, с ярким галстуком в цветочек, с крашеными волосами и в экстравагантных красных очках. Говорил он с легким квебекским акцентом.
Диана стыдливо перевела глаза на "Руководство по умственным расстройствам", опубликованное Американской ассоциацией психиатров. Кроме него, на столе не лежало ни единой книги. Она чуть нахмурила брови. Оборот, который принимал разговор, ей не нравился, но Диана выжидала, пока маленький человечек выложит все карты.
- Прошу меня понять, я психиатр. Как бы это точнее выразиться?.. Я не желаю вас обидеть, но не вижу, какой интерес вы можете представлять для нашего учреждения.
- Я… я приехала сюда с целью углубления подготовки, доктор Ксавье. Доктор Варнье должен был вам сказать. И потом, ваш предшественник пригласил ассистента еще до своего ухода и дал согласие на мое отсутствие… простите, присутствие здесь. Меня пригласили в это учреждение после окончания Женевского университета. Если вы против моего приезда, то можете уведомить об этом…
- С целью углубления подготовки? - Ксавье поджал губы. - Да вы понимаете, где находитесь? На факультете? Убийцы, которые подстерегают вас в здешних коридорах, намного страшнее, чем ваши самые жуткие ночные кошмары, мадемуазель Берг. Они - наша Немезида, кара за убийство Бога во имя строительства общества, где зло стало нормой.
Последняя фраза показалась Диане напыщенной, как, впрочем, и все в докторе Ксавье. Но тон, которым он произнес эти слова - смесь страха и сладострастия, - заставил ее содрогнуться. Она почувствовала, как волосы встали дыбом на затылке. Ксавье их боится. Они бродят по ночам, когда он спит, а может, доктор слышит, как убийцы орут возле его комнаты.
Она разглядывала неестественный цвет крашеных волос Ксавье и вспоминала Густава Ашенбаха из "Смерти в Венеции" Томаса Манна. Тот тоже красил волосы, брови и усы, чтобы понравиться юноше, которого встретил на пляже, и обмануть приближающуюся смерть. Он не отдавал себе отчета, насколько безнадежна его патетическая затея.
- У меня есть опыт в судебной психиатрии. За три года я работала более чем со ста преступниками, совершившими свои злодеяния на сексуальной почве.
- Сколько из них были убийцами?
- Один.
Ответом ей была холодная короткая улыбка. Ксавье склонился над ее досье.
- Диплом психолога, еще один, Высшей школы клинической психологии Женевского университета, - читал он, и красные очки сползали на кончик носа.
- Я четыре года работала в частном кабинете психиатрии и судебной психологии. Видные специалисты поручали мне экспертизы в гражданских и уголовных делах. Все это записано в моем резюме.
- Стаж работы в пенитенциарных учреждениях?
- Медицинская служба тюрьмы Шан-Долон, судебная экспертиза. Я отвечала за виновных в преступлениях, совершенных на сексуальной почве.
- Международная академия права и психического здоровья, Женевская ассоциация психологов-психотерапевтов, Швейцарское общество судебной психологии… Ну-ну, хорошо… - Он снова перевел глаза на Диану, и у нее возникло неприятное ощущение, что она стоит перед судом присяжных. - Тут дело вот в чем. У вас совершенно нет опыта, необходимого для работы с такими пациентами, как наши. Вы молоды, вам еще многому надо научиться. Вы, сами того не желая, разумеется, по неопытности способны разрушить то, что нам с таким трудом удалось отладить. Это может привести к лишним страданиям наших клиентов.
- Что вы хотите сказать?
- Весьма сожалею, но я не хотел бы, чтобы вы занимались теми семью наиболее опасными пациентами, которые содержатся у нас в секторе А. Я не нуждаюсь в ассистенте, у меня есть заместитель: старшая медицинская сестра.
Она так долго молчала, что у него поползла наверх бровь, а когда заговорила, голос ее звучал спокойно и твердо.
- Доктор Ксавье, я приехала сюда именно для работы с этими пациентами. Доктор Варнье должен был вас уведомить. В ваших документах содержится корреспонденция, которой мы обменивались. Условия нашего соглашения предельно ясны. Доктор Варнье разрешил мне не только ознакомиться с пациентами сектора А, но и составить в результате бесед с ними рапорт психологической экспертизы. В особенности это касается пациента по имени Юлиан Гиртман.
Диана увидела, как Ксавье помрачнел, улыбка исчезла с его лица, а потом он сказал:
- Мадемуазель Берг, этим учреждением в настоящий момент заведую я, а не доктор Варнье.
