— Мне бы хотелось покончить со всем этим…
— С чем «этим»?
— Иди сюда.
Она хватает меня за член, крепко его сжимает и водит им, без презерватива, по своим влажным гениталиям.
— Чувствуешь? Это реальность?
— Вопреки всему я вынужден с тобой согласиться, — говорю я, вонзаясь в нее со всего размаху — так, как ей это нравится. — Но, зайка, у меня такое ощущение, что кто-то затеял крупный розыгрыш.
— Солнышко, трахай меня сильней, — хрипит Элисон. — И задери рубашку: я хочу видеть твое тело.
Уже после, медленно направляясь к выходу через пустынный ресторан, я хватаю недопитый «Greyhound» co стола и полощу им рот перед тем, как выплюнуть его обратно в коктейльный стакан. Пока я вытираю губы рукавом пиджака, Элисон, уже ублаготворенная, поворачивается ко мне и сообщает:
— За мной весь день следили.
Я резко останавливаюсь:
— Что?
— А то, что за мной весь день следили.
Закурив сигарету, она отправляется дальше, лавируя между официантов, которые накрывают столы к вечеру.
— Элисон, ты что, хочешь мне сказать, что эти гориллы ждут снаружи прямо сейчас? — Я ударяю кулаком по столу. — О черт, Элисон!
Она поворачивается ко мне.
— Я скинула их с хвоста в одной из кофеен Starbucks час назад. — Элисон выпускает дым и предлагает мне «Мальборо». — Я даже не представляю себе, до какой степени надо быть кретином, чтобы упустить человека в Starbucks.
— В Starbucks иногда бывает полным-полно народу, зайка, — говорю я, все еще ошеломленный, но уже слегка успокоившийся, и беру предложенную сигарету.
— Они меня не очень беспокоят, — говорит Элисон пренебрежительно.
— Я полагаю, что занятия сексом в туалете «Indochine» позволят тебе сделать существенный перерыв, зайка.
— Я хотела бы отпраздновать то, что наши тревоги по поводу небезызвестной фотографии можно считать завершенными.
— Я говорил с Бадди, — сообщаю я. — Я в курсе.
— Какой ужасный секрет ты вытянул на свет божий? — с восхищением спрашивает она. — Подтвердил, что Хлое сидела на игле?
— Тебе лучше об этом не знать.
Она обдумывает услышанное.
— Ты прав. Лучше не надо.
— Это ты заставила Дамьена купить новый 600-й?
— На самом деле он взял его в лизинг, — роняет Элисон, — засранец.
— Дамьен не засранец.
— Я говорила не про него, но его тем не менее это тоже касается.
— Слушай, расскажи мне, что тебе известно про Бакстера Пристли?
— У него восхитительные скулы. — Элисон пожимает плечами. — Играет в группе, которая называется «Эй, это мой ботинок». Он модель дефис актер. В отличие от тебя, который модель дефис неудачник.
— Он у нас, часом, не педик или что-нибудь в этом роде?
— На мой взгляд, Бакстер потерял голову от любви к Хлое Бирнс, — говорит она, радостно вглядываясь в мое лицо в ожидании реакции, затем, подумав о чем-то, она пожимает плечами. — Мог бы подвернуться и кто-нибудь похуже.
— Блин, Элисон!
Элисон, довольная, смеется.
— Будь бдителен, Виктор!
— Что ты имеешь в виду? — говорю я, потягиваясь.
— Как это ты всегда говоришь? — переспрашивает она. — Чем лучше выглядишь, тем больше видишь? Я правильно сказала?
— Не хочешь ли ты сказать, что Бакстер и Хлое — эээ, как это ты выражаешься? — спрашиваю я, по-прежнему потягиваясь. — Чпокаются?
— А тебя-то это почему беспокоит? — Она передает мне сигарету назад. — И что вообще ты нашел в этой бедной девочке, не считая потрясающих воображение умственных способностей?
— Как там у Лорен Хайнд дела? — спрашиваю я непринужденно.
Элисон заметно напрягается, выдергивает сигарету из моего рта, докуривает ее и вновь начинает двигаться к выходу.
— Какие у нее могут быть дела? Две роли в фильмах Атома Эгояна, две — у Хэла Хартли, одна — в последней картине Тодда Хайнса. Ах да — и маленькая роль в новом фильме Вуди Аллена. Вот и все дела. А что?
— Ни фига себе! — изумленно восклицаю я.