- В таком случае мне здесь делать нечего. Мне остается только сообщить о вашем решении в вышестоящую организацию, прежде всего - в Женевский университет и доктору Шпицнеру. Я приехала издалека, доктор Ксавье. Вам следовало бы предупредить меня заранее. - Она поднялась.
- Мадемуазель Берг, подождите! - воскликнул Ксавье, вскакивая и протягивая руки, словно хотел что-то от себя отодвинуть. - Не будем горячиться! Сядьте! Садитесь, прошу вас! Поймите меня правильно. Я ничего против вас не имею, уверен, что у вас благие намерения. Кто знает, может быть, с определенной точки зрения… ваш, так сказать, междисциплинарный вклад сможет благоприятствовать пониманию этих монстров. Ну да, почему бы и нет? Единственное, о чем я вас прошу, это не вступать с ними в контакт без острой необходимости и строго соблюдать внутренний распорядок. Спокойствие в этом месте находится в весьма шатком равновесии. И хотя здесь меры безопасности вдесятеро превышают те, что приняты в любой психиатрической клинике, малейшее нарушение порядка может иметь неисчислимые последствия.
Франсис Ксавье вышел из-за стола. Он был еще меньше ростом, чем показался сначала. В Диане было метр шестьдесят семь, а Ксавье едва дотягивал до нее, даже стоя на каблуках. Безупречной белизны халат свободно болтался на нем.
- Пойдемте, я вам все покажу.
Он открыл встроенный шкаф. На вешалках стройным рядком висели белые халаты. Ксавье снял один и протянул Диане. На нее пахнуло затхлостью и дезинфекцией.
- Это действительно страшные люди, - мягко сказал он, глядя ей прямо в глаза. - Забудьте о том, кто они и что совершили. Сосредоточьтесь только на работе.
Она вспомнила, что Варнье по телефону говорил ей то же самое, почти слово в слово.
- Мне уже приходилось сталкиваться с социопатами, - возразила Диана, и на этот раз в ее голосе не было прежней уверенности.
- Но не с такими, мадемуазель. - Сквозь красные очки на миг сверкнул странный взгляд. - Не с такими.
Белые стены, такой же пол и неоновый свет… Как и у большинства жителей Запада, у Дианы этот цвет ассоциировался с невинностью, искренностью, непорочностью. Тем не менее внутри этой белизны обитали чудовищные убийцы.
- Вначале белый цвет был символом смерти и траура, - сказал Ксавье, словно прочтя ее мысли. - На Востоке это до сих пор так. Белый - цвет высшего значения, как и черный. Кроме того, он связан с ритуалами перехода. Как для вас в настоящий момент, правда? Я здесь всего несколько месяцев и не выбирал эту окраску.
Стальные решетки открывались перед ними, чтобы сразу захлопнуться за спинами, в массивных стенах щелкали электронные замки. Впереди маячил низенький силуэт Ксавье.
- Где мы находимся? - спросила Диана, подсчитывая про себя камеры слежения, двери и выходы.
- Переходим из административного корпуса непосредственно в здание психиатрической клиники. Это закрытая территория с первым уровнем защиты.
Диана следила, как он вставил магнитную карту в черную коробочку на стене. Считав карту, аппарат вытолкнул ее назад. Решетка открылась, и они оказались в комнате, застекленной с другой стороны. Внутри перед экранами телевизионного слежения сидели двое охранников в оранжевых комбинезонах.
- На сегодняшний день у нас восемьдесят восемь пациентов, которые считаются опасными и способными на агрессию. Они поступают к нам из тюремных больниц и других психиатрических учреждений Франции, а также Германии, Швейцарии, Испании… У этих людей психические расстройства отягощены склонностью к насилию и совершению преступлений. Как правило, это пациенты психиатрических клиник, проявляющие чрезмерную агрессивность, и заключенные с тяжкими психозами, которых не могут содержать в тюрьмах. Бывают и убийцы, признанные невменяемыми на судебных процессах. Наши пациенты требуют высокой квалификации персонала и такого размещения, которое обеспечивало бы безопасность больных и тех, кто их посещает. Сейчас мы находимся в павильоне С. У нас три уровня безопасности: слабый, умеренный и сильный. Это зона слабого уровня.
Диана морщилась всякий раз, когда Ксавье заговаривал о пациентах.
- Институт Варнье проявляет уникальное мастерство в обращении с агрессивными, опасными и буйными пациентами. Наша практика базируется на самых новых и прогрессивных стандартах. Сначала мы проводим психиатрическую и криминологическую оценку, непременно включающую в себя фантазмографический и плетизмографический анализы.
Диану передернуло. Плетизмографический анализ состоял в измерении реакции пациента на сильные звуковые и зрительные раздражители, согласно разным сценариям и при участии тех или иных ассистентов. Больному могли, к примеру, показать обнаженную женщину или ребенка.
- Вы применяете аверсивные воздействия к тем, у кого выявляются отклонения в результате плетизмографической экспертизы?
- Конечно.
- Аверсивная плетизмография вызывает множество сомнений.
- Здесь она применяется, - жестко ответил Ксавье.
Она почувствовала, как он напрягся. Всякий раз, когда речь заходила об аверсивных методах воздействия, Диана вспоминала "Заводной апельсин". Аверсивный метод заключается в том, что фантазм, свидетельствующий о психическом отклонении - запись на DVD сцен насилия, обнаженных детей и т. д., - соединяется с сильным отрицательным, часто болезненным воздействием: электрошоком, резким вдохом паров нашатырного спирта. В результате реакция пациента меняется на противоположную. Систематическое применение данного метода способно надолго изменить его поведение. В какой-то мере это выработка условного рефлекса по Павлову. Такой метод применяется к насильникам и педофилам во многих странах, в частности в Канаде.
Ксавье нажимал и отпускал кнопку авторучки, торчащей у него из нагрудного кармана.
- Я знаю, что многие французские специалисты скептически настроены по отношению к поведенческой терапии. Она практикуется в англосаксонских странах и в Институте Пинеля в Монреале, откуда я приехал. Метод дает удивительные результаты. А вот ваши французские собратья с трудом признают столь эмпирическую методику, к тому же еще пришедшую из-за океана. Они упрекают ее в том, что она подвергает риску такие фундаментальные представления, как "бессознательное" и "сверх-Я", и в том, что она пускает в ход импульс там, где нужна стратегия торможения. - Его глаза из-под красных очков впились в Диану с высокомерной снисходительностью. - Многие в этой стране продолжают ратовать за подход, который больше рассчитывает на достижения психоанализа, на работу над перестройкой глубинных пластов личности. Это означает отрицание того, что полное отсутствие сознания вины и извращенность аффектов психопата обычно сводит на нет все усилия. У больных такого типа эффективен только один метод: дрессировка. - На этом слове его голос зажурчал как струйка ледяной воды. - Осознание пациентом ответственности за свое поведение достигается всеми доступными средствами, кнутом и пряником, в результате создается его обусловленное поведение. Мы также производим оценку потенциальной опасности преступника по запросу судебных или медицинских учреждений. Следует ли сажать его за дверь из небьющегося стекла?
- Разве все исследования указывают на достоверность таких оценок? - спросила Диана. - По данным некоторых из них, половина оценок ошибочна.
- Так говорят, - согласился Ксавье. - Но в наших случаях лучше переоценить, чем недооценить. Если есть сомнения, мы в своем отчете рекомендуем продлить содержание под стражей или пребывание в госпитале. Пусть это покажется вам самодовольством и вызовет улыбку, но наши оценки еще и отвечают глубоким потребностям общества, мадемуазель Берг. Суды просят нас разрешить за них вечную моральную проблему: какова уверенность в том, что меры, принятые к тому или иному опасному субъекту, отвечают необходимости, продиктованной безопасностью общества, и в то же время не ущемляют основных прав этой личности? На этот вопрос не может ответить никто. Известно, что суды считают психиатрическую экспертизу надежной. Тут ошибиться невозможно, это ясно. Но зато можно привести в движение судебный механизм, постоянно находящийся под угрозой затора, создав впечатление, что судьи - люди мудрые и их решения приняты со знанием дела. А это, надо сознаться, самая крупная ложь из тех, на которых основано наше демократическое общество.
Еще одна черная коробочка на стене, видимо, намного сложнее той, что была раньше. У нее небольшой экран с шестнадцатью кнопками для набора кода и еще одна, большая красная, на которую Ксавье надавил указательным пальцем.
- Конечно, такой дилеммы в отношении пациентов у нас нет. Степень их агрессивности более чем доказана. Перед нами второй уровень безопасности.
Справа Диана увидела маленький застекленный кабинет, в котором маячили все те же фигуры в оранжевом. К сожалению, Ксавье быстро прошел мимо, и она не успела их разглядеть. Диана была бы очень рада, если бы он представил ее остальному персоналу, но теперь убедилась в том, что доктор никогда этого не сделает. Охранники следили за ней глазами из-за стекла. Интересно, как они ее восприняли. Ксавье что-нибудь говорил о ней или нет? Хватило ли у него лукавства подготовить их соответствующим образом?