— Вы с ней настолько в разных весовых категориях, Виктор, что это даже смешно.
Элисон берет свои пальто и сумочку, которые лежат на табуретке у бара.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я хочу сказать, что тебе не стоит даже и пытаться обратить ее внимание на себя, — говорит Элисон. — Все равно ничего не выйдет.
— Да я так, просто интересуюсь, зайка, — пожимаю я плечами.
— У нее, судя по всему, эта самая болезнь, при которой на себе волосы выдирают. Впрочем, симптомы полностью исчезли после лечения прозаком. По крайней мере так говорят.
— Короче говоря, ты утверждаешь, в сущности, что мы попали в мышеловку, дверца захлопнулась, и уклониться невозможно? Так? — спрашиваю я.
— Ну, это ведь ты у нас пытаешься уклониться, — говорит она и целует меня в нос.
— Элисон, я знаю, что это
и все такое, а в зале уже собрались режиссер, ассистент режиссера, осветитель, оператор, электрик, еще два ассистента, Скотт Бенуа, сестра Джейсона Ворхиса, Джерлинда Костифф, режиссер спецэффектов, еще один оператор со «Стедикамом», и все они стоят молча вокруг большого белого яйца, и повсюду вьются видеокамеры, документируя процесс съемки рекламного ролика, а фотографы делают снимки съемочной группы.
Хлое сидит отдельно от всех в большой кабинке у задней стены зала. Толпа гримеров с гелями и кисточками в руках вьется вокруг нее, а на ней — бриджи с нашитой хрустальной бижутерией, мини-платье с легкомысленной юбочкой, и она выглядит неестественно счастливой в этой сумеречной зоне, но, поймав мой взгляд, она беспомощно передергивает плечиками. Некто по имени, кажется, Дарио, который одно время встречался с Николь Миллер, в темных очках и шляпе из кокосовой соломки от братьев Брукс с полосатой лентой и складным верхом и в сандалиях, лежит по соседству на татами, а на бицепсе у него татуировка с надписью «Mighty Morphin Power Rangers». С телефона в баре я проверяю свой автоответчик: Бальтазар Гетти, чек на оплату занятий у моего инструктора по тай-чи не принят банком, Элейн Ирвин, пиар-агент из моего гимнастического зала, Вэл Килмер, Риз Уитерспун. Кто-то подает мне кофе с молоком, а я зависаю с моделью по имени Андре и выкуриваю с ним слишком туго набитый косяк возле длинного закусочного стола, на котором расставлен весьма шикарный ассортимент суши и корзиночки с мороженым от Kenny Scharf, но Андре все это нельзя, потому что жизнь его сводится к питьевой воде, грилеванной рыбе и всем видам спорта, на которые у него только хватает сил, так что он выглядит весьма молодо, при этом как-то по гранжевому изможденно, но это ему дико идет.
— Я хочу, чтобы люди улыбались чуть-чуть почаще, — говорит Андре, — к тому же меня очень беспокоит планетарный экологический кризис.
— Это дико круто, — говорю я, глядя на тонкие пластинки светло-голубого льда, которые покрывают всю стену, а также отдельные участки бара и зеркало за баром. Мимо проходит кто-то, одетый в парку.
— А еще мне хочется открыть ресторан в форме гигантского скарабея.
Мы оба стоим и глядим на яйцо, а затем я покидаю Андре, бросая ему через плечо:
— Что-то в моем кофе слишком много пенки, парень.
Гримеры закончили, они оставили Хлое в одиночестве, так что я подхожу туда, где она стоит и рассматривает всех нас в гигантском переносном зеркале, которое установлено посреди стола. Повсюду вокруг нее разбросаны журналы, некоторые — с лицом Хлое на обложке.
— С чего это вдруг очки? — спрашивает она.
— Риф утверждает, что в этом сезоне модно выглядеть как интеллектуал.
В зале так холодно, что наше дыхание замерзает на лету, превращаясь в клубы пара.
— Если кто-нибудь скажет тебе, что ты должен съедать в день пластилина столько же, сколько весишь, ты это тоже будешь делать? — спрашивает она спокойно.
— Я верчусь на месте, я прыгаю, зайка.
— Виктор, я очень рада, раз ты так хорошо разбираешься, что в этой жизни важно, а что — нет.
— Спасибо, детка.
Я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в шею, но она уклоняется и шепчет что-то по поводу нанесенного грима, который я могу размазать, поэтому губы мои утыкаются в ее макушку.