Она с тоской вспомнила студенческое общежитие, университетских друзей, свой кабинет на факультете… а потом подумала еще кое о ком. Кровь сразу бросилась ей в лицо, и она загнала образ Пьера Шпицнера как можно дальше в глубины памяти.
Сервас взглянул на себя в зеркало в неверном свете жужжащей неоновой лампы. Физиономия была очень бледная. Опираясь обеими руками на край раковины, он пытался успокоить дыхание, затем наклонился и плеснул себе в лицо холодной водой.
Ноги его не держали, возникло такое ощущение, что подметки накачали воздухом. На обратном пути их сильно потрепало в вертолете. Наверху погода и в самом деле испортилась, и капитану Циглер пришлось вцепиться в штурвал. Их кидало ветром из стороны в сторону, машина спускалась, качаясь, как спасательная шлюпка на поверхности разгулявшегося моря. Едва вертолет коснулся земли, как Сервас помчался в туалет: его тошнило.
Прислонившись к краю умывальника, он обернулся. На некоторых дверях красовались надписи, сделанные ручкой или фломастером. "ДА ЗДРАВСТВУЕТ ГОРНЫЙ КОРОЛЬ…" - обыкновенное фанфаронство! "СОФИЯ - ШЛЮХА" - далее следовал номер мобильника. "ДИРЕКТОР - ГНУСНЫЙ КРЕТИН". Эти слова могли навести на след. Затем шел рисунок, на котором вереница крошечных фигурок, похожих на работы американского художника Кейта Харинга, занималась содомским грехом на индийский манер.
Сервас вытащил из кармана маленький цифровой фотоаппарат, который Марго, его дочь, подарила ему на прошлый день рождения, подошел к двери и запечатлел фигурки одну за другой.
По длинному коридору он вышел в холл. На улице снова повалил снег.
- Ну что, полегчало? - Улыбка Ирен Циглер светилась искренним сочувствием.
- Да.
- Тогда пойдем допросим рабочих?
- Если это не причинит вам неудобства, я предпочел бы сделать это сам.
Красивое лицо капитана Циглер застыло. Издалека доносился голос Кати д’Юмьер, которая беседовала с журналистами: обрывки стереотипных фраз, обычный для технократов стиль.
- Взгляните на надписи на дверях туалета, и вы поймете, почему так, - сказал он. - В присутствии мужчины рабочие выдадут информацию, которую скроют от женщины, даже если и хотели сообщить.
- Прекрасно. Только не забудьте, что нас в этом расследовании двое, майор.
Когда он вошел, все пятеро встретили его взглядом, в котором были перемешаны тревога, усталость и гнев. Сервас вспомнил, что они с самого утра сидят в этой комнате. Видимо, еду и питье им приносили прямо сюда. На большом столе, за которым обычно происходили совещания, виднелись остатки пиццы и сэндвичей, стояли стаканы и полные окурков пепельницы. Лица рабочих заросли щетиной, и вид у всех был такой же хмурый, как у потерпевших кораблекрушение возле необитаемого острова. У всех, кроме повара, бородача с лысым черепом и множеством колец в мочках ушей.
- Здравствуйте, - сказал Сервас.
Никакого ответа. Однако все еле заметно выпрямились. По глазам было видно, что его манеры их удивили. Они ожидали увидеть майора криминальной полиции, а перед ними стоял тип с замашками учителя или журналиста, широкоплечий, в бархатной куртке и потертых джинсах. Не говоря ни слова, Сервас сдвинул в сторону жирную картонку из-под пиццы и стакан, где в остатках кофе плавали окурки, потом уселся на край стола, провел рукой по темным волосам и повернулся к ним.
Он разглядывал их в упор, одного за другим, задерживаясь на каждом секунд по десять. Все, кроме одного, опустили глаза.
- Кто увидел первым?
Человек, сидевший в углу, поднял руку. Поверх клетчатой рубашки у него был надет хлопчатобумажный спортивный свитер с надписью "Нью-Йоркский университет".
- Как ваше имя?
- Гюисманс.
- Рассказывайте. - Сервас вытащил из куртки блокнот.
Гюисманс вздохнул. За последние часы терпение этого человека подверглось тяжкому испытанию, да его и вообще нельзя было назвать терпеливым. Он уже излагал свою историю с полдюжины раз, и повествование обрело некую механистичность.
- Вы спустились вниз, не сойдя с платформы фуникулера. Почему?